Генералиссимус Суворов - Раковский Леонтий Иосифович. Страница 23

И генерал-майор написал главнокомандующему донесение:

Слава богу, слава вам

Туртукай взят, и я там!

Из-за Дуная вставало яркое солнце.

Глава четвертая

ВАРЮТА

I

В церквах только ударили к заутрене, когда Суворов приехал в Москву. Снег на улицах еще казался голубым. Окна домов были темны; лишь кое-где мелькал огонек.

Москва просыпалась.

Сани легко бежали по выезженной, раскатанной дороге. Суворов лежал на дне саней, запахнувшись в шубу и засунув в рукава озябшие руки, - ни перчаток, ни рукавиц он никогда не нашивал. Ноги, обутые в легкие сапоги, зашлись от холода - еще перед заставой начало покалывать в пятки.

"Ничего, теперь уж скоро! - думал Александр Васильевич, стуча нога об ногу и глядя по сторонам. - Вот батюшка удивится и обрадуется моему неожиданному приезду!"

Стал думать об отце.

Василий Иванович Суворов вышел в отставку и жил дома, занимаясь любимым делом - хозяйством в своих поместьях. Хозяин он был расчетливый, бережливый - недаром в Семилетнюю войну царица поручила ему сначала провиантское дело всей армии, а потом назначила губернатором завоеванной Восточной Пруссии. Число поместий у Василия Ивановича не уменьшалось, а год от году росло. Отец Василия Ивановича оставил ему только триста душ крестьян, а у него к 1774 году набралось их уже до двух тысяч.

Заветной мечтой старика Суворова было одно: чтобы Сашенька поскорее бросил эту беспокойную военную службу и принял из его рук все поместья.

Сашенька мало чем походил на отца. Василий Иванович любил тихую поместную жизнь и ненавидел военную, а сын с детства только и бредил сражениями да походами.

Но Василий Иванович с радостью видел: в одном отношении сын все-таки пошел в него - был так же бережлив. На такого сына можно спокойно оставить все нажитое - Саша не промотает, не пропьет. Оттого каждый раз, когда сын приезжал из армии домой, Василий Иванович непременно заводил с ним всегдашний разговор: чтобы Саша поскорее оставил военную службу.

Несмотря на то, что сын дослужился уже до генеральского чина, отец все-таки считал, что Саша зря служит в армии. Василий Иванович прочил его с детства в гражданскую службу, а вышло совершенно иное.

И во всем этом был виноват старый приятель и сослуживец Василия Ивановича, питомец Петра I, арап Ганнибал.

Однажды генерал Ганнибал заехал к Суворовым. Саше тогда шел двенадцатый год. Увидев Сашу за чтением Вобана, Ганнибал спросил у Василия Ивановича, в какой полк он записал сына.

Суворов ответил, что он никуда не записывал сына, потому что хочет, чтобы Саша служил в гражданской службе.

Ганнибал взбеленился. Он так заворочал своими белками, что Василий Иванович опешил.

– У тебя один сын, а ты хочешь сделать его приказным? Стыдись, Василий Иванович! - усовещевал он приятеля.

– Да ведь посмотри, какой он слабенький и худой. С его ли здоровьем служить в армии? - говорил Суворов.

– В детстве все мы таковы,- ответил арап.- Такой худенький до ста лет проживет!

И Ганнибал уговорил приятеля записать Сашу в Семеновский полк.

Василий Иванович потом не раз жалел об этом. Он с каждым годом все больше приходил к мысли, что был прав: никакого особенного дарования к военному делу у сына, кажется, не обнаруживалось, как Саша ни твердил всегда об этом.

Во время Семилетней войны Саша не усидел на спокойном месте в штабе 1-й дивизии Фермора, куда его устроил отец, а отпросился в легкий корпус генерала Берга. После окончания кампании Берг дал о Саше лестный отзыв, как о прекрасном кавалерийском офицере, написал, что Александр Суворов "быстр в рекогносцировке и отважен в бою". Но мало ли было в русской армии кавалерийских офицеров, о которых лестно отзывалось их начальство!

Затем Саша командовал Суздальским пехотным полком.

Это назначение Василий Иванович одобрял. Полковые командиры обычно присылали солдат в свои поместья помогать во время сенокоса и уборки хлеба, руками солдат полковые командиры строили усадьбы. Да ведь Саша не такой, как все: он ни разу не прислал в свои поместья ни одного солдата. Правда, его полк стоял далеко от Москвы, но при желании можно было перевестись поближе к родным местам.

Василий Иванович был сам человеком неподкупной честности и не ждал от сына того, что Саша, по примеру многих полковых командиров, сколотит себе деньгу на солдатском довольствии. Ему доставляло неприятность другое - сын тратил на полковые нужды все свое полковничье жалованье. Человеку было уже тридцать пять лет, пора бы, кажется, наживать добро, а он еще ничего своего не имеет.

Потом Саша получил в командование бригаду, с которой участвовал в польской кампании. Театр этот был опять-таки второстепенный, все лучшие генералы сражались на юге, с турками.

Саша вернулся из Польши генерал-майором, с орденами Александра Невского, Анны и Георгия 3-го класса, а главное, что всего было приятнее Василию Ивановичу, - императрица пожаловала Александру Суворову тысячу червонных.

Генерал-майорство и ордена Саша получил уже в сорокалетнем возрасте, в то время как другие, у которых, вероятно, было больше способностей к военному делу, продвигались по службе значительно быстрее. Например, Михаил Каменский уже в двадцать девять лет командовал бригадой и был отправлен к самому королю Фридриху II учиться прусской тактике. А князь Николай Репнин в двадцать восемь лет получил генерал-майора и, кроме того, назначение полномочным министром в Польшу с ежегодным жалованьем в двадцать тысяч рублей.

Вот таким стоило служить в армии и дальше!

Василию Ивановичу было ясно: Саша, как всегда, только из упрямства делает все по-своему, никаких особенных талантов у него нет. Напрасно он тянул столько лет солдатскую лямку. Лучше бы обзавелся семьей и: сидел бы дома, смотрел за поместьями.

Отец знал, что Саша очень самолюбив. Он с детства мечтал о славе: воображал себя то великим полководцем, то великим писателем.

Василий Иванович считал: из сына тогда не получилось писателя, теперь не выйдет полководца.

Да разве мало быть просто честным человеком? Разве мало заниматься своими поместьями, хозяйством? Ведь труд сельского хозяина так же почетен, как и работа воина.

Василий Иванович не терял надежды на то, что сын наконец послушается его и выйдет в отставку. Главным доводом его было слабое телосложение сына.

– Ты не вынесешь военной жизни, - постоянно твердил Саше отец.

Он не переставал убеждать Сашу всякий раз, как сын возвращался домой. И теперь Суворов ждал такого разговора.

"Не проговориться бы, что в Негоештах меня свалила с ног проклятая лихорадка!" - подумал Александр Васильевич. И тотчас же Суворову вспомнилось, как в июне, когда был задуман второй поиск на Туртукай, лихорадка так затрясла его, что он не мог ходить и от слабости чуть говорил.

Но все-таки Суворов сам руководил поиском и сам вел войска в бой, хотя два офицера поддерживали его под руки, а адъютант передавал его приказания, которые Суворов едва шептал. И все-таки во второй раз турки были разбиты.

Суворов улыбнулся.

"Теперь о суворовской тактике знает вся армия, знает матушка императрица!"

…Суворов оглянулся - сани мчались уже по знакомой, родной Царицынской улице.

Вот уже и церковь Федора Студита. Та же красная кирпичная ограда, железная калитка и, кажется, все те же нищие на паперти. А за церковью третий дом, одноэтажный, каменный - их, суворовский.

Суворов издалека увидел: свет только в поварне да у батюшки, в угловой горнице. Старик проснулся, жалеет жечь свечу и сидит при лампадке.

Сани остановились у калитки. Суворов скинул с плеч шубу, легко и быстро перебежал к черному крыльцу и с удовольствием застучал намерзшими сапогами по ступенькам. Вбежал в сени. Справа, из людской половины, где помещались музыканты, певчие и прочая дворня, открылась дверь и выглянула чья-то голова.