Почти идеальная жизнь - Дентон Лорен К.. Страница 8

– Сделайте. Приятного аппетита, доктор Свон. Фрэнк положил мне на обед свой знаменитый салат из тунца. Мой живот урчит уже несколько часов. Но не волнуйтесь, я закрою дверь комнаты отдыха, пока буду есть.

Мак засмеялся. Они давно выяснили, что запах салата с тунцом не подходит для клиники, полной больных детей.

– Ох, чуть не забыла. Виви Майерс назначено на два, но позвонила ее мама и спросила, можно ли им прийти пораньше.

– И вы сказали ей «нет», верно? Даже Майерсы должны соблюдать правила.

– Ну, я собиралась, но она предложила принести коробку глазированных пончиков. – Миссис Кимбл понизила голос до шепота. – «Криспи Крим» не совсем сочетаются с похудением, но они моя слабость. Несмотря на то, что утром я уже съела маленький кусочек вашего песочного пирога.

Мак вздохнул:

– Скажите миссис Майерс, что все в порядке. И отложите пончик для меня.

– Сделаю.

На ее щеках появились ямочки, и она вышла в коридор.

Да, сегодня у него день рождения, и да, это круглая дата, но не менее знаменательным для Мака был факт, что он целых десять лет возглавляет собственную медицинскую практику. Он подписал документы на руководство «Педиатрией Оук-Хилл» в день, когда ему исполнилось тридцать лет, закончив специализацию в детской реанимации. Доктор Маккейн, его детский педиатр, неожиданно позвонил Маку и спросил, не хочет ли он перенять руководство его клиникой, поскольку сам он решил досрочно уйти на пенсию.

Мак рассмеялся, но после того, как доктор Маккейн заверил его, что абсолютно серьезен, и Мак, запинаясь, выдавил: «Да, сэр, спасибо, сэр», – он отправился прямиком в родительский дом. Он даже жене не написал сообщение, прежде чем рассказать новость отцу. Его до сих пор раздражало, что папа стал первым, кто узнал. Особенно учитывая его реакцию.

– Собственная чашка петри с больными детишками. – Папа протянул Маку руку для пожатия. – Поздравляю.

Мак замялся, прежде чем пожать протянутую руку, не уверенный в уровне сарказма. В глубине души он знал, что это пренебрежение, но глупое сердце до сих пор надеялось на гордость. Одобрение. Искреннее «молодчина».

– Именно этим и занимаются врачи, верно? – улыбнулся Мак. – Лечат больных людей.

Папа склонил голову набок.

– Конечно. Хотя моя сфера деятельности чище. Сердце – основа всего. – Он повернулся и взял бутылку кентуккийского бурбона «Олд Медли» с тележки из дерева и меди в их гостиной. Налил в два стакана на два пальца и добавил кубики льда. – Я по-прежнему считаю, что из тебя может получиться отличный кардиолог.

Мак, не отводя глаз от отца, потянулся за предложенным стаканом.

– Может быть. Кто знает? – Он тяжело сглотнул и заставил себя говорить твердо: – Но я хороший педиатр, папа.

– Это так. – Дэвид Свон поднял бокал. – За тебя и твое новое предприятие. Оправдай гордое имя Свонов.

Изредка Мак позволял себе думать о двадцатилетнем Маке – парне, сбежавшем на побережье, чтобы решить, какой путь хочет избрать. Что он подумал бы о сорокалетнем мужчине, которым стал сейчас? Был бы он доволен? Гордился бы? Удивился бы дорогам, которые избрал Мак?

Конечно, оно того стоило. В конце концов, посмотрите на них с Эди: устроены, счастливы, хорошая жизнь, построенная на преданности и любви. И все-таки иногда он боялся, что все это у них есть только потому, что он молчал. Если бы Эди знала про то лето, была бы у них такая хорошая жизнь? Были бы они здесь вообще?

Мак провел четыре из восьми осмотров, принял пятерых из восьми заболевших пациентов и шел осматривать следующего – малыша с острым расстройством пищеварения, которого, по словам медсестры, уже вырвало в приемной, – когда его окликнула миссис Кимбл. Он развернулся. Миссис Кимбл спешила по коридору к нему навстречу, ее пушистые седые волосы напоминали завиток безе.

– Пожалуйста, скажите мне, что в приемной не нужна еще одна уборка.

– Нет. – На ее лице застыло беспокойство. – Тут к вам девушка.

– Девушка? Пациентка?

– Нет, не… Я не уверена, кто она.

– Она из фармкомпании? – В третьей смотровой раздался плач, и Мак возобновил свой путь к следующему пациенту. – Новая девушка из «Мерк» говорила, что заглянет до конца недели.

– Она не из фармкомпании, доктор Свон, и не думаю, что она пришла как новая пациентка.

– Что ж, ей придется немного подождать. Я не могу просто…

– Думаю, вам следует пойти к ней, – твердо проговорила миссис Кимбл.

Мак остановился и развернулся:

– Что-то не так? Она больна?

Миссис Кимбл вздохнула:

– Я не уверена. Но она говорит, что ей надо поговорить с вами.

Что-то не складывалось, а именно тот факт, что миссис Кимбл смотрела куда-то ему в левое плечо. Работая рядом с ней почти каждый день на протяжении десяти лет, Мак изучил каждый ее жест и выражение лица, но не мог расшифровать то, что видел сейчас.

Миссис Кимбл развернулась и пошла по коридору, ведущему из секции Мака со смотровыми в приемную. Он выдохнул и последовал за ней, на ходу ероша волосы.

Он обогнул последний угол коридора и мельком оглядел приемную. Обычная какофония звуков и движения. Его клиника была единственной детской в Оук-Хилл, и поскольку здесь работали три врача и фельдшер, приемная обычно была полной. Сегодняшний день ничем не отличался. Дети с родителями сидели на красных и желтых пластиковых стульях, некоторые уснули, а другие сосредоточились на фильме про принцессу на экране. Все выглядело обычным.

Мак обернулся к миссис Кимбл:

– Она ушла?

Миссис Кимбл рванула мимо него и показала на дальний угол помещения, у края стойки регистратуры. Девушка сидела там одна, но Мак не видел ее лица. Она опустила голову, и волосы упали вперед, пряча ее профиль. Она была старше его обычных пациентов – лет восемнадцать-девятнадцать, и Мак не видел никаких травм. Ни забинтованных конечностей, ни кровотечений. Она может быть любым из пациентов, пришедших на прием к врачу. Что так завело миссис Кимбл?

Он как раз собирался задать женщине этот вопрос, как девушка подняла голову и их глаза встретились. Бездумно его сердце дико заколотилось, а под мышками выступил пот.

Мак давно привык к тому, что люди часто комментируют внешность его детей, а именно то, как сильно оба они похожи на Эди. Дежурная шутка была, что у него слабые гены, а у Эди могучие, как у быка, хотя это и не такая уж шутка. У Томаса с Эйвери была оливковая кожа Эди и темные курчавые волосы, хотя Эйвери свои выпрямляла, а Томас по большей части не обращал внимания на темную копну кудряшек. Эйвери унаследовала от Эди миниатюрное телосложение, а Томас с нетерпением ждал скачка роста, надеясь, что тот поможет ему достичь шести футов Мака, хотя сомнительно, что это когда-нибудь случится.

Если бы он когда-нибудь задумывался, как выглядел бы ребенок, похожий на него, то вот так. У нее были такие же светло-русые волосы, как у него – или по крайней мере такие же, как были у него до того, как в них прокралась седина, и хотя она сидела, Мак видел, что она не миниатюрная. Ее тело обладало формами и плотностью, о которых всегда мечтала Эди.

Но в груди сдавило, когда он увидел ее лицо. Ямочки высоко на обеих щеках, под глазами, могли быть взяты с собственного лица Мака, а нос – сильный и слегка острый, с небольшой горбинкой на переносице – был зеркальным отражением его собственного. Он ни разу в жизни не испытывал ощущения остановившегося времени, пока не увидел себя – пусть и гораздо более молодую версию – смотрящего с лица незнакомого человека. И чем дольше он смотрел, тем больше всплывало в памяти другое лицо– лицо, которое он не видел с того единственного лета много лет назад.

– Скажите, что мне не мерещится. – Миссис Кимбл стояла достаточно близко, чтобы Мак ощущал цветочный запах ее пудры, смешанный с сильным антисептиком. – Она племянница или кузина?..

– У меня нет…

У Мака в горле так пересохло, что слова просто застряли. Он ощущал пристальный взгляд миссис Кимбл на своем затылке, но не мог отвернуться.