Ну, ты, Генка, и попал... Том I (СИ) - Козак Арсений. Страница 18
В кабинете у себя я нашёл Марину. Она уже облачилась в новый сарафан, надев под него свою старую постиранную цыганскую рубаху. Волосы заплела в две косы, как того требовала деревенская мода. Даже ободок из ткани на лоб нацепила. Ну, нормальная такая крепостная девка получилась! Ну, загорелая чуточку больше остальных, да черноволоса. Но очень красивая...
Мне вдруг стало очень стыдно: вот я – непонятно по какой причине ставший графом, владею опять непонятно по какой причине занявшей место цыганки самой лучшей на свете девушкой; а вот – она, умная, такая вся позитивная, весёлая и энергичная, вынужденная по документам быть обычной крепостной. Бесправной. На самом деле это было в корне несправедливо!
Марина писала, сидя за секретером. Я заглянул через её плечо, прочитал немного о том, почему земляные кирпичи лучше подходят для построек, чем деревянные брёвна. Маринка даже привела математические расчёты, выведя формулу случайности пожаров, потерь от них и вложений при производстве нового пока ещё стройматериала. Это даже не статья, а настоящий научный трактат получился! Ну, Маринка... Молоток!
Следующая глава называлась «Инструкция изготовления земляных кирпичей». Девушка только приступила к ней, набросав план. Но и он уже отражал её глубокий подход к этой теме.
Маришка, заметив мой интерес, подняла голову, отвлекаясь от письма:
– Знаешь что? Мне потребуются чертежи деревянных форм. И ещё я бы хотела на месте посмотреть, как всё это выглядит.
Поскольку сумерки ещё не опустились на землю, я предложил ей сходить вместе со мной к дому Прошки. В сарафане Марина вполне сойдёт за девку, сопровождающую господина. Она уже совсем не была похожа на ту цыганку, "Чёрну мазу", которую бабы приволокли ко мне. Надеюсь, никто её в таком обличии не узнает. Для конспиративного правдоподобия я вручил ей поднос с крынкой молока, типа, вдруг барина начнёт во время прогулки мучить жажда.
Когда мы подошли к дому прошки, тот уже покончил с разведением травяной массы водой. Теперь эта смесь должна загулять на жаре. На это уйдёт дня три. Чтобы зря не терять времени (а я был уверен в том, что у нас всё получится!), приказал ему приступать к рытью второго рва, рассчитавшись за уже проделанную работу.
Кстати, завтра надо бы с утра съездить в соседнюю деревню и поговорить по поводу закупки тёлочек. Денег в достаточном количестве на это у меня пока ещё нет, но, я думаю, на несколько голов хватит и того, что имеется. А вот потом надо будет решать, откуда доставать финансы. И это уже проблема...
Остаток вечера Маринка провела, колдуя над своими старыми юбками. Вдобавок она выпросила у меня остатки ткани, которую я покупал на сарафаны. Иголка (настоящая, металлическая, а не костяная, которыми работали крепостные бабы) имелась в шкатулке, где хранились мои украшения. Там же лежали небольшие серебряные ножницы. Видимо, вещи эти сейчас были жутко дорогими, раз с ними обращались, как и с драгоценностями.
Я же занял её прежнее место – уселся за секретер и взял в руки перо. Мне вдруг пришла идея сотворить некое литературное произведение, в котором главной идеей будет показ несправедливости из-за социального положения. Сейчас фэнтези не в ходу, подобные литературные жанры называют сказками для взрослых, но это неважно. Пусть привыкают. В скором времени именно они станут самыми читаемыми и востребованными, знаю на собственном опыте.
Работа пошла споро. Вроде бы я до этого и не думал про эту книгу, а выходило, что она сама внутри меня уже давно жила и только ждала удобного момента, чтобы появиться на свет.
По сюжету во время пожара граф погибает, а его душа (сейчас-то уж точно никто не станет спорить, что душа бессмертна, так ведь?) попадает не в Рай или Ад, а перемещается в тело крепостного Игнашки, который тоже погибает. Чтобы не заморачивать неискушённого читателя, душу крестьянина я отправляю в Рай, поскольку он погибает, спасая своего господина. В награду, так сказать. Добро же надо чем-то вознаграждать.
Ну и вот, бывший граф в теле нынешнего Игнашки на своей шкуре испытывает несправедливость хозяйского гнева, нищету, с которой у него не хватает сил бороться из-за высоких налогов, непосильных барщины и оброка. Не скажу, что всё это мне уже пришлось наблюдать самому, слишком мало я тут пожил. Но кое-что читал ещё раньше в Интернете, фильмы смотрел исторические, опять же, да и рассказы Глафиры мне помогут, если что. Главное для писателя – это начать. Победить страх белого листа, написать первую фразу. А там герои сами начнут действовать по своему разумению, только успевай записывать!
Короче, увлёкся я так, что оторвался от своего произведения только тогда, когда в окне забрезжил рассвет. Марина, не дождавшись, когда я задую свечи, сложила свои швейные принадлежности в мою шкатулку, лоскутки завязала в кусок от цыганской юбки и сладко почивала в уголке моей кровати, свернувшись по своему обыкновению калачиком и положив голову на свой узелок. Вторую ночь спать в кресле я не решился, поэтому устроился на оставшейся половине постели, благо кровать моя была достаточно широкой.
Покупка телят и будущего инженера Афони
Среди ночи меня вдруг накрыла волна страха. Вспомнилось, как бабушка в моём детстве, отпуская меня гулять по посёлку с пацанами, строго-настрого запрещала ходить к навозной яме, в которую стекали отбросы из совхозных коровников. Она даже для устрашения рассказала историю, как в ней утоп пьяный дядька, сейчас уж не упомню его имени. Тот, разумеется, орал, народ собрался, пытались вытащить его, но безуспешно. Густая жижа засасывала почище болота.
А вдруг и в яму с травяной смесью кто-нибудь упадёт? Я себе никогда такого попустительства не прощу! Чуть дождавшись рассвета, я побежал во двор к Прохору. Тут меня ждала приятность: ров был аккуратно укрыт ветками, а вокруг него был установлен невысокий плетень.
Вот ведь какой хозяйственный мужик! Сам, без всяких приказов, додумался позаботиться о технике безопасности. Молоток, одно слово. У меня камень с души свалился.
Я заодно осмотрел и его огород. Тут тоже был полный порядок: грядки выполоты, вся земля засеяна. Я полюбовался на зеленеющие проростки лука, репы, капусты, свёклы, моркови. Картофеля я на огороде не нашёл, хотя помнил, что в завезён в Россию он был ещё в 1765 году.
Пока я инспектировал Прошкин огород, из хаты вышла мать Прохора – утро вступало в свои права, требуя от сельчан приступать к работам. Старуха – ну, не совсем уж и старуха, если быть честным, лет ей было около пятидесяти, но выглядела она вовсе не молодой женщиной, как в моём прошлом-будущем – держала в руках деревянную бадейку, видимо, собиралась пойти за водой.
Увидев меня, баба смутилась, прикрыла рот концом платка, который был повязан на голове так, что ни один волосок не выбивался наружу, поклонилась и постаралась чуть ли не бегом исчезнуть с моих глаз. Чтобы остановить её, мне пришлось схватить тётку Ефросинью за рукав.
– Постой-ка, Ефросинья, спросить у тебя кое-что хочу, – обратился я к своей крепостной.
Та вжала голову в плечи, но остановилась, так же не поднимая головы и устремив глаза в землю.
– Ты вот что-нибудь про картофель слышала?
Та быстро закивала.
– Слышала, а как не слышать-то? Чёртовы яблоки эти завезли из стран заморских, русскому люду на погибель. Батюшка, что приезжал к нам в прошлом годе из Суринска – там Троицкая церква стоит – сказывал, что всех, кто хоть кусочек этой картошки съест, Бог жизни лишит и в костёр адов отправит, – быстрым шепотом сообщила мне Агафья.
– Ну, вот что за глупость-то ты несёшь, милая! А как же господа, которые едят картофель и не умирают?
На лице женщины отразилась умственная борьба.
– Дак, видно, чёртово яблоко токмо для господ и предназначено. А нам, простым людям, есть его заказано. У прошлого барина в горшке на окне картофиля ента росла. А когда опосля завместо цветочков ягодки появились, яво горничная, Полина, сорвала втихую скоко-то да съела. Сильно она опосля того мучилась, так и отдала Богу душу, хотя батюшка и читал над нею молитвы всякие.