Старое поместье Батлера - Айлин Лин. Страница 12
Кирпичный особняк с широкими оконными проёмами, застеклёнными только на первом этаже. Вообще заметила, что так делали все аристократы и богатые купцы: стёкла были только в окнах первого этажа. Вся территория огорожена каменным забором высотой с полтора моих роста. Мощёная дорожка вела от ворот к дому, а по бокам густо росли кустарники и деревья, всё ухоженное, кусты аккуратно подстрижены.
– Пройдёмте в дом? Обед уже готов, – пригласили нас внутрь.
Внутреннее убранство этого дома разительно отличалось от бьющего в глаза богатства особняка Роберта Нокстэда.
Здесь было уютно. Начиная от входной группы в виде вместительно холла на первом этаже, заканчивая комнатой, в которую меня заселили. Домик обставляли с любовью, каждая вещица, даже статуэтка на каминной полке в форме танцовщицы, созданной из костяного фарфора, имела собственную историю, и мне бы хотелось её узнать.
– Видна рука тётушки Мэй, – словно прочитала мои мысли мама. – Как ты себя чувствуешь?
Я прислушалась к себе и почувствовала… голод. Страшно хотелось есть, хотя вроде бы и завтрак был весьма сытным и дорога до Розери совсем недолгая.
– Мне бы перекусить. А в целом рёбра почти не беспокоят, рана на затылке едва-едва саднит, но терпимо.
– Если хочется есть, значит, дела идут хорошо, – улыбнулась мама, но я видела притаившуюся грусть в её голубых глазах.
Наша жизнь в загородном доме бабушки текла размеренно и спокойно. Установилось даже некое расписание, и в течение дня мы успевали многое обсудить, строили планы на будущее. Мама умела прекрасно вышивать, я даже заикнулась, что её работы можно выставить на продажу. Она посмеялась, сказав, что таким рукоделием никого не удивить, потому что каждая порядочная женщина умела ровно то же, что и она.
– У других не видела, но от твоих работ я в невероятном восхищении, у тебя тонкий вкус, а таким навряд ли обладает каждая первая, – честно высказалась я. Мои слова явно пришлись по сердцу Мэделин: нежные щёки чуть порозовели, и женщина довольно улыбнулась.
Я ещё раз задумчиво посмотрела на вышитые розы на куске шёлковой ткани, которую нам дала Жюльетта и спросила:
– Мама, а ты умеешь рисовать?
– Почему спрашиваешь? – вопрос явно удивил женщину. – Когда-то мне давали уроки живописи, вроде неплохо получалось, – всё же ответила она на мой требовательный взгляд.
– Сможешь нарисовать меня? – допытывалась я.
– Хмм, нужно попробовать, – взор голубых глаз стал оценивающим.
– Рисовать придётся на ткани. Угольком и очень тонко, аккуратно. А потом ты нитями "раскрасишь"получившееся изображение.
– Ты имеешь в виду что-то наподобие гобеленов? – уточнила мама, откладывая иглу в сторону.
– Только не какую-то сцену, а именно портрет. А ещё… Мама, я не помню, скажи, пожалуйста, в нашей империи есть цветное стекло?
– Да, но оно жутко дорогое.
– А мастера, это стекло создающие, живут в Ирлэнде?
– Этого я не знаю, в Бирменгеме они точно есть, но, повторюсь, их услуги нам не по карману.
– Это хорошо, что они вообще есть в нашей Империи, а не где-нибудь за морем, – я прикусила нижнюю губу размышляя. Вышивка бисером для богатых клиентов. Полотно будет сверкать и переливаться не хуже драгоценных камней. И стоить не меньше. Если предложить стеклодуву договор, где я ему расскажу технологию создания бисера, то дело может выгореть, и платить никому не придётся. В своё время я увлекалась бисероплетением, много информации перелопатила, вот теперь все эти знания и пригодятся. Эх, кабы знать, где упадёшь, то соломинки бы подстелила.
– Дочка, что ты задумала? – Мэделин всё это время не отрываясь следила за выражением моего лица.
– О, мама, дай время, есть мысль, но ей нужно сформироваться во что-то более конкретное, – не стала сразу отвечать я, поскольку сама до конца не была уверена в успехе этой затеи.
– Хорошо, – выдохнула леди, снова сосредотачиваясь на рукоделии.
День за днём я чувствовала себя всё лучше: организм на хорошем питании и свежем воздухе очень быстро шёл на поправку.
Через две недели спокойной жизни, перед сном мама вдруг спросила:
– Грейс, как ты себя чувствуешь? Готова продолжить путешествие?
Я прислушалась к себе, потрогала затылок, повертела шеей, даже сжала рёбра.
– Всё хорошо, ничего не болит, – кивнула я. – Уверена, что выдержу дорогу, какой бы длинной она ни была.
– Ох, милая моя, путь нам предстоит неблизкий, – грустно улыбнулась мама и, пожелав мне доброй ночи, отправилась к себе.
Следующим утром к нам в гостиную, где мы с мамой любили пить чай и читать книги, постучала Жюльетта.
– Леди Мэделин, Нобрэ купил, что вы просили, – и передала графине два небольших прямоугольной формы листа серо-желтоватой бумаги с напечатанным текстом и каким-то рисунком сбоку. Приглядевшись, рассмотрела карету.
– Спасибо, Жюльетта, – кивнула мама. Стоило экономке нас оставить, протянула бумажки мне, – это билеты в Пенкридж, первая станция на пути к Алону.
– Отправление через три дня, – увидев дату и время, заметила я.
– Да. Ближайшая дата. Не хочу более напрягать и без того сложные отношения между тётей Мэй и Робертом. Он ведь и дня не даст ей спокойно вздохнуть, пока мы тут гостим.
– Я всё понимаю, – ответила я, – пойду соберу вещи.
И вот мы на станции в пригороде Бирмингема, вокруг толкутся люди, стоит невообразимый шум. Ржут кони и кричат погонщики. Суета немыслимая. Кто-то отбывает, кто-то, наоборот, прибывает. Тут же их встречают родственники с галдящими детьми. В общем, всё так же, как на привычном мне вокзале моего мира. С поправкой на множество карет и лошадей, гадящих куда ни попадя, благо хоть за ними тут же прибирали, иначе наши с мамой подолы дорожных нарядов безвозвратно пострадали.
– Пэнкридж! Пэнкридж! – заорали так, что мы с матушкой одновременно вздрогнули. – Посадка!
Дойти до "зазывалы", стоявшего на крыше кареты, чтобы его было видно издалека, в этой толчее оказалось непросто, но мы, победив в почти неравной схватке с людским потоком, со сбившимися набок шляпками, наконец вышли к необыкновенно крупной карете. Позади нас шагал Нобрэ и кучер, оба мужчины тащили на своём горбу наши сундуки.
– Сюда давай! – окликнул их тот самый глашатай, сидевший на крыше дилижанса. Парень протянул руки и по одному перетащил наш багаж к себе, после чего ловко обмотал их верёвками, наверное, чтобы не упали, когда транспорт наберёт скорость.
– Ваши билеты, дамы? – перед распахнутой дверцей замер усатый мужчина в одежде станционного рабочего.
Мэделин молча достала их из ридикюля и протянула проверяющему. Тот, удовлетворённо кивнув, вернул бумажки нам.
При помощи молчаливого Нобрэ мы забрались внутрь дилижанса и устроились на пронумерованных местах. Жёсткое, но широкое сиденье, не предполагало комфорта. Что же, нам не выбирать, придётся привыкать.
– Леди Грейс, – из широкого камзола садовник вынул подушечку и протянул мне. Я удивлённо на него воззрилась. – Жюльетта сказала отдать вам. Доброго пути, леди! – и, низко поклонившись, вместе с кучером исчез в толпе. Я даже поблагодарить не успела.
Мама улыбалась, впрочем, как и я, подкладывая подушку под пятую точку. Такая маленькая забота вдруг согрела сердце. Всё же мир не без добрых людей.
Глава 12
Если бы я знала, во что ввязываюсь, точно передумала бы и убедила маму переехать в городок в неделе пути от столицы и там обустроиться. Месяц… целых тридцать дней, плюс-минус, нам предстояло тащиться куда-то на край земли. И сейчас я сильно сомневалась, а стоила ли овчинка выделки?
Первую неделю я свыкалась и приноравливалась к тряске, к запахам в замкнутом пространстве дилижанса, к надоедающим, любопытным взорам попутчиков. Молчала и терпела, впрочем, как и мама. Какая бы духота ни стояла, леди Лерой оставалась безупречно свежа и холодно-равнодушна. Я изо всех сил старалась ей соответствовать, но иногда мне очень сильно хотелось крепко выругаться и, махнув на все планы рукой, остаться в каком-нибудь симпатичном городишке навсегда. Лишь мама и природное упрямство заставляли не опускать руки.