Тайный фронт - Тамоников Александр. Страница 8
И только на третий вечер произошел наконец контакт, который Когана насторожил с самого начала. Вечером ресторан был полон. Усевшись за свой любимый столик у колоннады, Коган заказал ужин и бутылку «Соло Квинта». Он ужинал солидно, не торопясь, потягивая белое сухое вино и слушая музыку. Августовский вечер был теплым и наполненным ароматом цветов, разливающимся по вечерним улочкам освобожденного от фашистов Бухареста. Гости приезжали и уезжали, мужчины часто были с дамами, одетыми весьма прилично и даже изысканно. Деловой мир Бухареста явно был в силе. Вот на площади у отеля остановился блестящий черный автомобиль. Из него вышел высокий мужчина в добротном костюме с кожаным портфелем. У входа в ресторан метрдотель поклонился и провел мужчину к столику у дальней стены, где уже сидели двое мужчин и курили сигары. Деловая встреча.
Внутри гостиницы и в ресторане царили уют и спокойствие, что резко контрастировало с наружной суетой. Из-за столика, за которым сидел Коган, открывался вид на прекрасно освещенную улицу. На какой-то миг Коган отвлекся и сразу понял, что к столику кто-то подошел. Это была женщина. Высокая, с пышными волосами и глазами, которые, казалось, видели много больше, чем они показывали. Несмотря на всю таинственность ее глаз, дорогой костяной мундштук с сигаретой, который она держала в руке, Коган сразу понял, из каких слоев общества эта дама. Дорогая проститутка, промышлявшая в изысканных ресторанах.
– Вы позволите прикурить? – вежливо спросила женщина по-немецки с заметным акцентом.
– Мадам, – вежливо наклонил голову Коган, показывая тем самым, что признает женщину не немкой.
Он поднялся из своего кресла и, взяв со стола канделябр со свечами, поднес женщине, та прикурила и с интересом посмотрела на мужчину. Правила хорошего тона требовали продолжения общения, если дама не уходит. Поставив канделябр, Коган сделал приглашающий жест рукой.
– Не изволите присесть за мой столик? Вино, фрукты?
– Сегодня душный вечер, – улыбнулась женщина и села напротив. – Жажда. Немного вина, я не против. Меня зовут Амелия.
Голос у женщины был мягкий, артистичный, полный эмоций. Коган представился и налил вина в свободный бокал. Затем он демонстративно долил немного вина и в свой бокал. У русских во время застолий это называется «освежить». Так делают только русские. Знает ли об этом новая знакомая, или она изначально знает к кому подошла? Странное чувство возникло у него в груди: смесь любопытства и легкой опаски, которая лишь подогревала его интерес. Нет, это не просто проститутка или даже совсем не проститутка, а умело играющая эту роль женщина. Значит, на меня обратили внимание и будут проверять. Ладно, посмотрим.
Их разговор продолжался, постепенно перемещаясь на более интимные темы. Бокалы вина пустели, и оживленные лица собеседников освещались мягким, чуть трепещущим светом свечей в канделябре. Решив, что время пришло, что обе роли сыграны в первом акте этого «спектакля», Коган предложил продолжить вечер у него в номере. Амелия согласилась, не задумываясь, легко послав ему обворожительную улыбку. Ждала этого приглашения? Так проститутка она или подосланный агент для проверки моей личности?
Вечер становился все более туманным и загадочным. Запах вина смешался с ароматом духов. Они говорили, смеялись и постепенно начали сближаться. Близость их касаний разгоралась страстью, словно скрывавшейся под тонким покровом напускной сдержанности их душ. Нежные поцелуи и едва уловимые прикосновения повлекли их к кровати. Коган играл свою роль самозабвенно и искренне, все более и более показывая свое опьянение, которое накатывает на него. Мгновения страсти сменялись чувственными прикосновениями и тихими стонами. Вздохи наполняли воздух, а тени от лампы придавали всему происходящему таинственность. Время словно растворилось для них в этом моменте. Их тела соединялись и расходились в ритме древней симфонии, даруя им обоим ту разрядку, к которой они так стремились. Жар страсти то нарастал, то затихал, и они лежали, обнимаясь и чуть касаясь друг друга губами.
А потом Коган сделал вид, что задремал. Будет ли женщина его будить, тормошить, она ведь должна отработать свои деньги, которые намерена получить? Или не будет? Амелия еще какое-то время нежно целовала его, чуть касаясь лица и груди своими тонкими изящными пальчиками. Потом он затихла, будто прислушиваясь. Только вот к чему она прислушивалась? К звукам из коридора или к его дыханию? Пыталась понять, уснул он или нет? За тенью полуопущенных ресниц он наблюдал за тем, как Амелия, двигаясь с кошачьей грацией, встала с кровати и скользнула к его деловому портфелю.
Ее тонкие пальцы умело разложили папки, и она начала перебирать бумаги. Ее движения были быстрыми, почти нервными, как у человека, знавшего, что нужно искать. Под лампой мелькали его деловые документы и проспекты. Вот женщина извлекла из внутреннего кармана его пиджака паспорт. Внимательно следя за каждым ее действием, Коган думал, а какие тайны хочет разгадать эта загадочная женщина и что дальше следует ждать от ее сокрытых намерений? Его личность, его дела, с которыми он сюда приехал? Амелия суетилась, она явно торопилась и забыла, что следует посматривать на уснувшего мужчину.
Коган медленно сунул руку под подушку и беззвучно извлек оттуда вещицу, купленную сегодня в одном магазинчике, где продавались самые разные безделушки, порой даже не работающие. И сломанные зажигалки, и примусы, и настольные лампы, и старые брючные ремни, и несколько фотоаппаратов. Там Коган и увидел этот миниатюрный фотоаппарат, размером чуть больше двух спичечных коробков. Аппарат не работал, да и пленки в нем не было, но сейчас это было не столь важно.
Амелия повернулась после третьего щелчка фотоаппарата, когда пыталась сунуть паспорт в карман пиджака. Глаза женщины испуганно расширились. Коган еще раз щелкнул затвором фотоаппарата и опустил его. Амелия сделала движение, как будто хотела броситься к двери, но в нижнем белье, кружевных панталончиках по гостинце бегать она не сможет, тогда она опустила голову и медленно села на стул.
– Я думаю, что моего заявления властям и администрации отеля и приложенных фотографических доказательств будет достаточно, чтобы сформулировать обвинение в попытке кражи? Не так ли, Амелия? Или у вас другое имя?
– Умоляю вас, господин. – Женщина стиснула руки, а потом в отчаянии закрыла лицо руками и разрыдалась. – Умоляю вас, не губите меня!
– Не понимаю, почему я должен относиться к вам снисходительно, – пожал Коган плечами. Он встал с кровати и накинул на плечи халат. – Не понимаю, почему я должен как-то иначе обходиться с проституткой, которая попыталась меня обокрасть.
– Простите, простите, – в голос зарыдала женщина, и Когану пришлось подойти, сжать ее плечо и зло прошептать, чтобы она не шумела, иначе ему придется вызвать администрацию отеля. Он понял, что плачет женщина искренне, ее отчаяние тоже искреннее. И, видимо, она занимается тем, чем занимается, не просто из-за заработка или собственного удовольствия.
– Что вам от меня было нужно? Ну? – Он чуть повысил голос и тряхнул женщину за плечо. – Рассказывайте честно, и, возможно, я буду снисходителен и даже помогу вам.
– Нет, я не могу! – рыдала Амелия. – Ни за что! Я погибну, погибнет моя дочь, а она – это все, что у меня осталось. О господин! Пощадите меня!
Коган налил в стакан из графина воды и протянул женщине. Та схватила его и выпила залпом, проливая воду себе на грудь. Коган закурил и сел напротив, наблюдая за женщиной. Та постепенно начала брать себя в руки, понимая, что слезами ей ничего не добиться. А этот мужчина, может быть, он и правда не такой злой, может, и он и правда будет к ней снисходителен и поможет ей? Все эти эмоции были написаны на лице женщины, и Коган просто ждал, когда она сможет нормально мыслить и говорить. Наконец, намочив платок, женщина собралась и перестала плакать. Она несколько раз поднимала умоляющие раскрасневшиеся от слез глаза на Когана.