Угонщики - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 18
— Катапультированием, — ответил кубик.
— Ах да, катапультированием. Из какого-то летающего предмета.
— Из галактического исследовательского корабля, — уточнил кубик.
— Но этот самый корабль, как ты говоришь, сломался.
— Неполадка в одном из всепространственных двигателей. Поэтому мы не смогли вернуться на корабль-базу. Неужели наш народ забыл это? Первоначально мы пытались вступить в контакт с людьми, но этому препятствовали различие в метаболических процессах и иное чувство времени. На первых порах еще оставалась надежда, что можно передать им часть наших знаний и они помогут нам построить новый корабль. Однако все оказалось тщетным. Люди слишком медлительны. В конечном итоге мы принялись обучать их добывать руду, плавить железо и тому подобным вещам. Мы надеялись, что развитие технологии приведет к прекращению войн между людьми на достаточно длительный срок, и тогда они заинтересуются космическими путешествиями.
— Плавить железо… — задумчиво повторил аббат. — Плавить, плавать, плыть… — пробовал он на вкус незнакомое слово. Однако разве железо может плавать? Впрочем, слово «железо» для него всегда было связано с человеком, так что какой-то смысл в словах черного ящичка проглядывал.
Он кивнул.
— Хорошо. Но ты упомянул еще о какой-то вещи, которой номы научили людей. Что-то такое, связанное с неделей, кажется…
Кубик заколебался с ответом, но он уже привык к этому странному языку, на котором теперь изъяснялись номы.
— Земледелие?
— Ага. Семьнеделие, — подтвердил аббат. — Это что-то важное, не так ли?
— Это основа всей человеческой цивилизации.
— А что это значит?
— Это значит — «да».
Аббат опять откинулся на спинку кресла. А кубик все продолжал говорить. На аббата низвергался поток странных слов: «планеты», «электроника» и прочее в том же роде. Трудно было сказать, что они значат, но звучали они правильно. Людей всему научили номы. Номы пришли издалека. Очевидно, с какой-то далекой звезды.
Почему бы и нет? Аббат вполне мог такое допустить. Хотя в последнее время ему не приходилось с ними сталкиваться, он повидал множество звезд в юные годы. Раньше они появлялись над каждым отделом во время Рождественской Ярмарки. Из года в год. Такие большие блестящие штуковины с множеством острых концов, а внутри что-то светится. Ярко-ярко. Для людей они были слишком хороши, так что можно не сомневаться: когда-то звезды принадлежали номам. И было совершенно ясно, что если звезды на время появляются в Магазине, а потом куда-то исчезают, то где-то есть огромный склад, куда их убирают на хранение.
Черный ящичек вполне с этим согласился. Он долго не мог понять, что такое склад, но, когда аббат объяснил, что это большое темное пространство, кубик подтвердил, что все правильно. Склад, где хранятся звезды, называется Галактикой, и расположен он чуть выше, чем Бухгалтерия.
Еще кубик говорил о каких-то «световых годах». Аббат прожил на свете почти пятьдесят лет и знал, что, по мере того как один год сменяет другой, жизнь становится все хуже и хуже. С каждым годом она выглядит все мрачнее. Нет, годы, наполненные светом — как иначе прикажете понять сказанное кубиком? — были куда привлекательнее.
И аббат улыбался, кивал и слушал, слушал… пока не заснул, а черный ящичек все говорил и говорил…
Глава 7
XXI. Но Арнольд Лимитед (осн. 1905) сказал: Вот Заповедь, что даю я вам.
XXII. Если не видите вы того, что вам требуемо, спросите, да не пожалеете о том.
— Ей нельзя идти с нами, — отрезал Гердер.
— Почему? — не понял Масклин.
— Слишком опасно.
— Ну и что? — Масклин перевел удивленный взгляд на Гримму.
У той на лице было ясно написано, что она так просто не отступится.
— Отправляясь в опасное место, не следует брать с собой девушек, — наставительно произнес Гердер.
И вновь Масклина охватило странное чувство, не раз возникавшее у него с момента приезда в Магазин. Окружающие что-то беспрерывно говорили, рты их открывались и закрывались, и каждое слово само по себе было абсолютно понятно, но все вместе они теряли всякий смысл. Самое лучшее, что Масклин мог сделать, — это не обращать на их слова никакого внимания.
«Там, в Снаружном мире, — подумал он, — если бы нам вздумалось не пускать женщин в опасные места, они бы шагу не могли ступить из норы».
— Короче говоря, я иду с вами, — объявила Гримма. — Да и какие там могут быть опасности! Этот, как его, Уценка? Или…
— Или сам Арнольд Лимитед (осн. 1905), — нервно перебил ее Гердер.
— Ладно, как бы то ни было, я отправляюсь в путь. Здесь я никому не нужна, и я уже устала слоняться без дела, — заявила Гримма. — Да и что может случиться в дороге? Разве что я ненароком прочитаю пару слов и у меня мозг вскипит и голова лопнет, — съехидничала она.
— Но я же не… — слабо защищался Гердер.
— Да? Я ведь договорилась со священниками, что они больше не будут сами стирать свои одежки и штопать носки. А взамен я упросила их…
— Хорошо, хорошо, — пробормотал Гердер, сдаваясь. — Но ты не должна отставать от нас или забегать вперед, ладно? — И он бросил на Масклина взгляд, полный отчаяния. — Скажи ей, чтобы она не забегала вперед!
— Я-то? — усмехнулся Масклин. — Да она в жизни меня не слушала!
Путешествие оказалось куда прозаичнее, чем ожидал Масклин. Старый аббат рассказывал о движущихся лестницах, пожарах, притаившихся в ведрах, длинных пустых коридорах, где негде спрятаться от опасности.
Однако с тех пор как Доркас заставил лифты служить номам, все стало гораздо проще. До Детской Одежды и Игрушек путники добрались без всяких приключений. Одежанцы оказались славным, гостеприимным народом. Эти простые, мужественные номы, привыкшие жить в суровых условиях верхнего этажа, как дети радовались появлению странников, принесших им новости из далекого Нижнего мира.
— Они даже никогда не спускаются в зал с едой, — рассказывал Гердер. — Все, что им нужно для жизни, они добывают в Комнате Отдыха Персонала. В основном они питаются чаем и печеньем. И еще йогуртом.
— Чудные какие! — воскликнула Гримма.
— Они очень привязчивы, — рассказывал Гердер. — Очень сообразительны. Очень спокойны. И немного… э-э… мистичные, знаете ли. Наверное, все это из-за йогурта и чая.
— Я так и не понял, что аббат рассказывал про пожары, притаившиеся в ведрах, — задумчиво произнес Масклин.
— Э-э… — начал Гердер. — Иногда нам кажется… э-э… как бы это сказать… что аббат, быть может… ведь он очень стар, и память… э-э…
— Можешь дальше не объяснять, — перебила Гримма. — С папашей Торритом это тоже бывает.
— Просто его разум несколько притупился с годами, — пожал плечами Гердер.
Масклин ничего не сказал на это. Но про себя подумал, что если сейчас разум аббата притупился, то раньше, должно быть, мог резать даже ветер.
Одежанцы дали путешественникам проводника, чтобы он провел их через пустынные области в перекрытиях. Там совсем не было никакого жилья и царило полнейшее запустение, ибо большинство номов стремились селиться поближе к лифтам, а еще лучше — на нижних этажах, где жизнь гораздо приятней.
Пустошь чем-то напомнила Масклину мир Снаружи. Легкий ветерок, проносясь над ее поверхностью, сдувал пыль в сероватые холмики, похожие на барханы, скупой свет, просачивающийся через редкие щели в полу, не мог разогнать все тени, и в иных местах приходилось идти при свете факелов, сделанных из спичек. Проводник оказался худым малорослым номом с застенчивой детской улыбкой. За всю дорогу он не проронил ни слова, сколько Гримма ни пыталась его разговорить.
— Куда мы все-таки направляемся? — спросил Масклин, оглядываясь на тоненькую цепочку следов за спиной.
— К движущимся лестницам, — ответил Гердер.
— Что? К движущимся лестницам? Ты хочешь сказать, что они переходят с места на место, странствуя по всему Магазину?!