Бенефис Лиса - Хиггинс Джек. Страница 44

Клейст остановился у подножия лестницы и крикнул:

— Галлахер, где ты?

Никакого ответа. Он взял керосиновую лампу и пошел наверх, чтобы убедиться своими глазами, что никого нет. В спальне было пусто. Он спускался с лестницы очень медленно и с трудом, снова вошел в комнату и поставил на стол лампу.

Потом он завернул ее, и комната погрузилась в темноту, за исключением небольшого свечения углей в камине. Он отдернул занавеску на окне и сел в кресло качалку, развернув его так, чтобы видеть двор залитый лунным светом.

— Вот так-то, сволочь. Когда-нибудь ты все равно придешь домой.

Он вытащил из кармана маузер, положил его на колени и приготовился ждать.

Баум и Хофер в Сентябрьском приливе наслаждались неожиданно вкусным ужином. Холодный жареный цыпленок, местный молодой картофель, салат, да еще и бутылка превосходного вина, подаренная капитаном Хейдером. В лунном свете вид на залив Сент-Обин был удивительным, и они вышли на террасу допивать вино.

Спустя некоторое время появился капрал, который готовил ужин.

— Все в порядке, господин майор, — обратился он к Хоферу. — В кухне снова чисто. Я оставил кофе и молоко. Может быть, что-нибудь еще?

— Не сегодня, — сказал ему Хофер. — Мы будем завтракать ровно в девять. Яйцо, ветчина, все равно. Что есть. Сейчас можете возвращаться к себе.

Капрал щелкнул каблуками и ушел. Баум сказал:

— Какая ночь!

— Мой дорогой Бергер, скажите лучше: какой день! Самый удивительный в моей жизни.

— А впереди еще второй акт. — Баум зевнул. — Помня о завтрашнем дне, не плохо бы и поспать. — И он направился внутрь дома.

Хофер сказал:

— Вы, конечно, с учетом табели о рангах должны занять главную спальню, что прямо над этой комнатой, которая имеет отдельную ванную. Я устроюсь в маленькой комнате в конце коридора. Из нее видно, что происходит перед домом. Лишняя предосторожность не повредит.

Они пошли наверх. Баум так и держал в руке свой бокал с вином.

— Который час? — спросил он.

— Если вы еще будете спать, я разбужу вас в семь тридцать, — сказал ему Хофер.

— Роммель встал бы в пять, но не будем переигрывать. — Баум улыбнулся. Он закрыл дверь в свои апартаменты. Пройдя через помещение для переодевания, он оказался в самой спальне. Она была незамысловато обставлена: два шкафа, столик с зеркалом, двуспальная кровать, все, по-видимому, осталось от старых хозяев, у которых этот дом был реквизирован. Капрал раздвинул шторы на окне. Они были длинными, до самого пола, и тяжелыми, сшиты из красного бархата. За ними оказалась стеклянная дверь в стальной раме. Баум открыл ее и вышел на верхнюю террасу.

Вид отсюда был еще лучше, чем с нижней террасы. Справа вдали стала видна гавань Сент-Обина. Стояла тишина, которую нарушал только собачий лай где-то в дальних полях. Затемнение в Сент-Хелиере соблюдалось не вполне, то там, то здесь появлялись светящиеся точки. Море было спокойным, полоска пены лежала вдоль пляжей, небо светилось лунным и звездным светом. Ночь, за которую нужно благодарить Бога.

Он поднял бокал и сказал тихо:

— Ле хайм! — Повернулся, раздвинул шторы и вошел внутрь комнаты, оставив дверь открытой.

Мартиньи потребовалось двадцать минут, чтобы подняться между деревьями наверх. Подъем был трудным из-за густого подлеска, но он этого ожидал. Ему, однако, повезло, что перед ограждением сада не было изгороди из колючей проволоки, что он отметил еще при первом посещении. Он так окончательно и не утвердился в своих намерениях, когда осторожно перебрался через ограждение. Услышав голоса, он спрятался в тени пальмы и посмотрел на террасу, где освещенные лунным светом стояли Хофер и Роммель.

— Какая ночь! — сказал фельдмаршал.

— Дорогой мой Бергер, лучше скажите: какой день! — сказал ему Хофер.

— А впереди еще второй акт.

Мартиньи, стоявший в тени пальмы был поражен этим обменом загадочными фразами. Что за чушь? Когда они скрылись внутри, Мартиньи прокрался через лужайку ближе к дому и спрятался под навесом. Минуту спустя фельдмаршал появился на верхней террасе и, опершись на поручни, стал смотреть на залив. Постояв, он поднял свой бокал, тихо произнес:

— Ле хайм! — Повернулся и вошел в спальню.

«Ле хайм» означает «за жизнь», древнейший еврейский тост. Ну, это уж слишком. Мартиньи забрался на низкую стену, ухватился за поручни и перебросил тело на нижнюю террасу.

Хейни Баум снял Голубой Макс и Рыцарский крест с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами и положил их на столик. Он достал из-за щек резиновые вкладыши и посмотрел на себя в зеркало и, запустив руки в волосы, помассировал голову.

— Неплохо, Хейни, совсем неплохо. Интересно, что сказал бы этот великий человек, если бы узнал, что играет его еврейский парень?

Он начал расстегивать китель, а Мартиньи, который в это время уже стоял по другую сторону портьеры, накручивая глушитель на ствол Вальтера, вошел в комнату. Баум сразу увидел его в зеркале, и, как старый солдат, мгновенно выхватил маузер из кобуры на ремне, лежавшем на столике.

— Не стоит, — сказал Мартиньи. — Эти новые модели глушителей просто чудо. Если бы я выстрелил вам в спину, даже вы сами этого бы не услышали. Теперь руки на голову и сядьте на скамейку.

— Это что, заговор СС, с тем чтобы от меня избавиться? — сказал Баум, играя свою роль до конца. — Я знаю, что рейхсфюрер Гиммлер всегда меня недолюбливал, но не осознавал, насколько сильно.

Мартиньи сел на край кровати, достал из кармана пачку Житан и вытряхнул одну, действуя одной рукой. Когда ему удалось закурить, он произнес:

— Я слышал ваш разговор с Хофером на террасе. Он назвал вас Бергером.

— Нашли себе занятие?

— И я был за этой занавеской пару минут назад, когда вы разговаривали сами с собой. Так что давайте перейдем к фактам. Факт номер один: вы не Роммель.

— Это говорите вы.

— Ладно, попытаемся снова. Если я являюсь участником заговора СС, который должен вас убить по приказу Гиммлера, то, если вы не Роммель, какой смысл мне это делать. Другое дело, если вы, все же… — Он поднял пистолет, и Баум глубоко вздохнул.

— Очень умно.

— Так вы не Роммель?

— По моему разумению, это уже теперь ясно.

— Кто вы? Актер?

— Ставший солдатом, ставший снова актером.

— Потрясающе, — восхитился Мартиньи. Я видел его в Париже в прошлом году, но вы меня одурачили. Он знает, что вы еврей?

— Нет. — Баум нахмурился. — Послушайте, вы из каких эсэсовцев, в конце концов?

— Да ни из каких. — Мартиньи положил пистолет на кровать рядом с собой. — Я полковник британской армии.

— Ни за что не поверю! — воскликнул Баум изумленно.

— Жаль, что вы не говорите по-английски, я бы вам доказал, — сказал Мартиньи.

— Почему не говорю? Говорю, конечно, — ответил Баум на хорошем английском. — В девятьсот тридцать пятом и тридцать шестом я играл по всей Империи Мосса [12] в Лондоне, Лидсе и Манчестере.

— И вы вернулись в Германию? Вы сумасшедший?

— Из-за родителей. — Баум пожал плечами. — Как большинство стариков они не верили, что это может случиться. Я спрятался в армии, воспользовавшись документами человека убитого во время бомбежки Киля. Мое настоящее имя Хейни Баум. Для Роммеля я капрал Эрих Бергер, 21 парашютно-десантный полк.

— Гарри Мартиньи.

Баум, не без сомнения, пожал протянутую руку.

— У вас безукоризненный немецкий.

— Моя мать была немкой, — объяснил Мартиньи. — Скажите мне, а где сейчас Роммель?

— В Нормандии.

— Какова же цель маскарада? Или вы не знаете?

— Не полагалось бы знать, но я не хуже других умею подслушивать под дверью. — Баум достал сигарету из серебряного портсигара фельдмаршала, вставил ее в мундштук слоновой кости, который ему дал Роммель. — Он потихоньку встречается с генералами Шталпнагелем и Фалкенхаузеном. Совершенно противозаконное дело, насколько я понял. По-видимому, они и еще целый ряд других генералов, понимая, что война проиграна, хотят избавиться от Гитлера и спасти хоть что-то, пока есть шанс.