Мифология Толкина. От эльфов и хоббитов до Нуменора и Ока Саурона - Баркова Александра Леонидовна. Страница 13

Создание Исиля.

© Художник Елена Куканова

Во «Властелине колец» юг маркирован более отчетливо, чем в «Сильмариллионе»: достаточно вспомнить южан в войске Саурона, умбарских корсаров, корабли которых захватывает Арагорн с воинством мертвых. Приложения к роману рисуют негативный образ юга более детально. Мы не будем на этом останавливаться, поскольку вражеский юг лишен наиболее интересного для нас аспекта — хаотичной магии. Это всего лишь враждебные страны. Забегая вперед, заметим, что такая трактовка юга имеет отнюдь не кельтское происхождение.

В ирландских текстах, как языческих, так и христианских, одна из распространенных тем — плавание на запад, к чудесным (райским) островам. Истории Брана, святого Брендана и других путешественников изобилуют подробностями описаний этих островов. Несомненно, эти легенды вдохновляли Толкина, однако он здесь, как и ранее, делает шаг в сторону от древних текстов. Тема кораблей, плывущих на Заокраинный Запад, возникает во «Властелине колец» с первых же страниц, где говорится о расположении Шира, она же и завершает роман — но никакого рассказа о плавании в романе нет. В «Сильмариллионе» неоднократно говорится о том, как эльфы слали корабли к Владыкам Запада, сравнительно подробно описывается путешествие Эарендила Благословенного, но все это не имеет ничего общего с кельтскими текстами. Там, где для средневекового человека были ценны фантастические детали потусторонних миров, в романе ХХ века наибольшую важность имеют завеса тайны, недосказанность, превращающаяся в сакральность, поскольку истинная святыня недоступна простым смертным.

Образ Благого Запада присутствует не только во «Властелине колец» и «Сильмариллионе», но и в «Хоббите», однако русскому читателю об этом практически не известно, поскольку наиболее популярный перевод Наталии Рахмановой был сделан еще в советское время, когда в условиях идеологической борьбы с «западом» упоминание этой стороны света как благой было невозможно по политическим причинам37. Впрочем, сейчас изданы и полные русские переводы, из которых читатель может узнать в том числе и о Благом Западе.

* * *

Живая мифологическая структура — то есть представления, формируемые народным сознанием на протяжении веков, — отличается от искусственной, то есть созданной кем-то рационально; отличается своей противоречивостью и непоследовательностью. Живая структура порождается эмоциональным восприятием мира, и если у какого-то народа, например, север вызывает резко негативные эмоции, то из этого не следует, что юг, как логично предположить, станет вызывать положительные. Когда же структура (и картина мира, в частности) формируется одним человеком, то ее внутренняя непротиворечивость осознается как достоинство. Даже в том случае, когда творец — действительно Художник, то есть опирается не столько на разум, сколько на до сих пор непонятное для науки состояние творчества.

Мы рассмотрели образ Благого Запада и закономерно должны перейти к Тьме с Востока. Этот переход — скачок из одной культуры в другую, от кельтов к их страшным врагам, викингам.

ТОЛКИН И СКАНДИНАВСКАЯ КУЛЬТУРА

Когда речь заходит о скандинавских заимствованиях у Толкина, то первым делом называют список имен гномов из «Хоббита», который полностью взят из «Прорицания вёльвы», первой песни знаменитого памятника скандинавской мифологии «Старшая Эдда». Из того же списка пришло и имя Гандальв, утвердившееся в русской транскрипции как «Гэндальф».

Маг впервые появляется на страницах «Хоббита», произведения, совершенно особенного во многих отношениях. Написанная как детская сказка, эта повесть далека от масштабных батальных картин «Властелина колец»[11] и от сдержанного трагизма «Сильмариллиона». В ней скандинавские мифологические мотивы используются с положительными коннотациями.

Один и вёльва. Иллюстрация Лоренца Фрёлиха к «Старшей Эдде». 1985 г.

Den ældre Eddas gudesange oversatte samt indledede og forklarede af Karl Gjellerup med tegninger af Lorenz Frølich. Kjøbenhavn: P. G. Philipsen, 1895

Как мы увидим в дальнейшем, вольные и невольные цитаты из мифов германских народов в текстах Толкина будут связаны преимущественно или с образом врага, или с теми персонажами, которым автор не симпатизирует. Исключения единичны и точечны. И тем значимее полное совпадение имен гномов в «Хоббите» с эддическим списком карликов.

Будучи исходно персонажем «Хоббита», Гэндальф представляет собой редкий в творчестве Толкина положительный образ, построенный на скандинавских мифологических представлениях.

Странник в синем

«…Ничего не подозревающий Бильбо заметил какого-то старика с большущей палкой в руках, в высокой синей шляпе, в длинном сером плаще. Вокруг шеи старика был обмотан серебристый шарф, скрытый долгой — до пояса — бородой, а на ногах — высокие черные сапоги»[12]. Таким предстает Гэндальф на первых страницах «Хоббита», так же (разве только сапоги не упоминаются) он будет выглядеть во «Властелине колец». Современному читателю его внешность кажется типичной для волшебника, однако это скорее обратное явление: толкиновский маг превратился в универсальный для современной культуры образ.

Внешность Гэндальфа почти полностью соответствует облику верховного скандинавского бога Одина. Но их сходство больше, чем внешнее.

Могущество Одина, покровителя самого воинственного народа Европы, выражается в его сверхчеловеческих качествах. Это означает, что запреты мира людей не для него, он нарушает основные социальные нормы германского общества, поскольку он бог, и сильнейший из богов38. В «Перебранке Локи» его называют, как нам мягко передают переводчики, «муж женовидный». Но «женовидность» Одина выражается лишь в том, что он занимается тем, что у германцев присуще исключительно женщинам: он маг.

В воинской культуре колдовство — презираемое занятие, оно для тех, кто неспособен сражаться. Но поскольку Один не человек, то для него эта черта лишь доказательство божественной мощи.

Однако и Гэндальф во «Властелине колец» не человек (в «Хоббите» этот вопрос просто не ставится), так же, как и остальные маги. К началу событий романа они пребывают в Средиземье более двух тысяч лет. Некромант, лишь упомянутый в «Хоббите», разворачивается в масштабную фигуру Саурона, который в рамках романа вообще не имеет никакого облика.

Так, развертывая сказочный образ Гэндальфа в романический образ мага-майа, Толкин следует логике германской культуры: человеческий мужчина магом быть не может. Более того, чем брутальнее культура народов людей во «Властелине», тем сильнее там неприятие магии вообще и Гэндальфа в частности (Боромир не желает идти в Лориэн, в Эдорасе Гэндальфа пытаются прогнать).

Теперь о внешности.

В эддической поэме «Речи Гримнира», «Саге о Вёльсунгах» и некоторых других произведениях рассказывается о том, как Один, приняв обличье человека, странствовал по миру. Выглядел он как старик с посохом, в серой широкополой шляпе и синем плаще. Как видим, отличие Гэндальфа лишь в том, что его плащ серый, а шляпа синяя. Впрочем, в конце третьего тома «Властелина колец», когда маг расстается с хоббитами в трактире Брыля, плащ на нем синий.

Как нам уже доводилось писать39, синий цвет в скандинавских текстах отчетливо связан со смертью, мщением, злой судьбой и магией. Мрачную семиотическую составляющую синего Толкин игнорирует полностью, да, строго говоря, и от магической дистанцируется (синий упоминается только в связи с цветом одежды Гэндальфа и с Синими магами, которые вообще не действуют в текстах). Однако культура ХХ века весьма оригинально восприняла тему синей одежды Гэндальфа: современное сознание практически не может представить волшебника иначе как одетым в синее. Фильм Джексона усугубил это восприятие, и мне доводилось собственными глазами видеть детские пазлы по мотивам «Властелина», где Гэндальф Серый изображался… в синем с ног до головы.