Товарищ "Чума" 3 (СИ) - "lanpirot". Страница 19

— Каким образом, профессор? — подал голос доцент Сергеев. — Конечно же нет!

— Вот! — Трефилов победно вскинул руку. — Для организмов, находящихся в анабиозе, времени, как будто и не существует! Следовательно, такие понятия, как жизнь и время — не идентичны! Если время идёт, значит, живое функционирует, если остановилось — оно находится в анабиозе… Ну, или мертво. И наоборот, если живёт — время идёт для данного организма, оно длится и обладает всеми остальными качествами! И тогда каждый организм представляется уже не биологическим элементом времени, а элементом биологического времени… Каждый организм становится причиной времени. Время как бы оживляет организм, и тогда для каждого организма оно будет своим. Это индивидуальное биологическое время, товарищи!

— Ну, и что мы с этого индивидуального биологического времени будем иметь? — ворчливо выкрикнул старичок-профессор.

— Лично вы, Павел Прокопьич? — не удержался и подковырнул коллегу Сергеев. —

Наверное, ничего не будете иметь…

— Коллеги, не ссорьтесь! — призвал к порядку Трефилов. — Если вы заметили, то большая часть моих выкладок о биологическом времени взято из работ…

— Академика Вернадского, — произнес Сергеев. — Мы заметили это, Бажен Вячеславович.

Трефилов слегка наклонил голову:

— Отлично! Вот теперь, товарищи, когда мы расставили все точки над «и», можно переходить, собственно, к сути моей теории «длинного времени».

[1] Реперные точки (междун.: англ. defining points, фр. points de référence, русское название произошло от фр. repère) — точки, на которых основывается шкала измерений.

[2] В советских документах, для скрепления страниц применялись скрепки из обычного железа. Со временем, при воздействии влаги, эти скрепки начинали ржаветь. Зачастую, оставляя вокруг себя на бумаге ржавые пятна. Немцы, в поддельных документах, использовали скрепки из нержавеющей стали. Конечно, немецкие спецы придавали документам вид определённой изношенности. Но, скрепки всегда оставались девственно новыми, без малейших признаков коррозии.

[3] Четвёртое измерение в теории относительности — время, четвёртая размерность наряду с тремя пространственными (длиной, шириной и высотой).

Глава 9

Черт! Вот не знаю, как у меня это получилось, но я словно наяву побывал в той самой аудитории университета. Увидел собственными глазами (а, скорее всего, глазами деда) забитые народом ряды, уходящие ступенями вверх. Увидел и сухонького седого профессора, стоявшего за кафедрой и плакат о предстоящем мероприятии, написанный от руки за его спиной.

Что это было? Новые способности ведьмака? Каким образом я сумел настолько погрузиться в память своего «помолодевшего» старика? Возможно ли, в принципе, провернуть подобный «фокус» и с другими людьми? Или наши со стариком сознания вошли в резонанс по причине наличия родственных связей?

Хм… Интересно, а можно ли считать родственным только сознание, если собственного тела я был лишен? Вопросы, не имеющие ответов, сыпались из меня, словно из рога изобилия. И, естественно, что вслух я их не озвучивал — смысла в этом не было никакого. Однако, рассказ деда продолжался, и я вновь полностью (в прямом смысле) погрузился в его повествование…

Февраль 1936 г.

СССР

Москва

— Отлично! Вот теперь, товарищи, когда мы расставили все точки над «и», можно переходить, собственно, к сути моей теории «длинного времени», — вещал за кафедрой профессор Трефилов.

— Ну, так и переходите уже! — не переставал брюзжать старичок с первого ряда. — Сколько можно болтать?

— Всенепременно, уважаемый Павел Прокопьевич! — пообещал Бажен Вячеславович.- Итак, товарищи, подытожим: в природе существует два вида времени…

— Хорошо хоть не двадцать два… — буркнул старичок, вновь поправляя очки.

Трефилов пропустил едкие замечания старичка мимо ушей и продолжил доклад:

— Первый вид — «абсолютное время». Время в «Ньютоновском[1]» понимании движения, отсчитываемое обычными часами. Для организма, находящегося в анабиозе, оно, как бы, и не существует. Но для других организмов, продолжающих функционировать, оно имеет свое течение. Поэтому, не учитывать эту физическую величину, мы не имеем права! И второе: «индивидуальное биологическое время», которое инициируется внутренними процессами самого организма и не зависит от течения «абсолютного времени».

— Тогда выходит, что у каждого организма этого «индивидуального времени» разное количество? — задал вопрос доцент Сергеев.

— Абсолютно правильный и логичный вывод, коллега! — согласился с ним Трефилов. — У разных организмов количество индивидуального времени будет разным! Иначе, по какой причине одни организмы живут годами, а жизнедеятельность иных — дни, часы, а то и минуты?

— Таки вы хотите сказать, что каждому из нас продолжительность жизни на роду написана? — Старичок достал из кармана платок «не первой свежести» и шумно в него высморкался.

— Да, у каждого из нас есть какой-то максимальный предел жизнедеятельности… Ну, допустим, у кого-то сто лет, у кого-то восемьдесят, а у кого-то вообще — сто пятьдесят… Эти показатели в первую очередь зависят от наследственности, как, вы, верно заметили, Павел Прокопьевич — на роду написано. А на деле все зависит от процессов внутри организма: курите — минус пять лет, пьете — минус десять, схватили насморк — неделю долой… А когда количество прожитых лет и суммарный вред, наносимый организму в течение жизни, сравняется с максимально отпущенным природой сроком… Все, приехали — «со святыми упокой»!

Старичок демонстративно оглядел платок и спрятал его обратно в карман:

— Ничего нового я в этом не вижу! Вы, батенька, глаголете прописные истины! А нам была обещана прямо-таки революционная теория…

— Так вы мне не даете до нее добраться… — возразил профессор.

— Так поторапливайтесь, уважаемый! — «не внял» Трефилову Павел Прокопьевич. — Мне, в моем возрасте, по часам питаться надо! А я уже… — старичок продемонстрировал вытянутую за цепочку из кармана жилетки луковицу старинных часов, — просрочил прием пищи на пятнадцать минут! У меня сейчас сахар «упадет»…

— Павел Прокопьевич, так идите уже! — не выдержал Сергеев.

— Таки я не только кушать, я и послушать хочу! — не унимался старичок.

Сергеев тяжело вздохнул и вынул из портфеля бутерброд, завернутый в серую бумагу:

— Вот вам бутерброд, для поддержки сахара. Кушайте, Павел Прокопьевич, и не мешайте товарищам слушать!

Старичок не стал отказываться и моментально заграбастал бутерброд трясущимися ручонками:

— Премного благодарен, молодой человек!

Трефилов благодарно кивнул Сергееву:

— Спасибо, Андрюша! Кх-м… Продолжим: наверное, каждый из нас, товарищи, хоть раз в жизни попадал когда-нибудь в такую ситуацию, когда стремительный бег времени неожиданно «растягивался». Когда казалось, что время почти остановилось и все вокруг замерло в одночасье. Падение с высоты, наезд автомобиля, испуг… в весьма критических случаях…

— Да, бывало такое… — согласился Сергеев.

— А вы не задумывались, коллеги, по какой причине происходят подобные явления? Ведь для остальных течение времени никак не искажается?

— И почему же, позвольте спросить? — не прекращая жевать, прошамкал старичок.

— Все просто, — пояснил Трефилов, — ход абсолютного «ньютоновского» времени — неизменен! Он — константа! Все изменения происходят внутри организма — в «индивидуальном биологическом времени»! Ряд практических опытов, проведенных мною, позволил сформулировать главный постулат моей теории «длинного времени»…

Старичок, дожевавший бутерброд, стряхнул крошки хлеба с бородки:

— Ну, давайте уже…

— При определенных условиях, в основном стрессовых, я называю такие условия «аварийным режимом», биологические организмы способны самостоятельно заимствовать индивидуальное время друг у друга без каких-либо приспособлений извне! Ресурс индивидуального времени увеличивается…