Как выжить женщине в Средневековье. Проклятие Евы, грех выщипывания бровей и спасительное воздержани - Янега Элеанор. Страница 34
ИзменаМиниатюра из «Романа о Розе»
любострастия. В средневековых умах это легко связывалось с интересом женщин к своей наружности. Как мы уже говорили выше, интерес женщин к роскошным нарядам и украшениям объясняли их предполагаемой похотливостью. Стоило женщине нарядиться или красиво причесать волосы, ее тут же начинали подозревать в желании разжечь вожделение, притом не у супруга, а в посторонних мужчинах. Один отвергнутый муж в «Романе о Розе» жалуется на неоспоримую истину, что «кто в жены женщину возьмет, Тот глупость всю свою поймет»:
Так неужели для меня С того Вы хорошели дня?! — Все люди видят эту ложь, Теперь и правды не найдешь. Я отношусь с большим презреньем Ко всем нарядам, украшеньям, Что носите Вы лишь для тех, Кто поднимает Вас на смех. Развратников таких полно — Вы, видно, с ними заодно. Кому Вы говорите сказки? Вы врете людям без опаски.
Мне Ваши бусы не по нраву, Вы носите их не по праву! Наряд сей может быть надет, Когда со мной Вы тет- а-тет. Зачем на танцы в нем ходить — Бесстыдников с ума сводить?177
Так что неудивительно, что встревоженные отцы без устали заклинали своих дочерей не красить лица. И если они желали выставить свою дочурку выгодной партией для брака, им надлежало в первую очередь показать чистоту ее помыслов и отсутствие интереса к сексу за пределами супружеской опочивальни. Именно поэтому они старались позаботиться о том, чтобы дочери не следовали последней моде и не лелеяли связанные с ней сластолюбивые замыслы.
Если мужчин так сильно тревожило, что вверенные их попечениям женщины непростительно много заботятся о своей внешности и тем обнажают свой интерес к неприемлемым или внебрачным любовным похождениям, ничто не мешало им обратиться к испытанному средству: проповедники рекомендовали прихожанам держать своих жен, сестер и дочерей в неприглядности, дабы они не решались покинуть дом и завести интрижку. Так, английский проповедник Одо Черитонский (ум. ок. 1247) давал следующую рекомендацию по содержанию привлекательных жен и дочерей: «всем отцам семейств надлежит связывать их волоса в узел и подпаливать их. А одевать их надлежит в рубища, нежели в драгоценные наряды. Ибо тогда они не осмелятся и носа из дому высунуть»178. Вдобавок иной раз обойдитесь с ними погрубее, и тогда отобьете у ваших родственниц всякое желание искать секса, которого они так отчаянно хотят.
Страх за сексуальную невоздержанность женщин был достаточно силен и временами приводил к принятию соответствующих законов. Так, начиная с 1288 года в Болонье появились законы против прелюбодеяния. На мужчин накладывался штраф в зависимости от их положения в обществе и достатка — от 30 до 50 фунтов. Зато «повинная в прелюбодействе жена приговаривалась к штрафу в сотню фунтов, каковая сумма для уплаты могла быть взята из ее приданого»179.
Женская неверность тревожила общество куда больше, чем неверность мужчин. Помимо того что в расчет не принимались никакие жизненные обстоятельства женщины, так еще и штраф назначался вдвое больший, чем состоятельному мужчине. К тому же штраф взимался напрямую из приданого женщины, то есть из средств, которые она, выходя замуж, принесла в семью и которые обычно предназначались ей для свободного распоряжения.
Поскольку женщины считались более сексуально озабоченными, чем мужчины, им требовалось более суровое наказание, способное удержать их на стезе добродетели. Тем более что неверная жена могла зачать ребенка от другого мужчины, ее неверность представляла экзистенциальную угрозу самой сути брака. Наказания вроде высокого штрафа считались необходимыми, чтобы подчеркнуть серьезность последствий, к которым могла привести женская распущенность, и не только потому, что женщины от природы похотливы, но и потому, что среди действовавших в те времена институтов брак не должен был поощрять секс. Женщин из знатных и богатых сословий — а на данную категорию как раз и были рассчитаны денежные наказания за неверность (женщин из низших классов обычно не подвергали такому наказанию, поскольку у них если и было приданое, то очень скромное) — особенно подозревали в интересе к внебрачному сексу по тем же причинам, по каким они в первую очередь вступали в брак.
Для средневековых европейцев брак был семейным институтом и церковным таинством, как мы увидим в главе 4. И поскольку женитьба существовала в основном для того, чтобы производить на свет потомство, для некоторых семей брак стал средством для заключения разного рода сделок.
Выгоды от скрепления двух семейств посредством брачных уз в наибольшей степени иллюстрируются династическими браками, заключавшимися для укрепления политических союзов и рождения законных наследников, которым предстояло продолжить династические линии. Королевские дома и родовитая знать, чьи богатства и власть надлежало сберегать и умножать для передачи следующим поколениям, ценили роль женщины в первую очередь как матери, а сам брак — как способ узаконить рожденных детей в качестве наследников. В средневековой Европе браки между представителями могущественных родов не были основаны на симпатии или любви между брачующимися. Такие браки представляли собой сделки, скрепленные церковным таинством.
Для скрепления брачного соглашения и для того, чтобы доказать, что в будущем возможно появление наследников, требовалась кон-сумация брака посредством секса между супругами. Правда, перспектива такого обязательного секса не всегда вызывала радостное предвкушение у кого-либо из супругов. Вы бы тоже не особенно радовались, если бы родители решили, кто станет вашим единственным сексуальным партнером.
Не стоит думать, что будущим женихам и невестам не давали вообще никакого слова в выборе второй половины. Напротив, им обычно предоставлялось право отказа; де Ла Тур Ландри, как мы видели в главе 2, утверждал, что женихи отвергают девиц, если у тех косят глаза180. И все же браки, особенно среди знатных особ, были нужны не для того, чтобы соединять любящие сердца. Напротив, по мнению людей Средневековья, романтическая любовь у богатых людей могла существовать исключительно за пределами брака. В такой любви семейные интересы никакой роли не играли, и возлюбленных выбирали только по сердечной склонности. В самом деле, именно истории внебрачной любви составляли основу одного из самых популярных и долговечных жанров средневековой литературы — куртуазного романа.
Куртуазная любовь как форма литературы повествовала о любовных похождениях в кругах придворной знати. Как жанр куртуазный роман выступал зеркалом тех любовных отношений, которые существовали в утонченном светском обществе, и помогал устанавливать, закреплять и распространять такой тип отношений на всем пространстве средневековой Европы. Куртуазная любовь была прерогативой знатных особ, однако порожденная ею литература пользовалась большой популярностью среди всех слоев населения. Это легко понять, если вспомнить, что и в наше время персонажами романов нередко становятся представители аристократии прошлых времен, однако читать такие истории могут люди вовсе не знатного происхождения.
Сцена прелюбодеяния из книги «Рыцарь башни»
Куртуазная литература стремилась отображать романтические и сексуальные отношения особ, которые находились при дворах знати. Богатые и в известной степени праздные, они проводили свои дни в роскоши, окруженные большой свитой. Двор всякой особы королевского или знатного рода включал в себя огромное количество молодых людей. Девушки были domicellae, то есть придворными дамами, а юноши — пажами, оруженосцами или рыцарями. В обязанности приближенных дам входило носить за госпожой шлейф, когда она направлялась в часовню, а также помогать ей в занятиях вышиванием. Обязанности оруженосца или рыцаря предполагали участие в вой нах или дипломатических миссиях. И мужчинам, и женщинам положение при дворе открывало возможности заработать доброе имя и, возможно, заключить выгодный брак. Утонченная и необычайно насыщенная условностями жизнь придворных отражала власть и богатство, которыми они обладали. И потом, когда изысканные дамы и кавалеры изо дня в день пребывали в одном и том же тесном кругу придворных, неудивительно, что между ними нередко вспыхивал взаимный интерес, который мог быть даже сильнее, чем тот, что они испытывали к своим законным супругам или нареченным.