Ключи и калитки (СИ) - Демченко Антон. Страница 2

Искать исчезнувшего котяру я не стал, но по леску в компании с подругой прогулялся. Так-то первую разведку я провёл, пока Света обдумывала своё письмо матери. Но далеко не заглядывал, не желая оставлять подругу в незнакомом месте без какого-либо присмотра. И плевать, что её теперь охраняет переделанный мною иллюзор-росомаха, вооружённый пресловутыми «ледяными серпами», что когда-то я демонстрировал старому Богдану. Охранник, конечно, получился неслабый, но… чёрт его знает, на что способны местные звери, и не окажется ли им иллюзор на один зубок?

Впрочем, вопреки моему беспокойству, никаких опасностей в округе мы со Светой не обнаружили, равно как и признаков разумной жизни. Обычный сосновый лес, до боли похожий на знакомые по прежним… хех… мирам боры, не менее обычный луг рядом с ним, усеянный банальными ромашками да лютиками. Разве что зелень здесь кажется чуть ярче, да у теней можно наблюдать лёгкий зеленоватый абрис, если присматриваться. Но это уже следствие странного цвета неба, полагаю.

По сосновому бору мы со Светой долго не шатались и в глубину его не совались. Солнце уже явно клонилось к закату, так что мы лишь прошлись по кромке леса, нашли звонкий ручей, весело бегущий по песчанно-каменному ложу куда-то в невысокие, поросшие густым кустарником да березняком холмы на юге, у него и разбили бивак, который я, к тому же, огородил своеобразной «путанкой» из колючих кустов, выращенных по методу Остромирова. Вот когда я чуть не помянул Переплутова волхва добрым словом. Но сдержался… Полагаю, учил он меня этому приёму не просто так. Он вообще никогда ничего не делал «просто так», из тяги к прекрасному или по доброте душевной. Для всякого действа у сволочного колобка был свой резон и цель, к которой он двигался весьма затейливыми тропами. Ну так, Переплутов выкормыш же, что с него взять?

Двухвостый вернулся к нашей компании спустя час после того, как я перетащил в лагерь чёртов ящик Граца, а Света разобрала вещи из моего рюкзака. Ну а стоило ей заняться приготовлением ужина, состоявшего из пшённой каши и тушенки, как котяра оказался тут как тут. Вот не было никого, бац, и сидит мохнатый у самого костра, наблюдая, как булькает в котелке щедро сдобренное мясом варево. Вроде как он всегда здесь был и никуда не сбегал. Хитровымудренный зверь.

— Притащишь рыбу с кухни Старицких, будет тебе уха, — сообщил я двухвостому. Тот дёрнул ухом, смерил меня долгим ленивым взглядом… и, прыгнув через костёр, исчез, будто его и не было. Впрочем, уже через минуту кот вернулся. И не только с рыбой, но и с кастрюлей. Хозяйственный какой. Собственную посуду ему подавай…

Наблюдавшая за этим действом, Света не сдержала короткого смешка, за что заслужила лишь презрительный взгляд двухвостого.

— Разбаловал ты его, Ероша, — покачала она головой, наблюдая, как я разделываю здоровенную форель, притащенную котярой. — Он бы её и так съел.

— Мог бы, — согласился я. Распотрошив рыбу, я бросил требуху в металлическую миску из своих походных запасов, после чего подсунул её под нос внимательно наблюдающего за моими действиями двухвостого. Кот облизнулся и, в момент схарчив подачку, включил мурчальник. Но за приготовлением рыбы следить не перестал. Я же, продолжая разделку, обратился к Свете. — Но видишь ли в чём дело, солнце моё, толку в том для него никакого не было бы. Двухвостый вовсе не нуждается в подобной пище. Он — потустороннее существо, и кормится, на самом деле, охотясь на таких же потусторонних тварей за Кромкой.

— Тогда зачем… — не поняла Света и, не договорив, кивнула на уже порубленную форель в кастрюле, которую я как раз заливал водой.

— А вот это совсем другой вопрос, — улыбнулся я. — Приготовленная руками человека, материальная пища для него деликатес. Про всяких домовых, банников, овинников с лешими слышала?

— Ну да, — неуверенно кивнула подруга.

— Во-от, здесь тот же самый случай. Домовому ставят блюдечко с молоком, кладут горбушку хлеба в подношение. Лешего задабривают тем же хлебом, сыром… то есть, пищей, приготовленной руками человека. Понимаешь? Просто рыба, просто мясо… они не имеют для потусторонних созданий вкуса и в принципе не представляют какого-либо интереса. А вот если из тех же продуктов приготовить еду, вложить в неё свой труд, силы, желание… она превратится для них в деликатес, обретёт вкус и питательность. Причем желательно, чтобы блюдо было приготовлено специально для потусторонника, то есть, с явным осознанием, что эта пища предназначена тому же домовому или лешему. Такое подношение для них вдвое слаще.

— То есть, смысл не в угощении как таковом, а в… его информационной насыщенности, так? — протянула Света. Мы с котярой кивнули, отчего светлые бровки моей пассии удивлённо приподнялись. — Э-э, Ероша… он что, меня понимает?

— Как и меня, — пожал я плечами. — А почему он не должен тебя понимать? Двухвостый — существо разумное. Не так как мы с тобой… Ну-ну, не фырчи на меня, котяра! Я лишь говорю, что ты мыслишь иными категориями, нечеловеческими. Разумности твоей это не отменяет. Так что, не балуй. А то за хвост дёрну.

Двухвостый сменил гнев на милость и, снисходительно муркнув, легонько хлопнул лапой по кастрюльке. Мол, ты не отвлекайся, готовь, давай… Ну что, даю. Готовлю. А хвосты всё же подобрал, прохиндей. Ха!

— Я думала, вы понимаете друг друга за счёт какой-то своей связи, — медленно проговорила Света, уже совершенно по-другому глядя на моего напарника. — А вообще, Ерофей, откуда ты всё это знаешь?

— Что-то Бийские поведали, что-то слышал от Остромирова и Граца. А кое-чему Яговичи с подачи князя Старицкого целенаправленно обучили, когда я во всю эту потустороннюю муть вляпался, — признался я. — Да и как иначе-то? Со всей творящейся вокруг чертовщиной, знаешь ли, желание ничего не знать и крепко спать может привести к очень печальным последствиям. Да и приводит, — я вздохнул и, как бы в подтверждение своих слов, развёл руками, указывая на обстановку вокруг.

А вечер тем временем вступал в свои права. Солнце почти скрылось за окоёмом и вокруг нас уже царили зеленоватые сумерки, наводившие меня на воспоминания о далёком уже прошлом и характерной для некоторых ПНВ[1] подсветке. Впрочем, это сходство было очень отдалённым. Стоило солнцу исчезнуть с небосклона, и опустившаяся тьма вовсе перестала отличаться от привычной по прошлому миру ночи. Ну, почти. Я поднял голову вверх, но, несмотря на отсутствие облачности, не смог рассмотреть на небе ни единой звезды, хотя даже отошёл в сторону от горящего костра, чтобы его свет не застил. Вотще. Зато я сумел увидеть пару бледных отливающих уже знакомым слегка зеленоватым светом лун. Правда, здешние спутники выглядели значительно мельче нашей луны, или же их орбиты пролегали на большем расстоянии от планеты. Тем не менее, зрелище оказалось весьма занимательным. А уж когда тёмное небо один за другим перечеркнули несколько длинных росчерков, стало ещё интереснее.

— Болиды? — уставившись в небо, предположила Света.

— Болиды ТАК не летают, — покачал я головой, ткнув пальцев в сторону одной из световых «стрел», вдруг резко изменившей траекторию полёта. На миг замерев на месте, зеленоватая звёздочка полыхнула яркой вспышкой и, заложив пологую дугу, скрылась за горизонтом. — Всё страньше и страньше…

— Ты тоже читал этого островитянина? — удивилась моя подруга.

— А?

— Шарль Додсон. Это цитата из его сказки «Алиса в Стране Чудес», — пояснила Света.

— А разве её не Кэррол написал? — почесал я затылок.

— А, это псевдоним! — отмахнулась девушка. — Он его взял, чтобы не испортить себе репутацию. Ну как же, знаменитый математик и философ, профессор и диакон Оксфордского университета пишет детские сказки… Невместно, видите ли, столь уважаемому лицу заниматься таким легкомысленным делом. Эти островитяне такие смешные! Порой даже не верится, что они один народ с материковыми французами. Те хоть и жадны порой до изумления, да и юмор у них бывает… туалетный, но подобную ерунду ущемлением достоинства не посчитали бы точно. Наоборот, в метрополии своих писателей любят и ценят. Будь то созерцатели[2] или беллетристы, сказочники или журналисты. А уж к какому сословию они принадлежат — дело десятое. Островитяне же… нет, ты представляешь, они серьёзной литературой считают побасенки, в которых местная знать описывает события и случаи из своей реальной жизни, подчас весьма неприглядные! И чем завуалированнее будет подана история, тем лучше. Ну, бред же! А действительно талантливых писателей шельмуют… вот и пришлось Шарлю Додсону взять псевдоним. Говорят, по совету своего первого издателя, каледонца Эдмона Ятса.