Товарищ "Чума" 3 (СИ) - "lanpirot". Страница 24

— Сейчас попробую сформулировать… — Чумаков потер руками виски. — Трефилов считает, что помимо вот этого индивидуального времени, существует еще и общее… Абсолютное, Ньютоновское, то, что отсчитывается простыми часами.

— Погоди-ка, дай соображу… — Остановил Ивана Лазарь Селивёрстович. — Выходит, что внутри нас течет одно время, а снаружи — совсем другое?

— Да, Трефилов считает именно так, — кивнул Чумаков. — Одновременно в природе существует два течения времени. Внешнее — абсолютное. Трефилов считает его неизменным, константой. И внутреннее — индивидуальное. И при обычных обстоятельствах, когда организму ничего не угрожает, скорости течения этих времен примерно равны.

— А при необычных?

— А при необычных, опасных, особенно когда организм стоит на грани уничтожения, он способен заимствовать чужое время другого организма.

— Подытожим, — произнёс Фролов. — Возьмем, для наглядности, мой пример. Допустим, для того, чтобы выжить, я заимствовал чужое время, допустим, того казака. Значит, что у нас выходит? — задумался Фролов. — Чтобы развалить мне голову, казаку потребовалось бы максимум пара секунд. А по моим ощущениям прошло никак не меньше десяти. Выходит, пара секунд внешнего течения — неизменно. Пара секунд моего индивидуального… Восемь в сухом остатке, которые и помогли мне выжить!

— Ну, выходит так, — согласился Чумаков.

— А представь себе, Ваня, — чекист ткнул указательным пальцем в Чумакова, — если бы каждый боец Красной Армии обладал такими умениями?

— Такая армия — непобедима, товарищ старший лейтенант госбезопасности! — Быстро сделал логический вывод Чумаков.

— Вот оно! — победно воскликнул Фролов. — Да — именно на это и клюнул Хорст! И если Трефилову удастся практически доказать свою фантастическую теорию, Хорст отдаст многое, чтобы обладать такими знаниями. Вот что, Ваня, постарайся сойтись со своим профессором накоротке. Поучаствуй в его опытах, по хозяйству помоги — он же одинокий, в общем, держи руку «на пульсе»! Что-то мне говорит, что профессор уже где-то рядом с той информацией, которая так необходима нашему немецкому «другу».

Апрель 1936 г.

СССР

Москва

Большая аудитория института биологии практически пуста: за партами большого амфитеатра осталось лишь трое студентов: Вениамин Попов — плотный паренек с веснушчатой румяной физиономией, Олеся Сапрыкина — угловатая худышка с «мышиными хвостиками» вместо косичек и Иван Чумаков — обычный среднестатистический студент, ничем не выделяющейся из толпы себе подобных (если не знать о его внештатной деятельности в ГУГБ).

Стоящий за кафедрой профессор биологии Бажен Вячеславович Трефилов отложил в сторону ворох каких-то бумаг и торжественно произнёс:

— Ну, что, товарищи, вы мои, дорогие, позвольте выразить вам мою искреннюю благодарность, за то, что согласились участвовать в моих научных экспериментах…

Сидевший ближе всех к профессору Попов, поднял руку:

— А когда обещанные талоны на доппитание для столовки дадите?

— Конечно-конечно, я же обещал! — Трефилов суетливо подвинул к себе бумаги, отодвинутые в сторону секунду назад. Взял в руки несколько листочков:

— Вот, Вениамин, возьмите, пожалуйста!

Довольно растянув в улыбке пухлые губы, Попов выбрался со своего места и подошел к кафедре. Приняв из рук профессора талоны, Попов аккуратненько сложил их и засунул в карман брюк.

— Зовите, профессор, если еще понадобятся подопытные кролики.

— Всенепременно! И спасибо вам за помощь! — От души произнес Трефилов, пожимая руку Вениамину. — Остальные тоже могут получить…

Следом за Поповым к Трефилову подошла Сапрыкина.

— Спасибо, Бажен Вячеславович! — получив талоны, поблагодарила преподавателя девушка.

— И вам спасибо, Олеся! — не остался в долгу профессор.

Чумаков тоже получил талоны и «ответив» на рукопожатие Трефилова, собрался покинуть аудиторию, но был остановлен профессором:

— Иван, задержитесь, пожалуйста, я с вами хотел переговорить…

— О чем, Бажен Вячеславович? — «удивленно» произнес Чумаков, хотя уже догадывался, о чём пойдет разговор.

— Давайте присядем, — предложил профессор, выходя из-за кафедры.

Они уселись бок о бок за партой первого ряда.

— Не буду скрывать, результаты ваших тестов меня поразили… — произнес Трефилов. — Я уже не первый год провожу эти опыты… Через мои руки прошла масса студентов… Вы заметили, что с каждым разом испытуемых в вашем «потоке» оставалось все меньше и меньше?

— Еще бы, нас осталось всего лишь трое…

— На данный момент, Иван, остались только вы! — Трефилов возбужденно вскочил со своего места и начал нервно расхаживать по аудитории.

— Почему именно я?

— Последнее испытание…

— А! Это когда вы нас неожиданно толкали спиной вперед с третьего этажа? — «догадался» Чумаков.

— Нет, это было предпоследнее испытание! Последнее было вчера вечером! И я решился провести его только с вами, — огорошил Ивана Трефилов.

— Подождите, Бажен Вячеславович! — возразил Балашов. — Вчера вечером мы с вами не встречались! Меня вообще вчера вечером чуть какие-то хулиганы не порешили. Стипендию выданную отнять хотели — чудом удрал! Уж не хотите ли вы сказать… — Голос Ивана неожиданно осип, когда он вспомнил вчерашние события…

Вечерние сумерки легли на уставший от повседневной суеты город. Насвистывая веселый мотивчик в подворотню через арку, решив «срезать угол» по дороге домой, забрел безалаберный студент Иван Чумаков.

Настроение — преотличное, а «карман грела» выданная днем в институте стипендия.Пусть, и небольшая, но все равно на душе радость. Пройдя сквозь арку и оказавшись в небольшом дворике, окруженным со всех сторон старыми, еще дореволюционными домами, Чумаков неосознанно прибавил ходу. Темно, безлюдно, а в кармане степуха… Ну, накаркал, короче…

— А ну стоять, плесень! — Хрипло донеслось из темноты.

Чумаков резко остановился и закрутил головой по сторонам в поисках обладателя этого мерзкого во всех отношениях голоса. Из темноты выскочил скрывающийся в кустах парниша, лет двадцати пяти — тридцати. Недобрый прищур колючих маленьких глазок, брюки-клеш, подметающие дворовую пыль, рандолевая фикса сверкнула в лучах единственного тусклого фонаря.

«И нафига я в эту арку полез? — пронеслось в голове Ивана. — Срезать хотел, придурок! Теперь никакая госбезопасность тебе не поможет!»

Иван, хоть и не боялся получить по морде (с детства привык биться стенка на стенку), но в последнее время по Москве прокатилась серия убийств вот в таких вот подворотнях. Действовала какая-то напрочь отмороженная банда грабителей.

Чумаков попятился, надеясь быстро вернуться к арке, но пути к отступлению припозднившемуся студенту отрезал второй хулиган, по всей видимости, подельник первого.

— Парни, вы чего? — Иван, хоть и приготовился дать отпор, не тут-то было — перегородивший арку хулиган вынул из кармана нож-бабочку и демонстративно принялся крутить его в руках.

— Лавэ гони! — требовательно произнес фиксатый, держа руки в карманах.

— Ч-ч-то, простите? — Чумаков, внимательно наблюдал за полетом «бабочки», перебирая в голове возможные варианты выхода из этой неприятной ситуации без потерь.

— Глухой что ль? Бабки гони! Быстрее! — Фиксатый требовательно протянул руку.

Чумаков, оттолкнув бандита, резко прыгнул в сторону и перекатился по земле, стараясь держать в поле зрения и второго грабителя с ножом в руках.

— Ах, ты, падла! — Закричал фиксатый, не успевший среагировать на прыжок Ивана.

Выдернув из кармана пистолет, он навскидку выстрелил в Чумакова. Самым краешком глаза Иван заметил, как из пистолетного дула вырывается поток пламени.

— Ну вот, приплыли! — Ивана пронзил приступ страха за свою жизнь, сердце застучало со скоростью отбойного молотка, а во рту пересохло.

Однако, внезапно время для него существенно «замедлилось», а после и вовсе остановилось. Фигуры бандитов застыли неподвижными страшными истуканами, а на самого Чумакова словно бы навалилась какая-то тяжесть. Исчезли все звуки, а сам воздух наполнился тяжелой неповоротливой тягучестью, словно превратившись в густой кисель.