Драконова Академия. Книга 5 - Индиви Марина. Страница 10

– Что ты собираешься делать? – спросил он.

– Я же сказала: проверим твою выносливость.

Звякнула упавшая на пол цепь, в ее ладонях оказался мягкий гель, и уже в следующее мгновение тонкие руки легли ему на плечи. От одного ее прикосновения – совершенно иного, бесстыдного, так непохожего на те, что ему знакомы, можно было кончить. Он с трудом удержался, закусив губу, только почувствовал, как сердце ударилось о ребра. Гулко. Мощно. Безумно.

– Пока принимаешь ванну, – как ни в чем не бывало, произнесла Лена, продолжая намыливать его спину и плечи с той же откровенностью, с какой могла сейчас водить ладонью вдоль члена, – запомни основные правила пребывания здесь. Про обращение ко мне ты уже все понял. Я надеюсь. Так вот, основное правило выживания: не зли Адергайна. Он привык к тому, что все, что его раздражает, превращается в пыль. Точнее, в пепел и тлен. Исключение – это я, но я ему нужна. А ты нет. Это понятно?

– Понятно, – сквозь зубы процедил Люциан.

Раздражение, ярость, отчаяние, желание смешались в крови в какой-то дикий коктейль, до которого даже десяти бутылкам дорнар-оррхар было далеко. В ушах шумело, пах сводило от возбуждения, перед глазами все плыло. Желание вцепиться в эту женщину, опрокинуть ее на себя, вытряхнуть из нее всю Тьму было столь же непреодолимым, сколь и желание коснуться себя.

Провести ладонью по стволу, представляя, что это делает Лена. Его настоящая Лена. Как можно такое испытывать? Как можно всего этого желать в таких обстоятельствах?!

«Можно, – подсказал внутренний голос. – Можно, Люциан. То, что живет в тебе после воскрешения, отзывается на ее тьму. Ты отзываешься на ее тьму».

Нет.

Нет.

Нет!

Люциан сжал зубы с такой силой, что чудом не услышал их хруст.

– Второе правило, – произнесла Лена. Ее ладони спустились ниже и сейчас скользили под водой по бокам и напряженному животу. От этого крыло сильнее, чем он жара, который терзал его тело в первый дни после возвращения из Загранья. Люциан хрипло выдохнул, когда хрупкая ладонь скользнула совсем рядом со ставшим уже каменным стволом. – Не пытаться сбежать. Даже зная о том, кто ты, никто разбираться не будет. А я не хочу тебя потерять раньше, чем наиграюсь, мой сладкий мальчик. Это тоже понятно?

Она наклонилась к самому его уху, дыхание обожгло кожу.

Как можно быть такой горячей и такой холодной одновременно?

– Х-хватит, – хрипло выдохнул он, когда изящная ладонь снова скользнула совсем рядом с напряженным членом. Миг – и ее пальцы сдавили основание члена с такой силой, что пах пронзило острой яростной болью, перед глазами потемнело.

– Здесь я решаю, когда хватит, – прошипела она. – Мне показалось, ты меня услышал.

Справиться с ней Люциан сейчас мог бы. Мог бы, но… Но даже одна такая попытка означала, что он уничтожит единственный шанс на спасение Лены. Поэтому оставалось только рвано дышать, чувствуя, как по вискам бегут капельки пота. Там, где ее пальцы сжимали член, пульсировала боль. Уже не такая острая, но мешающая мыслить здраво. Поэтому Люциан выдохнул:

– Услышал. Я вас услышал. Простите… миледи.

Все это казалось каким-то фарсом. Каким-то жутким фарсом, но Лена лишь усмехнулась. Разжала пальцы и стряхнула руку. Брызги воды попали ему на лицо, далее последовал приказ:

– Доставь себе удовольствие, Люциан. Я разрешаю. Я разрешаю это только сейчас, и если ты этого не сделаешь, будешь ходить со стояком, пока твой член не посинеет и не отвалится. Поверь, я знаю, как это делать – магия открывает безграничные возможности. Но тебе эти возможности не понравятся.

Сложнее всего было его коснуться. Сложнее, а еще получилось очень больно. Он на мгновение зажмурился, чтобы в следующее мгновение почувствовать ее пальцы в своих волосах. Она рывком потянула его наверх, приказала:

– Открой глаза.

И он открыл. Чтобы увидеть свое отражение в ее черной радужке, почти слившейся со зрачком. Безумное возбуждение захлестнуло с такой силой, что хватило лишь нескольких движений рукой. Разрядка оказалась болезненной, но такой острой, что перед глазами потемнело до одури. До рваного крика, который потерялся за закушенной до крови губой.

Дыхание отказывалось приходить в норму, сердце колотилось как сумасшедшее. Но, к счастью, хотя бы ее пальцы на волосах разжались, и Люциан смог сползти в воду. Чувствуя, как она выпивает из его последние силы.

– Что… – хрипло произнес он, облизав пересохшие губы. – Лена, что с тобой случилось? Ты просто не можешь…

Она закатила глаза.

– Леной ты меня назвал без последствий в последний раз. Это первое. А второе… я покажу.

Шагнув к нему, она положила ладони ему на виски, и перед глазами Люциана взорвалась красками картина ее воспоминаний. Хотя, если быть точным, она взорвалась Тьмой.

За некоторое время до этого

Лена

В подземелье Адергайна я потеряла счет дням. Не помню точно, когда, первое время я еще пыталась как-то вести учет прожитому времени, но достаточно сложно это делать, когда вокруг только темнота, сырость и… Мертвые земли. Здесь я очень хорошо почувствовала, насколько они мертвые, потому что внутри меня все тоже было мертво.

Я потеряла лучшую подругу. Лишилась ее доверия из-за темной магии.

Из-за темной магии чуть не погиб Люциан.

Из-за темной магии Валентайн превратился в монстра. Мне бы очень хотелось держаться за любовь к нему, но то, что он сделал на балу в Даррании, выжгло меня, как Тьма. Она же продолжала меня выжигать, день за днем. Здесь, из-за ее близости, контролировать ворвавшуюся в меня в ту ночь силу стало почти невозможно, поэтому временами я проваливалась в блаженное безразличие, временами – возвращалась в себя.

Признаюсь честно, возвращаться было ужасно.

А ужаснее всего в этом состоянии, в том, которое я называла живым, было то, что никто ничего не сообщал о моей участи. От меня ничего не просили. Ничего не требовали. Просто швырнули в подземелье после того, как я послала Адергайна вместе с его сыном по батеньке и посоветовала им идти… к Лозантиру, пусть будет так.

Кормили меня один раз в день, из-за чего я уже не была настолько уверена, это гремят цепи или мои кости. Куда делся Валентайн, я тоже не знала, куда делся Адергайн – тем более, но что-то мне подсказывало, что мой посыл не дошел, и они оба там живут и радуются жизни, пока я здесь изображаю узницу подземелья.

Хотя почему же изображаю…

Когда становилось совсем скучно, я цитировала поэзию серебряного века. Спасибо урокам литературы, правда, а то мой мозг вполне мог бы превратиться в кисель. Первый кризис случился, когда закончилось действие заклинания, благодаря которому в этом мире не были нужны прокладки. Мой организм то ли обиделся на такое, то ли что еще, потому что столько крови из меня не вытекало никогда. А еще никогда не было столько боли.

Я кричала, просила, умоляла, звала на помощь, но никто не пришел. Точнее, они приходили, но дверь осталась заперта. Просто мне доставляли ежедневный скудный паек. Тогда я еще не знала, что провести несколько дней неподалеку от лужи собственной крови, думая, что умираешь – это ничего так. Потому что спустя какое-то время после этого произошел кризис дубль два.

Когда скрипнула дверь, а не крохотное окошечко в полу, через которое мне просовывали еду, мне показалось, что у меня галлюцинации. Но это были не галлюцинации, а вполне себе Адергайн.

– Ты воняешь, Лена, – это было первое, что он сказал.

– Дерьмовое у тебя отношение к семье, – ответила я и поморщилась.

Даже от неяркой полоски серебристого света, просочившегося из-за приоткрытой двери, сейчас резало глаза.

– Это было наказание, – сообщили мне. – Никто, даже члены моей семьи не смеют дерзить мне.

– О, – сказала я. – Ну так я не знала. Мог бы предупредить, я бы сразу рухнула в тлен у твоих сапог и вылизала их.

Он оказался рядом со мной в одно мгновение, схватил до подбородок и вздернул голову наверх. От такого обращения мои позвонки только чудом не застучали друг о друга или по полу, как оторванные пуговицы. Голова взорвалась болью.