Ключи и калитки (СИ) - Демченко Антон. Страница 13

А вот неча было шутить над похмельным полуполковником. Тот пусть и приходится братьям родным дядькой, но терпеть поношение боярской чести не стал. Всыпал горячих затейникам, да и сплавил их на две зимы в дальний острог. Да только братьям это наказание было, что с гуся вода. Как чудили, так и чудят. Ума не прибавили… Ну а полусотнику Стояну куда деваться? Его малый острог, принявший наглецов на кошт — последний на реке, дальше ссылать неугомонных родственничков боярина Сколского попросту некуда. Ниже Ловгайское озеро, а по другую сторону Бии земли местных самских племён, с которыми ни войны, ни мира.

Нет, будь у полусотника под рукой людишек поболе, заслал бы команду в речное устье, да и братьёв неугомонных туда же сплавил бы на строительство нового острожка, пусть там свои шутки шутят да народ баламутят. Но… нет у Стояна людей. Нету. В прошлый год боярин Сколский большую часть стрельцов с подчинённых ему Бийских острогов собрал да увёл в помощь новому воеводе, устроившему по глупости да незнанию замятню с верхневодскими самами. А вернул потом едва десяток из трёх взятых. Эх, а ведь были планы. Были! Кабы не тот неудачный поход, ныне имелось бы у Стояна два острога под рукой вместо одного, а это уже сотская должность. Да что должность! Государь милостив, за возведение крепостиц за Старым Камнем, пусть и малых, жалует не только чинами, но и деньгой… да помимо освобождения от тягла. А это… Эх!

Да что далеко ходить? Вон, боярин Сколский, полуполковник стрелецкий. Давно ли его сам Стоян по имени звал да с одного котелка с ним кулеш в походах ел? А, поди ж ты, выслужился Ермил, возвёл пять острожков в среднем течении Бии, и из полусотников до полуполковника за семь тучных лет и поднялся. Всё нижнее пограничье под его рукой. А не будь той истории с воеводой, поди, уж и за реку стрелецкие команды наладил бы…

Сплюнув, полусотник Стоян по прозвищу Хлябя вытряхнул из головы несвоевременные мысли-сожаления и, поднявшись на ноги, двинулся навстречу идущим вдоль ручья весело гогочущим братьям, следом за которыми шла весьма странная пара незнакомцев. Точнее, незнакомец и незнакомка. Молодые, почти юные. И всё бы ничего, если бы… Ну, то, что стрельцы идут впереди чужаков, беспечно подставив им бездоспешные спины, ещё как-то понять можно, хотя и заслуживает трёпки! Ой, как заслуживает. Ну да ладно, то дело грядущее, тем более, что оружия в руках или на поясах гостей не видать, если не считать коротких рабочих ножей в ножнах с застёжками.

Фингалы у братьёв, у Никши под левым, а у Вавилы под правым глазом, тоже дело привычное. Либо сами друг другу поставили, либо от парня при знакомстве схлопотали… что хуже, но тоже понятно. Жук да Вран кого угодно до рукоприкладства довести могут. В шутку, ага. Интереснее другое. Не похожи чужаки на местных жителей. Ни одеждой полотняной да тканой, в противовес привычной тем же самам коже да мехам, ни обликом. Светловолосы и светлоглазы, какими ни самы, ни кайсаки не бывают, но и словене их за своих не примут. Уж слишком черты лица у гостей тонки… Точёны, можно сказать, как у фрязей. Но те, обычно, либо горбоносы и темноволосы, либо, ежели и светлы волосом, то больше в каштанов цвет… а то и вовсе ржою на головах полыхают. Впрочем, и среди последних, круглых, усыпанных россыпями веснушек лиц, пожалуй, поболе будет.

Чем ближе подходили гости, тем больше странностей подмечал в них полусотник. Тканая одежда их оказалась непростой. Сложного, а значит, дорогого кроя, но без вышивки и мало-мальских украшений. Неярких цветов, что для дорогой одежды и вовсе необычно. А уж обувь… Остановив на миг взгляд на обувке чужаков, Стоян против воли залип.

Высокие, на толстой подошве, сшитые явно по мерке из крепчайшей даже на вид великолепно выделанной кожи, высоко шнурованные сапоги гостей не могли похвастаться даже намёком на тиснение или иное какое украшение, но прочная и чрезвычайно мелкая двойная строчка и небывало аккуратная подгонка деталей выдавали немалую стоимость обувки. Такую, пожалуй, и воевода не враз себе позволить сможет…

Намётанный глаз полусотника выхватывал одну несуразность гостей за другой. И каждая из них приводила опытного стрельца во всё большее и большее замешательство. Чего стоит только заплечный мешок за спиной молодого парня. Необычная ткань, множество ремешков и защёлок, сделанных не из дерева или металла, а из чего-то, чему Стоян и названия-то не знал. Длинные чехлы, притороченные у юноши к мешку, а у девушки за спиной, тоже казались необычными. Как формой, так и видом. Да и материал, из которого они были сделаны, напоминал тот, из которого был сшит заплечник юноши. Поначалу-то полусотник вовсе подумал было, что в этих чехлах гости хранят что-то вроде лютен, но… слишком плоскими те были. Впрочем, кто знает, какие на свете бывают лютни? Может и такие вот где-то своим перезвоном людей радуют.

На фоне всех этих странностей, одетая по-мужски девица, державшаяся за плечом своего спутника, словно привязанная, смотрелась почти обыденно. Ну и… в самом деле, не в юбках же ей было по лесу сутками ходить, верно?

Как бы ни был удивлён происходящим Стоян, но, заметив возвращающихся вдоль ручья стрельцов с гостями, приказ о готовности оставшимся на хозяйстве подчинённым отдал сразу. Так что к моменту, когда Жук и Вран подвели чужаков к лагерю, опытные воины, выслужившие по Бийским острогам по два-три длинных ряда, уже давно были настороже и готовы к любому повороту дела.

Но обошлось. Не выскочили из-за камней идущие в наход самские воины, решившие поживиться оружием и скарбом стрельцов, не засвистели в воздухе тяжёлые стрелы, посланные короткими тугими луками лесных охотников. Песчано-каменистый берег Биянки оставался тих и безмятежен. И только смешки неугомонных братьев Сколских да редкий плеск рыбы в реке нарушал разлившийся вокруг послеобеденный покой. Хлоп!

Ну и звон комарья, да. Стоян размазал по шее прибитого ударом ладони кровопийцу и поманил братьев, дескать, подходите уже.

— Ну, вещайте, барагозы, — с усталым вздохом велел полусотник, не преминув смерить недовольным взглядом чуть примолкших стрельцов, а паче того, висящие за их спинами замками кверху ружья. Разряженные, вестимо. Иначе бы братья их из рук не выпустили, чтоб огненное зелье с полок не просыпалось. И Сколские то поняли. Стёрли ухмылки с едва покрытых щетиной морд. Нахмурились.

— Вот, Стоян Смеянович, соседей встретили. Они в леске, что за холмом, лагерем стоят, — нервно облизнув губы, заговорил Вран как старший. С вежеством, но… а, да все они, Сколские, такие! — Они нас кайсацкой кашей угостили, ну а мы их в гости позвали… то есть, чтоб представились нашему командиру.

— Чтоб представились, значит, — протянул Стоян. — Командиру, значит… Ну-ну. Они по нашему-то понимают?

— И говорят не хуже, — подал голос Жук, за что тут же получил от брата выразительный и о-очень многообещающий взгляд. Тем суровее, что сверкал глазом Вавила через уже набрякший синевой внушительный фингал.

— Славно, — сделав вид, что не заметил кривляния старшего из братьев, кивнул полусотник и перевёл взгляд на чужаков. — Что ж, здравствовать вам, люди добрые. Будьте гостями у нашего очага.

— И вам здоровья. Благодарю за приглашение, господин… — с незнакомым выговором ответил на приветствие молодой парень, глянув чуть исподлобья на командира стрельцов, и сделал выразительную паузу.

— Полусотник Первого Бийского стрелецкого полка, боярич Стоян Рушин по прозвищу Хлябя, — прекрасно понял посыл незнакомца Стоян.

— Купеческий сын Ерофей Хабаров, к вашим услугам, господин полусотник, — коротко поклонился в ответ гость и, положив руку на плечо спутнице, договорил, мимоходом зыркнув на братьев Сколских: — Моя невеста, Светлана Багалей.

Девушка в свою очередь на миг склонила голову, но не промолвила и слова. Гордая. А вот братья-стрельцы под взглядом гостя переглянулись и вздохнули. Хех, а не в том ли причина появления у них фингалов?

С представлением гостей напряжение, витавшее в воздухе, несколько спало, а когда те разделили со вставшими лагерем стрельцами хлеб, от настороженности и вовсе не осталось и следа. Нет, конечно, Стоян не был настолько беспечен, чтобы перестать вовсе следить за происходящим вокруг, да и бойцы его тоже были стрелянными воробьями и осторожности не теряли. Но… одно дело — сторожиться незнакомца, встреченного в пути, и совсем другое — общение с тем, кто преломил с тобой хлеб. Конечно, вероломство никто не отменял, но рушителю покона добра его подлость не принесёт. А вот злом отзовётся, обязательно. Покон же, а не человечий закон, что от народа к народу и от времени до времени меняется вплоть до полнейшей своей противоположности!