Эволюционер из трущоб. Том 3 (СИ) - Панарин Антон. Страница 8

— А! Что⁈ Кто здесь⁈ — заметался он из стороны в сторону, а после сообразил, что всё ещё работает, а не спит дома в тёплой постельке. — А. Ага. На Зелёную, да?

— Всё велно. Поехали, — кивнул я и посмотрел на маму, которая хохотала, прикрыв рот рукой.

Она наклонилась ко мне и шепнула на ухо.

— Мишка, какой ты хулиган. Ужас.

— Ага, истинный Алхалов, — сказал я, не подумав, и увидел на лице мамы смесь страха и отвращения.

Да уж… Воспоминания о моём папаше её явно не радуют. А вот мне было бы интересно встретиться с ним лично. Встретиться и посмотреть, что это за фрукт, а ещё украсть его доминанты. Муа-ха-ха-ха! Великий Мишаэль завариватель каши, и расхититель доминант! Трепещи, папаша, однажды я доберусь до тебя!

Автомобиль тронулся с места и неспешно поехал по пыльным улочкам Михайловска. В салоне автомобиля пахло стариковским нафталином, уверен, аромат исходил от нашего водителя. А вот за окном была красотища! Город утопал в зелени, ещё бы. Через неделю начнётся лето.

А я люблю лето. Точнее, в прошлом мире любил, но, думаю, и в этом для меня принципиально ничего не поменялось. Солнышко, тёплые реки, озёра, моря, куча фруктов, красотки шныряют тут и там полуголые…

Хотя в моём возрасте думать о красотках рановато. Я буду им не интересен ещё лет двенадцать, а то и пятнадцать. Впрочем, я так быстро расту, что смогу и в тринадцать лет сойти за восемнадцатилетнего.

Слева по тротуару пробежала толпа радостно кричащих ребятишек. Они катили перед собой старое колесо от автомобиля и почему-то были этому несказанно рады. Понятия не имею, зачем им это колесо; скорее всего, сожгут, главное, что такая малость заставляет их чувствовать счастье. А я тоже был счастлив в эту самую минуту, ведь за поворотом показался наш дом.

Таксист остановил у ворот, взял с мамы пятьдесят рублей за проезд и уехал. Открыв калитку, я увидел, что дом наш немного преобразился. На окнах появились шторы, а это означало, что Гав на работе получил аванс и, как примерный семьянин, дал возможность жене направить деньги на самое необходимое. Да, пока фиктивной жене, но в будущем всё может резко измениться.

Мама вошла следом за мной во двор, задвинула за собой засов и повела меня в дом, который было не узнать. В коридоре слева появилась прихожая со шкафом и обувницей. Судя по всему, их совсем недавно выстругали из дерева — ещё запах такой смоляной. Из сосны, что ли? Пройдя дальше, заметил, что у кровати стоят две тумбочки, напротив окна — комод с зеркалом, и на кухне — раскладушка.

— Это Стасик на работе с мужиками договорился, — с гордостью заявила мама.

— Поди, всю залплату отдал за это богатство? — спросил я.

— Да нет. Под лавкой в бане нашел десяток колец, продал, и денег как раз хватило на покупку мебели.

Зараза! Разграбил мой тайник. Хотя я сам виноват. Нужно было лучше прятать. Так-то колец не жалко, я бы и сам их отдал, кроме одного. Был там перстень с драгоценным камнем. Вот камушек я хотел Галине скормить, но немного не успел. А ведь эволюция Гали была так близка, если, конечно, одного камешка хватило бы для улучшения голема, в чём я крайне сомневаюсь.

— Молодец. Хозяйственный, — уважительно сказал я и направился в сторону кухни. Залез на лавку и стал стучать кулаком по столу. — Блинчики! Блинчики! Блинчики!

— Хи-хи. Сейчас всё будет, мой хороший, — засмеялась мама и стала накрывать на стол.

Она вытащила из ещё тёплой печи блины и пирожки, а после поставила их рядом со мной. Блинчики обильно сдобрила мёдом, налила полную кружку брусничного морса и села напротив меня. Всего пара минут и кухня наполнилась вкуснейшим ароматом мёда, варенья и свежей выпечки. Я смотрел на эти кулинарные шедевры и давился слюной, ведь в больнице кормёжка была, мягко говоря, так себе.

Первыми уничтожению подверглись пирожки с вареньем. Мягкая сладковатая сдоба исчезала со страшной скоростью. Я кусал, запивал морсом, и снова вгрызался в тесто. Первый, второй, третий пирожок. Началась отдышка, из-за приближающегося переедания.

Отодвинул тарелку с пирожками и принялся поедать блины. О, боги. Как же сладко! Гречишный мёд добавил блинам лёгкую горчинку, от чего они стали ещё вкуснее. Я слопал пять блинов и понял, что если продолжу есть, то либо лопну, либо меня вырвет. Выпив последний глоток морса, я с облегчением выдохнул и посмотрел на умиляющуюся маму.

— Спасибо, мамуль, очень вкусно. Ик! — сказал я и непроизвольно икнул.

— На здоровье, мой хороший. — Мама встала из-за стола, подошла ко мне и обняла. — Я так рада, что ты вернулся.

— Я тоже лад, — ответил я, прижавшись к ней головой.

— Слушай! У тебя такие отличные друзья! — восторженно выпалила мама, сменив тему. — Игорь с ребятами принесли нам пятьдесят яиц, трёх несушек и одного петуха. А ещё две тушки копчёной рыбы и мешок зерна. Теперь у нас есть собственное хозяйство. Курочки яйца каждое утро несут. Стасик сказал, сделает курятник, и будем из яиц цыплят выращивать.

При этих словах глаза Елизаветы Максимовны непроизвольно загорелись. Княжеская дочка попала в реалии сельской жизни, чему была несказанно счастлива. А как иначе? Только сейчас она ощутила свободу. Пусть и на краткий миг.

— Мам, а кто такой Иголь? — спросил я.

— В смысле? Ну этот, как его? Крест, — вспомнила мама.

— Так он же Галик, — усмехнулся я.

— На самом деле, он Игорь. Просто зовёт себя Гариком, так как это звучит круче. Мужественнее. Гарик! — пояснила мама, вскинув вверх кулак.

— А как должен зваться я, чтобы моё имя звучало мужественно?

— Ты и так у меня образец мужественности. Моя надежда и опора. — Мама крепче прижала к себе, а потом стала дурачиться и щекотать меня. — Такая маленькая, большая мужественная опора! Хулиганистый мальчуган!

— А-ха-ха! Мам! Остановись! Я же задохнусь! Ха-ха! Ну всё! Хватит!

Я хохотал до слёз, а в душе радовался, что смог возродиться в этом мире. Смог испытать материнскую любовь. Получил второй шанс выполнить своё предназначение. Найти новых друзей. Вообще, жизнь — прекрасная штука. В ней полно радости. И совсем другое дело, что эту радость мы не всегда готовы рассмотреть.

Вот взять, к примеру, пирожок. Может он подарить мимолётное счастье? Если ты сыт, то, наверное, нет. А если ты час назад умирал с голоду, то будешь благодарить всех богов и уплетать этот пирожок со слезами на глазах. К сожалению, у человека постепенно замыливается глаз и он привыкает к тому, что совсем недавно заставляло его визжать от восторга.

Порой жизнь таких людей хватает за ворот рубахи и встряхивает так, что голова готова оторваться в любую секунду. Она как будто кричит «Очнись, мать твою! У тебя всё отлично! Прекрати ныть! Посмотри, сколько хорошего тебя окружает!». Одних это заставляет переосмыслить свою жизнь, а других загоняет ещё в большую депрессию. Уверен, Яковлевич относится к первым и оценит мой подарок.

Восемь часов спустя.

Михайловская поликлиника № 1.

Иван Иванович, шел с тяжким грузом на душе. Сегодня ему предстояло выписать Фёдора Яковлевича, больного с неоперабельной опухолью мозга. Врачи очень старались ему помочь, но, увы, все попытки оказались тщетны. Аппетит больного падал, состояние ухудшалось, и только настроение оставалось неизменно на высоком уровне. Подойдя к палате номер пять, Иван Иваныч услышал раскатистый смех.

— Пошли мы, значит, на рыбалку. Думаем, поглубже в лес зайдём, там потише будет, и рыба ловиться будет лучше. Разложились значит, сидим с мужиками, ждём щедрый улов. Час ждём, второй. Слышу, засопел кто-то сбоку. Причём так громко. Я бы даже сказал, громогласно! Говорю «Михалыч, просыпайся, а то храпом своим всю рыбу распугаешь». А он всё равно храпит, паскуда, даже ещё раскатистей. Поворачиваю голову, и знаете, что?

— Что? — послышался едва различимый голос.

— А ничего! Михалыча и след простыл. А сбоку от меня медвежонок стоит и дышит мне прямо в морду. Я его как увидел, сразу вскочил со стула, руки вверх поднял, медведи они ж пугливые, вроде как. Ну, я так думал, во всяком случае. И как закричу «Едрёна мать! Пошел отсюда, паскуда!». А медвежонок, значит, тоже на задние лапы вскочил, и со всего размаха как ляпнул мне лапой в бочину, я думал, кишки выплюну. Но я-то тоже парень не промах. Со всего размаха как в пятак ему зарядил — и давай бежать!