Мэйв Флай (ЛП) - Лид С. Дж.. Страница 9

- Да... то есть, я знаю, что это клише, но это город, построенный на идее искусственности, на идее более прекрасного мира, чем тот, который существует на самом деле. Я не знаю. Это фальшивка.

- А что настоящее? Спорт? Игры между мужчинами, которые были созданы мужчинами?

- Я тебя обидел.

- Когда люди впервые приезжают сюда, особенно жители Нью-Йорка, им кажется, что они все видят. Им кажется, что они все понимают, потому что, по их мнению, понимать здесь нечего. Ты видишь поверхность, потому что смотришь на поверхность.

- Так если это не город-искусство, то что же это такое? - спрашивает он.

- Это так. Но это не фальшивка. Это - город секретов, отброшенных и новых личностей, скрытых глубин, и мне жаль, что приходится говорить это после одного разговора, я очень люблю Кейт, но если бы мне пришлось угадать, я бы сказала, что у тебя здесь, скорее всего, ничего не получится.

Слова вылетают изо рта раньше, чем я успеваю их обдумать. Мой язык обычно не берет верх. Я расстроена куклой-подкидышем и всем этим вечером. Я открываю рот, чтобы извиниться за Кейт, когда Гидеон сужает на меня глаза, один уголок его рта приподнимается. Заинтригован, очарован. Я не могу понять, чем. Но я вызвала его интерес, а я этого не хотела. Все это происходит неправильно.

- Какие у тебя секреты, Мэйв? - спрашивает он.

Его глаза ловят мои, и я понимаю, что ошиблась. Его лицо не так идеально, как мне показалось вначале. Его нос, если смотреть вблизи, сломан, похоже, в нескольких местах. Возможно, это стандартно для человека его профессии. У него красивые губы, но, признаться, на ум сразу приходит прилагательное "грязные". Не то чтобы я ему потакала. Слишком темно, чтобы разобрать цвет его глаз, но я думаю, что они могут быть двух цветов. А может быть, дело в том, как он сидит, полулежа в тусклом свете.

Раздается толчок, внезапный и сильный. Мой желудок словно складывается сам собой. Я теряю всякое чувство равновесия, которое у меня было до сих пор. Он впивается в меня глазами, и я застываю на месте, пол трясется, я трясусь. Я не знаю, что...

Я раскачиваюсь, пытаясь сфокусировать зрение. Я отворачиваюсь от него и упираюсь рукой в стол. Возмущение в атмосфере, заминка в ткани реальности.

- Черт возьми, что это было? - спрашивает Гидеон.

Я не знаю, что ответить. У меня пересохло во рту, а комната кажется слишком тесной. Я бросаю взгляд на Педро за стойкой, который готовится убирать разбитое стекло. Педро обращается ко мне, спрашивает, все ли со мной в порядке. Я моргаю, киваю, жду понимания. Он говорит:

- Это было сильно!

Через мгновение я внутренне смеюсь над собой. Как же я была глупа, что сразу не поняла, что это было. Землетрясение. Я вздыхаю с облегчением. Я оглядываюсь на Гидеона, но там нет ничего, кроме обычного мужчины. Я потрясена больше, чем думала. Я поднимаю свой бокал за него.

- Должное приветствие городу, - говорю я.

Кейт и Дерек, спотыкаясь, выходят из уборной. Ее волосы в беспорядке, бретелька платья спустилась через плечо. Дерек настолько бледен, что я думаю, он может упасть в обморок.

- Чертовски сильно! - кричит мне Кейт.

Возможно, она имеет в виду землетрясение. А может, и нет.

7

В этом мире существует множество определений безумия. Можно утверждать, что вынимать ложкой глазное яблоко человека из глазницы и совершать с ним плотские акты религиозного осквернения - это безумие (мы вернемся к этому позже), и, возможно, вы будете правы, но я утверждаю, что истинное безумие гораздо проще. Настоящее безумие - это вождение автомобиля в Лос-Анджелесе. В нем нет ни рифмы, ни причины, ни кодекса поведения, ни установленной скорости. Половина водителей притворяется, что снимается в фильме об уличных гонках, а другая половина едет на четверть превышая лимит. Простой выезд из дома на заправку может оказаться коварным. И ярость... ярость всех водителей. Особенно на меня. Я улыбаюсь и упиваюсь этим.

В 1967 году "Форд" выпустил для своих "Мустангов" цвет "Playmate Pink" (часто ошибочно называемый "Playboy Pink", даже сейчас, когда его так жаждут коллекционеры). Первоначально он назывался по-другому, но, предположительно, был подарен одной или многим из "Девушек года", и название прижилось. Данных о том, сколько их существует, очень мало, но они очень редки и практически не поступают в продажу. Моя бабушка купила один из них на аукционе в 70-х годах и, как известно, посетила в нем вечеринку в честь Хэллоуина в "Шато Мармон"^[11], переодевшись в мертвую "Девушку года". Фотография, на которой она лежит на капоте машины, раскинувшись, как самый сексуальный из трупов, стоит в рамке в моей спальне, цвет зернистый и старого качества. Фотография знаменита. А вот розовый цвет машины часто вызывает ярость и презрение у водителей, переполненных яростью, которые ищут, куда бы ее выплеснуть.

Теперь, сидя за его кожаным рулем, я с ликованием виляю по шоссе, объезжая их всех, и в конце концов въезжаю на стоянку для сотрудников.

Я прохожу через контрольно-пропускной пункт на входе для сотрудников и спускаюсь в туннели под парком. Они выплевывают меня в миниатюрный Голливуд, где необъяснимым образом находится наша комната с нордическим замком. Два мужских меховых персонажа - пес и любимый мультяшный игрушечный ковбой - стоят, задрав головы, и украдкой курят в последний момент. Внизу в туннеле девушка, которая, возможно, в итоге будет играть арабскую принцессу, но сейчас она одета в костюм из утиного меха, отрабатывает диалект и дикцию. Всех нас заставляют проходить длительную вокальную подготовку под свои роли, требуют смотреть фильмы снова и снова, чтобы добиться нужного результата. Она не сможет играть свою роль принцессы, пока не отработает акцент, интонацию, знания - все. Ее будут подробно расспрашивать о каждом аспекте ее характера и о каждом фильме, в котором она появится. А пока она - леди Утка.

Обучение меховых - еще один обряд посвящения. Ни одна принцесса не станет принцессой, не заплатив сначала за то, чтобы стать меховым персонажем, а в костюмах жарко, они изнурительны, и хотя меховым персонажам не нужно выполнять ту же норму гостей в час, что и принцессам, они все равно должны быть одеты весь день, без всякой вентиляции, на солнце Анахайма. Это полный отстой. Я улыбаюсь ей, проходя мимо.

Я люблю этот парк, его подноготную и внешний блеск. Я люблю этот парк так же сильно, как люблю Стрип и весь Лос-Анджелес. Четыреста восемьдесят шесть акров чистого волшебства. Существует магия самого парка. Конечно, это место, где можно укрыться от суровых реалий жизни, мир внутри мира, фантазия со скрытыми глубинами, как и все фантазии. Но он стал империей, вдохновил и вдохновляет столько миллионов или миллиардов людей, что стал неотъемлемой частью самой ткани нашего общества. Это счастливое детство в дистиллированном виде, фантастическое царство возможностей по низкой цене - сто долларов на человека в день.

И так много невидимого, скрывающегося под поверхностью. Славного и дикого. Ночью в парк выпускают десятки кошек для борьбы с городскими крысами. Они рыщут по аттракционам и фальш-камням и занимают свою территорию до рассвета. Иногда перед открытием парка одна из них ускользает от внимания охраны и уборщиков, и ее можно встретить копошащейся и мяукающей среди посетителей. А еще - поведение гостей. Люди становятся здесь самыми экстремальными версиями самих себя. Это поразительно. Фантастическое царство Лос-Анджелеса и парк позволяют им потакать своим самым странным и диким внутренним желаниям. Очень часто туристов застают за развеиванием праха близких на знаменитом аттракционе "Особняк с привидениями". Они приходят к нам и рассказывают о своих разводах, потерях, отчуждениях домов. Как будто мы - настоящие принцессы, обладающие силой и волшебством, способным разрешить их проблемы. Как будто принцессе, настоящей или нет, есть до этого дело. Это происходит постоянно. Взрослые люди обращаются к нам как к психотерапевтам, а не как к двадцатилетним малышам, которые потеряют работу, если у нас появится шрам или пяток килограммов. Я живу ради этого. Их неуместное доверие, их сопливые, переполненные чувства. Я втягиваю в себя все это.