Кругом одни принцессы - Резанова Наталья Владимировна. Страница 32

– Так ты что, сам в себя попал?

– Обижаешь… Я могу промахнуться, но не настолько. Нет, это дружок мой, сволочь, выстрелил мне в спину. Он тут же, рядом валялся, с перерезанной глоткой. А ее, изменщицы, и след простыл.

– Сдается мне, я где-то слышала эту историю. Только там дело не совсем так… или совсем не так…

– Вечно люди все переврут… – Рыбин Гранат не стал развивать данную мысль, а замолчал, свесив голову на грудь.

– Так, я все понял, кроме одного, – послышался сиплый дискант, – кроме одного: что такое винительный падеж?

Хэм высунулся из травы. Я давно слышала, как он подполз, но не хотела перебивать Рыбина Граната. Однако последний на вопрос Хэма не ответил. Должно быть, задремал.

– Подслушивать нехорошо, – сказала я.

– Зато полезно… Я сначала с пацанами пошел, да скучно с ними. Нажрались своего зелья и валяются, как кабаны. Шаман ихний говорит – это они так Путь Воина изучают. Он им во сне открывается. А я решил лучше вас поискать. Вдруг что интересное вызнаю… чтоб потом можно было… как это она говорила… шан-та-жи-ро-вать?

– Значит, ты и у доктора Ньюэры подслушивал?

Хэм вместо ответа упал лицом в траву и захрапел, как взрослый. Кажется, он не притворялся. У меня тоже мутилось в голове, и это было довольно странно – от одного глотка. Обычно мне удавалось выпить гораздо больше без особого вреда для своей сознательности. Не иначе, клятые пришельцы добавляют дурмана в свой божественный напиток. Надо же, нашли способ Путь Воина изучать! Получается, любой забулдыга, дрыхнувший в канаве, занят тем же самым? В Волкодавле бы такую шутку оценили.

Мне казалось, что кровь бьется в висках, грохоча, как морской прибой, и я не сразу поняла, что грохот раздается на самом деле. Оглушительные удары эхом раскатились по пустыне, и пронзительный вой разнесся над уснувшим становищем.

Тогда я не знала, что Бешеные Бабки всегда так начинают психологическую атаку – бьют колотушками по бронзовым котлам, которые возят с собой, а потом начинают визжать. Я сумела лишь вскочить, и принялась пинать своих спутников с криком:

– Вставайте! Это нападение!

Тщетно. Оружие для них сегодня и впрямь оставалось элементом костюма, не более. Храбрые красные бойцы, включая тех, кто несколько часов назад был посвящен в воины, тоже не могли оказать сопротивления. Черные фурии на разгоряченных конях носились по становищу, сметая все на своем пути, топча беспомощных пришельцев.

– Да здравствуют традиционные ценности! – орали они.

Пришлось вступать в бой в одиночестве. К сожалению, арбалет мне так и не вернули, и пришлось обходиться оружием ближнего боя.

Боюсь, мне нечем хвастать, рассказывая об этом сражении. Мне удалось посбивать с коней нескольких нападавших, тем паче, что держались в седлах они не слишком крепко. Но и мне едва не засветили в голову странным плоским оружием на длинной рукоятке. Уклонившись, я перерубила рукоять, но лишь для того, чтобы броситься на землю, уходя от удара дубинки-колотушки. И тут на меня обрушилась сверху огромная сеть сверхпрочного плетения. Прежде чем я успела из нее выпутаться, сеть затянули и потащили по земле, приторочив к луке седла. И нападающие устремились прочь, в глубину пустошей. Мне удалось увидеть, что в соседних авоськах Бешеные Бабки (а это были именно они) тащили Хэма и Рыбина Граната. Что произошло с прочими обитателями становища, оставалось только гадать.

Об этой ночной скачке я сохранила мало приятных воспоминаний. Хотя могло быть и хуже: почва в Пустошах травянистая, а не каменистая. Но это не особо утешало. Я не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой, и от оружия, остававшегося при мне, не было толку. Дышать и то удавалось с трудом. Платье доктора Ньюэры, верно послужившее мне вчера, превратилось в лохмотья. Однако предстояло побеспокоиться скорее о шкуре, чем о платье.

На рассвете наши похитительницы остановились. У меня было такое чувство, что это именно лагерь, а не становище – никаких признаков жилья, даже временного, здесь не было.

С нас сняли сети, но только для того, чтобы связать по рукам и ногам. Перед этим обыскали без всякого стеснения. Оклемавшиеся мои спутники (о, сколь тяжким для них было утреннее похмелье) орали и ругались, полагая, что, как было предсказано, сейчас подвергнутся поруганию. Но Бешеных Бабок интересовало оружие, деньги и ценности. Правда, мои чеки и деньги Рыбина Граната оставались во вьюках, о судьбе которых мы не имели представления. Оружие отобрали, а одежду и обувь оставили. Это несколько успокоило Рыбина Граната и Хэма. Меня тоже, но по другой причине. Нас оставили связанными на траве, а Бешеные Бабки разложили костер. В огонь они подкинули чего-то сладко-пахучего, настолько приторного, что голову заломило хуже, чем от напитков Пришельцев. Сами бабки, вопреки названию, отнюдь не все были преклонного возраста. Их можно было различить по одежде. Старухи были в глухих черных платьях и платках, женщины помоложе носили светлые блузы, клетчатые юбки и такие же платки. Мечей я ни у кого не заметила, зато почти у всех были пращи, разнообразные дубинки и колотушки, у молодых в волосы были воткнуты заостренные шпильки, отлично заменяющие стилеты, а старухи почти все были вооружены боевыми спицами, наподобие тех, что в ходу на Ближнедальнем Востоке. Свободные от стражи уселись вокруг костра, вытащили спицы и принялись вязать – должно быть, такие же сети, что были предназначены для беспомощных пленников. Молодые тем временем освежали боевую раскраску.

Пахучий дым, по моему разумению, не мог быть ни чем иным, как сигналом. Так оно и оказалось. С того места, где я находилась, заметить приближающуюся кавалькаду было трудно, но о том, что надвигаются жданые гости, я поняла по поведению Бешеных Бабок. Младшие начали еще старательнее прихорашиваться, взбивать кудри и щипать себя за щеки. И все без исключения извлекли из поясных сумок украшения и стали цеплять на себя браслеты, бусы и кулоны, а также опрыскиваться духами, отчего Хэм принялся неостановимо чихать.

И под его чих в лагерь въехали всадники в форме стражников принципата Ля Мой, только без знаков различия. Следом катилась повозка, нагруженная какими-то тюками, а правил ею мужчина, одетый так же как остальные, но в надвинутой едва ли не нос шляпе, нижнюю же часть лица он обмотал платком. Тем не менее я его узнала. Судя по ругательствам, которые вырвались у Рыбина Граната, он – тоже.

Генеральный принц Остин Мартин ХVI Ля Мой сошел с повозки. Навстречу ему шагнула старуха с жестким, густо напудренным лицом. Её запястья украшали тяжелые золотые браслеты, морщинистую шею обвивала бриллиантовая нить.

– Господин мой генеральный принц, – произнесла она протокольным тоном, – преступники, о которых вы предупреждали, захвачены.

– Я не сомневался в этом, почтенная Баба Карла. Со своей стороны – заверяю, что в этой повозке наилучшие сласти, и ткани моднейших расцветок, и станки для ног, и щетки для волос, и притирания для лиц, зубов и ресниц от придворных производителей – ведь вы этого достойны! Но прежде скажите мне – вам удалось захватить их имущество?

– Вот. – По знаку Бабы Карлы бабка помоложе бросила к ногам принца генерала наши сумки. – Та, что подала нам сигнал, показала, где их вьюки.

Рыбин Гранат обернулся ко мне.

– Стоящая-С-Кошельком, – пояснила я. – Она подозрительно рано смылась с праздника.

– О женщины, стукачество вам имя! – простонал Рыбин Гранат. Я хотела напомнить ему о Кэше, но сдержалась. Ибо восточному единоборцу в ближайший миг предстояло пережить новое испытание.

Принц-генерал не поленился лично покопаться в нашем барахле и выудил оттуда кошелек с башлями и мои (то есть Хэмовы) чековые книжки.

– Вот справедливость и восстановлена. – Он выпрямился и прислонился к повозке. – Не стоило держать меня за простачка, наглые мои! Ваши действия по выезде из Даун-тауна нетрудно было угадать. А угадав – предупредить.

– Что, интригуете в духе мессира Офигелли? – спросила я. – Вместо того, чтобы бороться с теми, кто угрожает принципату, прикармливаете их?