Ревизор: возвращение в СССР 28 (СИ) - Винтеркей Серж. Страница 19

Вскоре примчался Николаев. Откровенно обрадовался, увидев его, с ним приятно работать. Он тоже стремительным движением протянул мне руку и напомнил мне в микрофон темы сегодняшних передач.

— С чего начнём? — спросил он, глядя за стекло на звукорежиссера.

— Ну, давайте, начнём с США, — предложил я.

Говорил долго и гладко. И в КГБ выступал, и по заводам разным сколько раз. Уже и захочешь, не запнешься, настолько тема освоена. Николаев только все более изумленно смотрел на меня, понимая, что я долго могу так вещать про американский империализм.

И я все по делу говорил, но он все равно не удержался и перебил меня, задав вопрос. Я не обиделся, всей специфики их работы не знаю. Вполне может быть, что его будут ругать, если он просто молча просидит всю передачу, не вмешиваясь в мой монолог. Скажет его начальство — а на кой ты вообще этому Ивлеву нужен тогда в передаче? Может, тогда вообще его одного там оставить, а твою зарплату ему добавить, раз он и один вполне справляется?

— А чем, Павел Тарасович, можно объяснить вот эту наглость, с которой американцы лезут во внутренние дела других стран? Казалось бы, сидят на своем континенте, почему бы не оставить в покое людей, живущих за много тысяч километров от них?

— На это у них много причин. Я вкратце их освещу… Первая — это идеология США, по которой они объявляют себя богоизбранной нацией. Да, именно богоизбранной, они считают, что сам бог велел им править миром. Самые богатые люди в США — протестанты, а у них есть интересная доктрина. Если ты умрешь богатым, то попадешь в рай. Богатство — это твой билет в рай. А отсюда уже недалеко и до мысли, что если Америка самая богатая страна, то она предназначена для рая, то есть, избрана Богом для спасения, и имеет моральное право диктовать свою волю другим!

Николаев не удержался и снова перебил меня, сказав:

— Удивительное мракобесие для нашего времени, когда люди полетели в космос! После того, как первый человек, попавший в космос, Юрий Гагарин, открыл новую эру в развитии человечества, слышать такое просто смешно! Никакого Бога он там не встретил!

Я подыграл ему, сказав:

— Было бы смешно, если бы не было так печально для всех стран в мире, которым американцы в силу этого мракобесия пытаются диктовать свою волю или уже диктуют!

После чего продолжил, раскрыв и другие причины такого поведения США на мировой арене, от захвата рынков сбыта до политического контроля над другими странами для привлечения инвестиций в американскую экономику из них. Расписал подробно, как при американской поддержке местные олигархи выжимают все соки из своей страны и отправляют эти деньги в Америку на хранение. Николаев только одобрительно кивал, не подозревая, что совсем скоро это станет истиной и для Москвы… Он больше меня не перебивал, видимо, считал, что влез достаточное число раз в передачу, чтобы отработать свои деньги.

Не менее уверенно отработал и по Латинской Америке. Особое внимание уделил Кубе, мужественно выдерживающей жесточайшую американскую блокаду, и Чили, предрекая аккуратно чилийцам очень тяжелые времена уже в ближайшие месяцы. Нагнетал страсти не хуже, чем Шекспир в своих драмах, стараясь говорить максимально обтекаемо о готовящемся при помощи американцев военном перевороте. Когда скоро там все грохнет, и Пиночет придет к власти, люди вспомнят о моем предсказании. Глядишь, ко мне начнут относиться намного серьезнее, чем раньше. И вовсе я не палюсь, как кто-то мог бы подумать — если спросит кто-то серьезный, как я понял, что в Чили случится такой вот поворот, совсем несложно сказать, что военные перевороты — любимый инструмент американцев для смены власти в тех странах, где политика правительства их не устраивает. А признаки того, что все близко к такому шагу, я нашел в западных газетах, которые читаю в спецхране, готовя записки для Политбюро.

Закончив запись, с удивлением обнаружил, что Николаев выглядит уставшим, хоть ничего особенно и не говорил, в отличие от меня. Ну да, наверное, это очень утомительно, сидеть и большей частью помалкивать, когда другой человек разливается мыслью по древу. Мы с ним поднялись и пожали друг другу руки.

— С вами очень интересно работать, — сказал он на прощанье.

— Взаимно, — улыбнулся я.

Он собрал свои листы с заготовленными заранее вопросами, и мы вместе вышли из студии.

— Саша Латышева просила вас сразу не уходить, — сказал он мне, прежде чем унестись вдаль по коридору.

Пришлось опять идти в редакторскую.

— Вы уже закончили запись? — удивилась она.

— Ну да, — улыбнулся я. — Алексей Львович сказал, что вы просили зайти к вам.

— Да… Тут вам письма приходят, — подошла она к увесистому мешку.

Жесть!.. Я уже научился на взгляд определять, сколько писем может быть вот в таком вот мешке!.. Ну точно минимум сотни три… Да мне с газеты переданных вполне хватает… Тем более жена теперь работает. Мама в положении, тоже работает. Дети сколько сил и времени у всех отнимают…

— Их уже просмотрели, и что могли, наверное, сами отработали. Но эти конкретно вам адресованы, — поспешила добавить Латышева, глядя на моё озадаченное лицо.

Заглянув в мешок, увидел, что письма действительно вскрыты. Отработали они, что могли… Небось, цензура письма просматривала или комитетчик.

— Спасибо, — сказал грустно я и потащил этот мешок в коридор.

Хорошо ещё, что Вера из «Труда» давно не передавала новых писем… Хотя я и вздрагиваю, заходя к ней в очередной раз, понимая, что где-то у них они все же копятся, и однажды она меня ими снова «осчастливит». Что же с этими письмами делать? Ну ладно, потом прикину, пока что придется таскать это с собой…

Позвонил из автомата Сатчану узнать, есть ли какие-то новости, нужно ли мне приезжать к нему?

— Слушай, ну, там, где твой свойственник работает, — начал Сатчан, — покупатель на себя взял оформление, так что без нас там разберутся. И получат, и вывезут, там Жанович сам дирижирует. По поводу второй рекомендации. Как я и ожидал, Захаров сказал, что сам тебе её даст. Как будет готова, я тебе позвоню. И ещё… В понедельник у нас баня.

— Понял, — усмехнулся я.

Лубянка.

— Ну, что там у «Скворца»? — спросил Вавилов полковника Воронина. — Как успехи?

— Конкурс красоты в Монако выиграла, — мрачно ответил полковник.

— Ну, это же хорошо? А, Павел Евгеньевич? Больше контактов будет. С чего такая реакция?..– с недоумением посмотрел на него зампред.

— Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего, — положил он перед зампредом визитку подполковника Косельни.

— Военный атташе, Рим?

— Подполковник Ансель Косельни, сотрудник Службы внешней документации и контрразведки Франции, — доложил Воронин. — А познакомился со «Скворцом» в Больцано. И интересовала его прошлогодняя перестрелка, в которой, как нам с вами известно с ее слов, приняла участие «Скворец»…

Зампред молча смотрел на визитку француза, переваривая услышанную информацию.

— Думаешь, они знают об её участии? — наконец, поигрывая желваками, спросил он полковника.

— Нельзя исключать, — ответил Воронин.

— И что из этого следует?

— Однозначно — ничего. А подумать есть над чем, — уверенно ответил Воронин.

— Ну, давай, подумаем, — озадаченно проговорил Вавилов. — Она ещё что-то сообщила?

— Нет, Николай Алексеевич.

— Ну, и что это? Подстава?

— В данный момент нет оснований так считать.

— Но помнить надо, — нравоучительно проговорил зампред.

— Конечно, — согласился полковник.

Москва.

Сальников ожидал Дружинина в машине около центральной угловой башни. Он пристально всматривался в выходящих из здания сотрудников, так как не был уверен, что зять помнит его личную машину. Но он, только выйдя на ступени, стал оглядываться по сторонам и сразу привлёк к себе внимание шурина.

— Андрей, — выскочил из машины Сальников и замахал ему рукой.