Дворянин без титула (СИ) - Богдашов Сергей Александрович. Страница 47

— Ох, богохульствуешь ты, Александр, но до того тонко, что мне и ответить нечего, — промолвил игумен, после пары минут полной прострации.

Что ж ты так быстро соображаешь-то? Я ведь тебя специально гружу, чтоб не мешал, пока конструкция собирается. Придётся ещё тему для размышления подкинуть:

— А насчёт моих взглядов — так они просты — мир меняется с каждым годом всё быстрей и быстрей, и если церковь не будет поспевать за его развитием, то останется за бортом, — потянул я личностную сущность игумена, и внедрил в почти уже готовый конструкт, — Вы до сих пор по Уложениями семнадцатого века живёте.

— Мы работаем над этим. Митрополит уже давно, а я ему помогаю, в меру ума и сил, — попытался оправдаться святой отец и замолк.

Вот и помолчи, подумай, потом договорим.

— Свой первый перл я, чтобы не потерять его по дороге, нёс домой в носовом платке. Дабы не произошло какого конфуза, для Вас я приготовил небольшую упаковку, — с этими словами я протянул игумену открытую коробочку с голубой жемчужиной. — Теперь возьмите в руки перл и направьте в него свою сущность.

Охренеть. Это что сейчас было? Святоша одномоментно всю свою личную сущность в перл направил? А так можно было? Млин, это же световая граната у него сейчас в руке вспыхнула. Что ж так ярко-то? Не видно же ни черта.

Спустя пару минут я оклемался от зайчиков в глазах и увидел, что игумен офигел не меньше меня. До сих пор башкой мотает и глаза трёт. Надеюсь, перл он не потерял? А то ищи его в уже желтеющей траве. А нет, не потерял. В кулаке намертво зажал.

— Святой отец, давайте вы как-нибудь помедленнее уже и поменьше эссенции в перл направляйте,– встал я на всякий случай за плечом отца Ионы, — Вы же, когда лечите раненного, не направляете сразу всю свою сущность в рану.

— Так меня же учили, как людей перлом лечить, а тут, словно кутёнка в омут бросили и смотрят — выплывет или нет, — с откровенной досадой отозвался священник.

— А кто Вас учил, святой отец? — зацепила меня реплика игумена.

Очень мне хочется увидеть тех, кто учит оперировать артефактами. Глядишь, много нового для себя узнаю.

— Позже расскажу. Сейчас ты мой учитель, а я твой послушник,– отрезал святоша.

Всё таки тяжело зрячему слепого учить. Благо игумен уже умеет хорошо обращаться со своим артефактом — лечилкой.

В общем, изготовление светового перла заняло у меня всего четверть часа, а обучение длилось почти час. Зато и я, и святой отец остались довольны. Я тем, что удалось сделать что-то новое, а игумен — полученным артефактом. Ещё бы отцу Ионе не быть довольным, если у него теперь имеется фонарик, прожектор и даже световая бомба в одном флаконе, то есть в одном перле.

— Так кто Вас учил, святой отец? — не забыл я про обещание игумена.

— Тот же, кто и лечащий артефакт мне делал,– бережно закрыл игумен коробочку с артефактом и спрятал её где-то в глубине своего одеяния, — Серафим Саровский.

Твою ж мать! Час от часу не легче. Святые умеют артефакты делать! По крайней мере, один из них точно умеет, если игумен не врёт. Как же я ошибался, полагая, что только мне доступно грузить людей. Оказывается отец Иона делает это ничуть не хуже меня.

Казачок, посланный дедом, перехватил нас на обратной дороге. С его слов, он уже успел побывать в Михайловском, откуда его и направили в монастырь, по нашим следам.

— Барин, Пётр Абрамович велел передать, чтоб вы сломя голову к нему мчались! — закрутился он на разгорячённом коне около наших дрожек.

— Беда какая случилась? — спросил я первое, что в голову пришло.

— Никак нет. Радость великая! А какая именно, мне не ведомо. Но Павел и Пётр Исааковичи изволили друг друга на улице шампанским обливать.

— Скачи обратно. Доложишь, что поспешаю, как могу, — махнул я ему в ответ, и он помчал, срывая коня в галоп, только пыль вслед заклубилась.

То, что в усадьбе что-то произошло, стало понятно уже при въезде в ворота. Дворня бегает, как наскипидаренная.Конюхи коней в четыре руки начищают, а из под кареты чьи-то ноги торчат и дёгтем оттуда изрядно воняет.

— Прибыл наконец-то, — облегчённо выдохнул дед, у которого от волнения даже лицо побагровело, — Вызывают нас к Их Высочеству! Всех четверых! Иди, отметь это с дядьями, и марш к себе, собираться. Смотри, чтобы форма парадная у тебя вычищена была и без единого пятнышка! Мы за тобой завтра на рассвете заедем. Не вздумай проспать! И много вещей не бери. Налегке поедем.

С братьями Ганнибалами мы опрокинули по стопке, а там я и откланялся.

В самом деле, собираться пора. Обратно в Михайловское я не скоро вернусь, так что надо сообразить, как мне всё ценное получше упаковать. Опять же, пара моих драгоценных сундучков… С одним из которых я уже сегодня в путь отправлюсь, хоть посреди ночи, хоть ползком. У меня Великий колодец Материи не выкачан!

И я съездил и выкачал! Пусть не на полную, а ровно до той поры, пока мой сундучок не заискрился, давая понять, что он полон. А в колодце ещё осталось, и немало!

Деревеньки, станции.

Снова деревеньки и вновь станции. И бесконечная тряская дорога.

Разве что в Порхове да Луге мы останавливались переночевать, да и то я это смутно помню, потому что мы с дядьями пьянствовали всю дорогу.

А что ещё в дороге делать? Разве только в карты играть, но жутко трясущаяся карета мало располагает к подобному вида досуга.

Вот мы и дегустировали кальвадос. Активно. Уж больно родственникам понравился мой рецепт с добавкой магии. Нам дворня деда специально по бутылкам немного разлила этого напитка в дорогу. Пару ящиков всего.

Зато я узнал, что водочная бутылка равна одной двадцатой ведра, то есть шестьсот миллилитров, а не пол-литра, как в моём бывшем мире. После этого фраза — «Сообразим на троих», для меня обрела новые краски и зазвучала вполне логично — по двести грамм на брата очень даже нормально.

Дед терпел наш проспиртованный экипаж двое суток и утром третьего дня пообещал разбить весь оставшийся запас спиртного о наши пустые головы.

— К Императору едете, бестолочи, а не к девкам в соседнюю деревню, — выговаривал нам Пётр Абрамович, вставляя в свою речь такие обороты, что аж мой тульпа Серёга заслушался.

— Силён старик,– восхищался Сергей. — На лицо, вроде, негр негром, а матом кроет — любому русскому фору даст. Одно слово — генерал.

В общем, дедова выволочка возымела эффект, и в Царское село мы въезжали такими трезвыми, что аж самим противно было.

По мере приближения к Екатерининскому дворцу меня не покидали мысли о том, что я приближаюсь к тому месту, где несколько месяцев назад появился в этом мире. Вот проехали мимо флигеля, в котором расположен Лицей. Немного наискосок и будет тот самый Кухонный пруд, на берегу которого меня откопал Ржевский. Странные чувства. Вроде пробыл здесь всего лишь около недели и в то же самое время, словно прожил тут почти шесть лет.

У Золотых ворот нас ожидаемо встретил караул. Павел Исаакович, как самый представительный из нас, да ещё и в мундире подполковника, вышел из кареты и направился к служивым, стоявшим у ворот. Переговорив с караульными и показав им письмо, дядя вернулся к нам:

— Карету оставляем здесь, а сами идём к парадному входу,– пояснил дядя, — Нам нужен флигель-адъютант Его Императорского Величества.

— А карету добрые люди не обнесут? — задал я вполне резонный, на мой взгляд, вопрос.

Так-то, у нас много с собой не просто ценностей, а очень даже дорогущих вещиц.

— У Императорского дворца-то? — удивлённо посмотрел на меня Пётр Исаакович. — Да и кучер на что?

— Я вообще-то с одноклассниками в Императорском саду яблоки воровал и ничего,– припомнил я проделки лицеиста Пушкина,– И сторожа не помогли — мы их просто отмутузили.

— Да брось ты племяш всякую чушь нести,– махнул рукой дядя, но на карету всё-таки пристально посмотрел.

— Прошу за мной, господа, — обратился к нам один из слуг замка.