Семейные ценности (СИ) - "Akixito". Страница 3

– Доброе утро, – ухмыляясь, он стоял напротив моей комнаты, прислонившись спиной к дверному косяку, покручивая в руках кружку давно остывшего кофе, – или недоброе?

– Что ты тут делаешь? Ты же должен был приехать только сегодня ночью? – я поспешил завести руки за спину, пытаясь поглубже натянуть футболку на бедра, стараясь скрыть синяки на ногах и запястьях.

– Ага, а приехал вчера, – на лице его появилась недобрая усмешка, – только вот вы были слишком заняты, чтобы меня заметить.

Он видел? Неужели он все видел и ничего не сделал? Не спас меня, когда был мне так нужен? Я испуганно поднял на него глаза, но его лицо не выражало ничего, кроме презрения и отвращения.

Я часто задумывался над тем, что было бы, если бы брат узнал о том, что со мной вытворяет его отец. И в своих мечтах я всегда надеялся, что стоит ему только узнать, как он тут же защитит, спасет и освободит меня от этого кошмара. Ведь он сильный, чтобы справиться с этим, и добрый, чтобы простить меня. Какие глупые и наивные мечты! Ведь он не рыцарь в сияющих доспехах, а я не принцесса волшебного замка, и реальность такова, что в глазах окружающих я всегда буду лишь гадким никчемным подростком, совратившим взрослого добропорядочного мужчину, отца семейства.

– Слушай, я не собираюсь вмешиваться в твою личную жизнь, но ты бы хоть о матери подумал! – равнодушные жестокие слова причиняли сейчас намного больше боли, чем делал его отец.

Кого я обманываю? Больше, чем издевательств со стороны отчима, я всегда боялся только одного – увидеть именно это выражение на его лице, полное неприязни, безразличия и ненависти. Конечно, разве может родной человек совершить нечто подобное, ведь он – его отец. А я – ничтожество, и это моя вина, только я во всем виноват.

Сколько раз я прокручивал в голове эту сцену, я давно был к этому готов, только и подумать не мог, что это будет настолько больно – намного больнее, чем все то, через что я прошел. С силой сжимаю кулаки, отвлекаясь на боль, когда ногти до крови впиваются в ладонь. Плевать! Я давно привык к физической боли, лучше уж это, чем то, что сейчас происходит у меня в душе.

– Что ж, было очень благородно с твоей стороны не вмешиваться, спасибо, – сдерживая дрожащий голос, пытаюсь обойти его, направляясь в сторону ванной.

– А я ведь всегда считал тебя маленьким и невинным ребенком, оказывается, я тебя совсем не знаю. И как я мог так ошибаться? – хватает меня за плечо и с силой припечатывает в стену, прижимая всем телом, выплевывая грубые слова прямо в лицо. – Стоишь сейчас передо мной в одном белье, хочешь и меня совратить, а? Ты ведь и перед ним так расхаживал, соблазнял его, да?

– Виталь, не дури, – спокойно отвечаю я, глядя ему прямо в глаза, хотя мне уже все равно, что он со мной сделает, я был готов даже к тому, чтобы он меня ударил. – Отпусти меня, мне надо в ванную.

– Что это? – убирая волосы с шеи, там, где сейчас красовались следы от удушья. – Кость, он ведь тебя не заставляет? Скажи мне?

– Ты совсем дурак, я бы не позволил! – вырываюсь из его рук и, не оборачиваясь, у самой двери: – Только мамке не говори, ладно?

Поспешно закрываю дверь на шпингалет и включаю воду на максимум, сползая по стенке на колени, до боли закусывая запястье, чтобы не разрыдаться в голос, больше не в силах сдерживать жгучие слезы.

Все! Конец! Все кончено!

Не знаю, сколько я просидел так, уткнувшись лицом в колени, пока сдавленные рыдания не перешли в судорожное всхлипывание и неуправляемый истеричный смех. Ха–ха–ха!

Дурак, какой же я дурак! Все это было зря. Плевать, теперь я свободен. Через месяц мне исполнится восемнадцать и я смогу уйти из дома. И больше никогда, никогда не позволю ему прикоснуться к себе. Про переезд в Москву, я так понимаю, можно забыть. Не страшно! А еще через полгода окончу школу и устроюсь на работу, пожить пока можно будет у Кольки или у Сереги на даче, все равно его родители только по выходным приезжают.

С того дня время тянулось невероятно медленно. С Виталиком мы практически не общались. Проводя вечера в узком семейном кругу, мать все время расспрашивала брата об успехах в учебе и на работе, жалуясь на мое отвратительное поведение, снижение оценок, прогулы и постоянные драки. Вздыхала и удивлялась, что же со мной произошло, ведь раньше во время его приездов мы были не разлей вода, я буквально не отлипал от брата, проводя с ним все свободное время. Виталик на это лишь ехидно улыбался, подмигивая мне, ссылаясь на переходный возраст и проблемы в личной жизни.

Мне было мучительно больно находиться рядом с ним, каждую секунду буквально физически ощущая его презрение. Единственным плюсом сложившейся ситуации было то, что отчим никогда не трогал меня, пока в доме находился его сын, это было то время, когда я мог спокойно высыпаться, не опасаясь его даже тогда, когда мать уходила в ночную смену.

Просыпаюсь от невыносимой тяжести, сдавливающей грудь, не дающей сделать даже неглубокого вздоха, но не успеваю вскрикнуть, как широкая влажная ладонь закрывает мне рот, другой рукой шарит по телу, стягивая одежду.

Нет! Нет, что он творит? Ведь его сын может войти в любую минуту!

Стараясь вырваться, мычу в ладонь, яростно вцепляясь в руку пальцами, царапая ногтями, пытаясь укусить.

– Ах ты, сученыш! – затрещина по лицу, и мои руки заламывают над головой, перемещая другую ладонь ниже, сдавливая шею.

– Пожалуйста! Не сегодня… не сейчас… не когда он… тут... – рвано хватаю ртом воздух, но вместо слов вырываются лишь еле различимый хрип. – Прошу… я сделаю все, что ты захочешь…по… жалй… а…

– Заткнись! Нет его, ушел на встречу одноклассников, – рассеянный взгляд, глаза опять застилает пелена алкоголя. – Поэтому поторопись и живо раздвигай ноги!

Это хорошо, тогда и не страшно! Сопротивляться больше нет сил, в глазах темнеет от нехватки кислорода, чувствую, как начинаю безвольно обмякать в его руках. Не важно! Главное, что он не увидит, не узнает. Уже не важно…

– Костя! Кость! Костик! – прихожу в себя от болезненных шлепков по щекам. – Очнулся? Дурак, напугал меня.