Дворянин без титула (СИ) - Богдашов Сергей Александрович. Страница 38

— Мало обладать, нужно учиться владеть! — вот что он приговаривал, гоняя моё тело каждое утро по аллеям парка и турникам.

И учил. Хрен его знает, по каким методикам, но выходило очень эффективно. Пусть мой Пушкин ростом невелик, и весом обделён, но каждая его мышца и мускул — это натянутые стальные канаты, которые не вдруг пальцами продавишь, в ответ на что они могут сработать с такой скоростью, что у обычного человека не хватит реакции, чтобы успеть уклониться от результата их деятельности.

— Александр Сергеевич, разреши мне? Я его за минуту, максимум за полторы минуты уделаю! — взмолился тульпа, продолжая скакать около меня и молотя руками воздух.

Что характерно, кроме него, никто из моих тульп к управлению телом не рвётся. Полагаю, что Виктор Иванович такое считает недопустимым, исходя из его воспитания и врождённой интеллигентности, а дамы, вот кто бы знал, что у них на уме. А спрашивать — так себе дороже может выйти. По крайней мере та же Лариса весьма отчётливо фыркнула, когда я ей предложил заменить себя при раскрое тканей, и отказалась.

Интересные детали вырисовываются. Раньше я на них внимания не обращал, так как переваривал ежедневно гигабайты информации, а сейчас, в этом новом мире, я иногда задыхаюсь в информационном вакууме, поневоле думая о чём угодно, лишь бы голову занять.

— Почему бы и нет? — передал я Серёге управление телом, и тот начал увлечённо объяснять, что есть такое кулачной бой по олимпийским правилам Древней Греции.

И всё бы ничего, можно и голым торсом посветить перед барышнями, но вот скакать по травяному газону в лаковых штиблетах — увольте. Пришлось мне обратно брать власть над телом в свои руки, и идти к деду с просьбой о помощи в получении нормальной обуви.

Пусть не вдруг, но обычные солдатские башмаки, новые, но изрядно высохшие, где-то в запасниках у деда нашлись. Так себе обувка, но всяко лучше штиблет, у которых даже кожаная подошва, и та лаком покрыта. Чистые лыжи из штиблет получаются, но никак не обувь для кулачного боя на травяном газоне.

— Дуэлянты готовы? Секунданты, подойдите ко мне, — начал командовать Лошаков, выбранный в судьи поединка, — Стороны примиренья не желают? Правила кулачного боя вами до участников доведены и им понятны? — по очереди спросил он каждого, после чего отправил секундантов проверять обмотку кулаков у соперника.

Не знаю, чем мне особо ремни помогут, но может фаланги пальцев защитят и от растяжений спасут, зато способ обмотки меня удивил уже с самого начала. Оказывается, конечную петлю на кожаном ремне надевали на большой палец, и лишь затем обматывали ремнём саму руку.

Кому довелось в жизни боксировать, поймёт, о чём я говорю и в какую даль уходят традиции кулачного боя.

Всем остальным объясню просто — боксёрам руки бинтуют в моём мире почти так же, как это и было принято полтора десятка веков назад.

Лошаков ещё раз проговорил правила поединка, теперь уже для нас двоих, его непосредственных участников, и когда нас развели в стороны, отдал команду: «Бой!»

— Словно Давид с Голиафом встретились! — успел я услышать экзальтированное высказывание одной из дам.

Елагин тут же двинулся вперёд, и ещё не дойдя до меня пары шагов, уже начал отводить руку за спину, для богатырского размаха.

Наивный псковский увалень. Пока он так размахивается, думая, что вот сейчас он ка-а-ак врежет, даже я сумею пару шагов сделать, а уж Серёга и подавно. Ан нет. Мой тульпа даже дёргаться не стал. Он попросту поднырнул под удар, угадав с нырком под руку в самый последний миг, а затем, словно походя, пару раз ударил сам, целя в солнечное сплетение и печень. Вроде и не сильно бил, а верзилу Елагина согнуло. С некоторой ленцой и оттяжкой, Серёга добавил ему в нос и в ухо, и тут же отошёл назад, глядя, как неповоротливый Елагин падает на задницу, ещё не понимая, что поединок уже закончен.

Выглядел чудо-богатырь не очень. Он сам размазал по всему лицу и верхней части тела кровавую юшку, щедро плеснувшую из разбитого носа, и пытался решить сразу две задачи: вдохнуть хоть чуть-чуть воздуха, и что-то сделать с глазами, которые у него свелись в точку, создавая впечатление, что он отчаянно желает рассмотреть что-то у себя на переносице.

Сосчитав отчего-то до десяти, Лошаков махнул рукой, разрешая подойти лекарю к поверженному верзиле.

— Победил Александр Сергеевич Пушкин! — торжественно объявил он во всеуслышание.

Гости радостно начали аплодировать, а я успел заметить спину Креницына, который по всей видимости спешил нас покинуть.

Смешной он человек… Спросил бы меня — считаю ли я себя поэтом? И я бы честно ему ответил — нет, не считаю. Ошибся старик Державин, хоть он и считается сейчас лучшим поэтом России.

* * *

Родиной кальвадоса считается Нормандия.

В моём времени производство этого напитка было делом скорее семейным, чем промышленным. На многочисленных шато винокуры десятилетиями искали именно свой вкус, а затем потомкам вместе с винокурнями передавали рецепты и секреты изготовления напитка.

Казалось бы, что может быть проще — выдави сок, сделай сидр, да перегони его в спирт.

Но, нет — всё дело в нюансах.

Расхождения в рецептах начинаются с исходного продукта и заканчиваются в лабораториях купажа. Кто-то для сидра использует только яблоки с ближайших садов и смеётся над теми, кто добавляет в него груши. В одних винокурнях яблоки после дробления ферментируют, а где-то давят сразу. Кто-то сбраживает сок без дрожжей и не желает общаться с теми, кто это делает не так. Некоторые перегоняют сидр сразу, как только он отстоялся после брожения, а другие делают это строго только через год, и не раньше. В каких-то семьях разлив напитка по бутылкам начинают спустя два года выдержки в бочке, а соседи считают, что ранее трёх лет этого делать ни в коем случае нельзя.

Одним словом — нет единого стандарта и рецепта кальвадоса. Кто-то будет настаивать, что настоящим кальвадосом следует считать только тот, который и бла-бла-бла.

Мне пофиг. Я не гордый и назову свой напиток, например, Псковский Ганнибал. Ну, или ещё как-нибудь, если дед против использования своей фамилии будет. Пушкинка — чем не название? И попробуй докопайся.

В общем, я решил пойти своим путём и сделать, незаслуженно обойдённый вниманием напиток, как можно быстрей и проще. Проще — вопрос спорный, а быстрее — это день-два, максимум три.

Началось всё с Прохора, который приволок облезлого старого кота:

— Барин, а можешь кота обновить, как ты это сделал с моей рубахой? А то он мышей перестал ловить. Сдохнет, наверное, скоро.

У меня и до этого вертелась мысль, что надо бы попробовать использовать артефакт времени в качестве инструмента для омолаживания, но как-то руки всё время не доходили. А тут подопытный экземпляр нарисовался.

Мы отошли в сад, Прохор положил кота под яблоней, а я активировал перл, которым реставрировал картину. Иначе говоря, я попытался откатить во времени организм кота. Тушка никак на мои потуги не отреагировала. Даже покусанное когда-то ухо не восстановилось. Подумав, я решил испытать другой артефакт времени и состарить какой-нибудь организм. Так как кота старить дальше было некуда, а Прохора жалко, я заслал пацана в бабкин курятник за цыпленком. Ну, круто же — птенец только вылупился и на тебе — сразу вырос во взрослую курицу. Не артефакт, а мечта животновода.

Пока Поползень добывал образец для следующих опытов, я поэкспериментировал с яблоней. Что интересно, дерево не старело и не молодело. То есть оно не стало саженцем, как впрочем, и не превратилось в засушенную корягу. Но что интересно, одно сорванное яблоко я смог превратить в бело-розовый цветок, а другое в сморщенный сухофрукт.

На притащенного Прошкой цыплёнка артефакт «старения» не подействовал. Ну не хотел птенец превращаться в курицу. Посмотрев на подопытных животных, я заметил, что и от кота и от птицы истекают еле заметные нити их личной сущности, которую я хорошо вижу в людях, но ни разу не замечал у животных. Как-то не приходила мне в голову мысль искать личную сущность у братьев наших меньших. Возможно, в этом и есть отгадка — артефакты времени не могут воздействовать на организм, потому что в них есть личная сущность? А как тогда объяснить «поведение» яблони? В ней точно нет проблесков сущности, но почему тогда само дерево не реагирует на перлы, а вот его плоды — запросто? Думаю, что существует ещё какой-то ограничитель, а может у меня артефакты с «предохранителями» — я же их не сам придумал, а всего лишь скопировал из фолиантов прадеда.