Как выжить женщине в Средневековье. Проклятие Евы, грех выщипывания бровей и спасительное воздержани - Янега Элеанор. Страница 21

Искусство

Живописное искусство облекало в зримые формы те самые тропы, которые поэты с такой старательностью создавали в своих литературных портретах. Идеальная женская красота с похвальной регулярностью появлялась в средневековой живописи, причем нагляднее всего в изображениях одной конкретной женщины — Евы.

Ева была удобна в качестве прародительницы всех красавиц отчасти в силу ее ключевой роли в христианском учении. Многие дошедшие до наших дней произведения отличаются изысканностью и завершенностью, и это указывает на то, что они предназначались богатым, причем многие из них принадлежали к Церкви. Вас вряд ли удивит, что, если Церковь заказывала произведения искусства, то подразумевалось, что они будут на религиозные сюжеты. В результате дошедшие до наших дней изображения красавиц — это в основном героини библейских историй, а также особо почитаемые мученицы поздней Античности или Средневековья.

По правде говоря, любая из представленных в церковном искусстве женщин по определению должна была быть красавицей, поскольку Средневековье ставило знак равенства между красотой и добродетелью. Христианские, иудейские и мусульманские мыслители сходились во мнении, что всякое живое существо заключает в себе потенциал красоты и во всей полноте раскрывает его, когда достигает гармонии с природой. А поскольку природу наделяли божественным началом, считалось, что те, кто обладал наибольшей святостью и в силу этого близостью к Богу, находятся в гармонии с природой. Таким образом, они непременно были прекрасны. В итоге изображения Евы до грехопадения были портретами прекраснейшей женщины, какую только можно было вообразить.

С точки зрения популярности в искусстве Ева далеко превосходит других прекрасных благочестивых женщин еще по одной причине: приличия дозволяли изображать ее нагой. Хотя средневековые европейцы часто пренебрегали религиозными запретами, если видели в том удобство для себя, нарушение установленных церковью правил, по всей вероятности, не простиралось так далеко, чтобы затронуть создание произведений искусства для религиозной аудитории. Будь вы юным полным надежд художником, желающим попробовать себя в изображении обнаженной натуры, для вас был бы только один путь — в сады Эдема. Таким образом, как идеал женской красоты Ева заняла в изобразительном искусстве то же место, какое Елена Троянская занимала в литературе. Ева была прекраснейшей, эталоном, которым измерялась красота всех прочих женщин. И притом она была нагой.

Ева Картина Джулиано Буджардини. Ок. 1520 г.

Живописные произведения снова и снова изображали Еву, словно списанную с литературного портрета Елены. Еву можно было увидеть подле спящего супруга, или погруженной в беседу со Змеем- искусителем, или с позором изгоняемой из Рая, везде она изображалась несомненной красавицей. Ева взирает на нас с мозаичных полов V века златокудрая, с маленькими высокими грудями. В Библии IX века изображение ее округлого чрева предпослано Книге Бытия. Ее нежная кожа сияет белизной со страниц часословов и сводов кафедральных соборов, везде, где верующие нуждаются в напоминании, что если бы не тот факт, что женщины оказались недостойны доверия, то любой из них все еще мог бы быть прекрасным и нагим, как это было в Раю.

Что важно для наших рассуждений, женщины могли бы быть прекрасными и обнаженными только в одном каноническом облике. Хотя на протяжении Средневековья происходила смена художественных стилей, само изображение образа Евы претерпело мало изменений. Она предстает перед нами вечно златовласой, с неизменными бровями- полумесяцами, высоким лбом, белой кожей, розовыми щеками, алыми губами, белыми зубами, длинной шеей, маленькими грудями, округлым животом и полными бедрами. С течением времени эти черты становились более выраженными, и к XV веку кожа Евы приобретает не просто метафорическую, а буквальную белоснежность. Она сияет белизной нетронутых снегов, о сравнении с которыми мечтали все средневековые дамы. Ни одна женщина не могла быть настолько прекрасной, ни физически, ни нравственно.

Те же самые тропы определяли изображения внешности других красавиц. Великолепна была Дева Мария, единственная из женщин, сумевшая избежать проклятия за грех Евы: белокожая, златовласая, иконически прекрасная.

Ева Картина Лукаса Кранаха Старшего. До 1542 г.

В религиозном искусстве, начиная с церковных фресок и заканчивая страницами Библий, изображались также святые девственницы, которые часто удостаивались всеобщего почитания за благочестивую готовность во имя своей веры отвергать поклонников. Кого- то из них уместно было изображать обнаженными, например раннехристианскую мученицу святую Агату, которая чудесным образом вновь вырастила себе груди после того, как их отсекли ее мучители римские язычники. Это позволяло живописцам изображать ее в образе привязанной к столбу прекрасной молодой женщины с обнаженными грудями и иногда с наложенными на них орудиями пыток. Если нагота была уместна, ее с удовольствием изображали.

Святая Агата Миниатюра Сано ди Пьетро. До 1473 г.

На некоторых картинах, например на тех, что составляют Гентский алтарь, толпы прекрасных мучениц под конец мира стекаются для поклонения мистическому агнцу. Их лики почти одинаковы, и отличить одну от другой позволяют разве что символические иконографические атрибуты.

Так, св. Варвару мы узнаем по небольшой башне в ее руках, а св. Агнессу — по ягненку. Остальные белокожие и светловолосые прекрасные девы идут вперед, неся пальмовые ветви, символы своего мученичества, в то время как Ева взирает на них с панели в верхнем ряду. Красота мучениц не только равноценна, но и с художественной точки зрения неоспорима.

Эти образы служили объектами религиозного культа и почитания; верующие молились на них, устремляли к ним помыслы; глядя на них, вспоминали, чего лишился род людской после грехопадения. Притом что святых мучениц полагалось изображать прекрасными по религиозным соображениям — чтобы красота подтверждала их святость, — верующим они представлялись еще и сексуально привлекательными.

Об этом мы знаем со слов враждебно настроенных к ним очевидцев, а именно от протестантов. В период раннего Нового времени, когда часть христиан порвали с Католической церковью, они среди великого множества претензий указывали на образы святых и мучеников в стенах церквей. В 1520 году один протестант из Страсбурга жаловался: «Когда я смотрел на изображения женщин- святых в алтарях, меня часто посещали низменные мысли. Ибо ни одна куртизанка не осмелилась бы облачиться или украситься роскошнее и бесстыднее, чем они в наши дни обряжают Богоматерь, святую Варвару, Екатерину и других святых»⁹³.

Тот факт, что фигуры святых в церкви до такой степени распаляли в этом безымянном мужчине греховные мысли, не только свидетельствует о присущем человеку эротическом воображении, но и вызывает улыбку и о многом говорит. Как мы уже убедились, средневековый образ красавицы выковывался с великим усердием и до тошноты неотступно повторялся из века в век, ввиду чего нам было бы затруднительно выяснить, насколько он приходился по вкусу среднестатистическому человеку времен Средневековья. Неужели