Мифология Толкина. От эльфов и хоббитов до Нуменора и Ока Саурона - Баркова Александра Леонидовна. Страница 48

Глава 13. НЕСОКРУШИМЫЙ МИР ДЕТСТВА

Говоря о сказочных мотивах «Властелина колец», мы доселе подразумевали сказку волшебную, герой которой — подросток и которая изначально предназначалась для взрослых слушателей. Но всем нам известны и сказки другого типа, адресованные детям; в частности, такие сказки строятся на разнообразнейших повторах. На повторах строятся и песни-потешки для детей. Все это нас подводит к «том-бом» — образу Тома Бомбадила.

Казалось бы, это персонаж бесполезный. Его единственная функция в сюжете — дать хоббитам клинки из арнорской гробницы (и, как мы знаем из фильма, Тома легко заменить в этом). Исследователи пишут, что Бомбадил необходим для того, чтобы расширить границы мира, чтобы Средиземье не представало черно-белым. Это верно, но…

Чтобы ответить на вопрос, зачем нужен Том Бомбадил, нам нужно вернуться к самому началу. Но не к началу романа, и даже не к «Хоббиту», и даже не к той шарнирной кукле, с которой играли дети Профессора, — нет, мы вернемся в еще более ранние времена, когда трехлетний Толкин был привезен из Южной Африки в Британию и оказался в деревушке Сэрхоул. Неподалеку рос и ширился промышленный Бирмингем — он потом поглотит Сэрхоул, так что и названия от деревни не останется (сейчас это городской район Холл-Грин), но тогда еще «Сарумановы машины» не добрались до деревушки, где жизнь текла по старинке, а единственным транспортом была лошадь. Толкин неоднократно признавался, что Сэрхоул послужила прообразом Хоббитании. Он покинул эту деревню, когда ему было восемь лет.

Сэрхоул, современный вид.

John B Hewitt / Shutterstock.com

Итак, жизнь в Сэрхоул совпала с его дошкольным детством, то есть периодом, когда ребенок чувствует себя максимально защищенным, когда о бедах взрослого мира он знает немного, и они всегда обходят его стороной — отчасти благодаря заботе родителей, отчасти благодаря гибкости детской психики. А теперь откроем Приложения к «Властелину колец» и посмотрим на историю Шира. На севере Средиземья могут бушевать войны, Король-Чародей уничтожает армии арнорцев, волки рыщут по Пустоземью, страшная зима может накрыть земли, где снег выпадает не каждый год… но в Шире самые большие неприятности закончатся тем, что голову орочьего вождя закинут в кроличью нору, изобретя игру в гольф, а вражьи армии вовсе не заметят существование хоббитов. Как видим, Толкин на всю жизнь сохранил этот взгляд ребенка на свою Хоббитанию: из нее можно (и нужно!) выйти во взрослый мир, но взрослый мир не может войти внутрь Шира, а если и проникнет, как Сарумановы приспешники, то будет изгнан, а раны, нанесенные земле хоббитов, волшебным образом исцелятся. И неважно, что реальный Сэрхоул был поглощен Бирмингемом, — в сердце каждого человека мир детства окружен самой несокрушимой из стен.

А затем приходит новое детство: Профессор становится отцом. И в семье появляется деревянная шарнирная кукла — Том Бомбадил. И — пока еще независимо от него — истории про хоббита и гномов, которые Профессор рассказывает своим детям. Потом возникнут первые стихи про Тома и Дочь Реки, а потом, уже во «Властелине колец», все это сольется воедино: Бомбадил, разговаривающий детскими стишатами и спасающий хоббитов от недетских бед. Бомбадил — это образ отца, как ощущает его ребенок (напомним, что с собственным отцом Толкин расстался в три года, а через год тот умер от лихорадки).

Ощущение детства, навсегда запечатленное Профессором в образе хоббитов, закономерно определяет и их рост, и то, что их поначалу принимают за детей. А поскольку это идет не от логики, не от размышлений о мире, а от самых глубинных переживаний, то оно выглядит органично и не вызывает вопросов или возражений. Бомбадил выручит из любой беды, чудесным образом оказавшись рядом? Это нормально. Кольцо, перед которым трепещут мудрые и могучие, не имеет над ним власти? Разумеется. Он предсказывает тебе будущее (в его доме Фродо видит сон о своем пути в Валинор)? Иначе и быть не может. Разумеется, Тома Бомбадила можно сравнивать со сказочным дарителем, типа бабы-яги в избушке на курьих ножках, где герой и выспится, и получит чудесные знания, но… Но если мы возьмем любую сказку, где герой попадает к бабе-яге, то этот сюжетный ход будет в ней одним из важнейших (герой узнает, кто похитил его жену и где ее искать, получит коня и/или волшебные предметы), но при этом яга никогда не станет выручать героя. Иными словами, в образе Тома Бомбадила сказочный архетип трансформируется, но не в сторону авторского литературного, а в направлении детских переживаний. Восприятие читателем этого образа зависит от того, насколько в нем силен внутренний ребенок. Если силен — Бомбадил принимается целиком и безоговорочно, если нет — возникают концепции типа «Бомбадил — негативный персонаж, поскольку его лес полон злых сил, соседи — нежить, и он ничего не делает, чтобы их уничтожить». Эти идеи соседствуют с гораздо более распространенной в фэндоме концепцией «негативного Гэндальфа»: его осуждают за то, что он дает хоббитам трудные и труднейшие задачи, вместо того чтобы сделать все самому. Гэндальф, как и Том, — это воплощение образа отца (недаром Гэндальф практически всегда фигурирует вместе с хоббитами), но в двух разных ипостасях: Том — это отец защищающий, всемогущий отец малыша, Гэндальф — отец учащий, отец мальчика и подростка (напомним, что Гэндальф появляется в творчестве Толкина, когда его старшему сыну было тринадцать лет, а младшему — шесть).

В таком ракурсе очевидно, почему и Гэндальф, и Том не берут на себя решение судьбы Кольца. Но это ответ извне (и из недр читательского подсознания), а над ответом изнутри мира Толкину пришлось изрядно поработать. И если объяснение для Гэндальфа сформулировано логично (Гэндальф боится, что с его желанием творить добро Кольцо превратит его во всемогущего тирана), то в случае с Бомбадилом возникает парадокс: Кольцо не имеет над Томом никакой власти, то есть оставить его в Вековечном Лесу безопаснее и стократ проще, чем нести в Мордор, и все же этого делать нельзя. Аргумент «он был бы ненадежным хранителем» не выглядит убедительно. Иными словами, здесь на образ отца накладывается и образ лесного духа, который просто существует, может спасти заблудившегося путника, но не покидает своих владений.

Толкин поступает с Бомбадилом как бы нелогично: он мог сделать его просто лесным духом, равноценной парой Златенике, тогда было бы легко понять, почему Том не пытается уничтожить нежить в Холмах Мертвых и приструнить злые силы в своем лесу. Но Профессор делает прямо противоположное: он именует его Ярвайн Бен-адар, Старейший из Нерожденных, который, по словам Элронда, древнее самой древности. Нерожденные — это, очевидно, Айнур, быть буквально старейшим из них Бомбадил не может, поскольку первым был Мелькор. Это противоречие попытались объяснить, объявив Тома воплощением самого Творца, Эру, что, конечно, выглядит неубедительно. При этом сам Толкин отказывался объяснять, кто же такой Том, говоря в Письме 144, что в тексте должны оставаться загадки, и называет Бомбадила именно такой умышленно оставленной загадкой. Причина этой тайны кроется, вероятно, в том, что Толкин воспринимал Бомбадила как всемогущего отца малыша и одновременно понимал, как на самом деле слаб такой отец перед житейскими бурями. Распутать клубок противоположных чувств было бы слишком болезненно… С другой стороны, именно нераскрытость этого противоречия придает убедительность миру, ведь каждый из нас сохраняет детские ощущения всесилия родителей и взрослое понимание, каковы они на самом деле.

Толкину фактически оставался один шаг до утверждения, что Том Бомбадил — создатель хоббитов. Согласно «Сильмариллиону», в Арду спустилось множество духов, великих и малых; Саурон прямо назван самым могущественным из майар, следовательно, мощь Бомбадила, над которым Единое Кольцо не имеет силы, превышает мощь Саурона. Значит, он дух более высокой природы, уровня Валар. Он постоянно поет, то есть обладает силой творения. И он максимально схож с хоббитами, о происхождении которых Толкин не сообщает ничего. Как видим, факты сходятся. В таком контексте странствия народа хоббитов, описанные в Приложениях к «Властелину колец», оказываются путем народа к своему создателю.