Начальник милиции. Книга 4 (СИ) - Дамиров Рафаэль. Страница 10
Супруга зло ткнула мужика в бок. Мол, проболтался, дурень.
— Накрылся понятой, — с досадой проговорил прокурорский. — Теперь он подозреваемый в краже.
Я отвел следака в сторонку и проговорил:
— Федя, давай сделаем так: он возвращает деньги, я в его квартире с Мухтарчиком все посмотрю, нож, кровь, и тому подобное поищу, чтобы точно его отмести как убийцу. А мы с тобой сделаем вид, что кражи не было.
Тот посмотрел на меня недоумённо, мол, что за робингудство, и я добавил:
— Вот смотри… Это сейчас надо ментовского следака сюда дергать — кражи не твоя стезя, нового понятого подключать, на хрена тебе этот геморрой? Есть убийство — вот и будем по нему работать. Остальное все — шелуха.
— А если это он Ларионова пришил? — жевал губу в думках прокурорский.
— Да посмотри на него, какой из него потрошитель? Я к нему пса подвел, он уже струхнул и признался в краже. Сидит белее снега и трясется, сто раз уже пожалел, что на заначку позарился. И проверю я его квартирку по полной, будь спокоен. Неофициально, конечно, без всяких санкций и обысков, но, думаю, он мне не откажет и добровольно пустит в жильё, без всяких претензий.
Фёдор вздохнул.
— Ну, давай, ага, а то мне заново протокол писать с новым понятым придется.
Это он, конечно, слукавил, бывало, понятых приглашали и в самый последний момент, чисто расписаться, хотя по закону они действительно должны участвовать в осмотре с самого начала. С другой стороны, убийство — дело серьезное, и участие понятых нужно гладко провести, чтобы комар носа не подточил, ведь при возникновении спорных моментов их потом могут в суд выдернуть и каверзные вопросики спросить (это если найдем убийцу и дело обвинительным закончим). А понятые в суде будут хлопать глазами и руками разводить, дескать, не знаем ничего, нас просто расписаться попросили. Знаем и такое, слышал от сидельцев. Обычно мужики про такое, если и рассказывали, то с победным видом. Когда понятой затупил на суде — это козырь подсудимому, он тогда вообще может ходатайствовать исключить протокол осмотра из доказательств по делу, и все вещдоки и следы получаются ничтожными — ведь изъяты, вроде как, незаконно, и доказательной силы не имеют. А там уж смотря какое дело — иное и развалиться может. Вот такая серьезная петрушка может приключиться. Это потом уже, ближе к моему времени изменения в законодательство внесут, и сделают участие понятых необязательным на осмотрах мест происшествий. А пока — вынь да положь.
На том мы с прокурорским и порешили. Деньги слесарь Бурундуков вернул, жене его мы велели тут ждать, а хату я тщательно осмотрел, запаха крови Мухтар там не нашел. Все чисто. Получается, что спас я мужика от скамьи, но беседу с ним провел строгую, профилактическую. Заверил, что если только ещё что — то тюрьма. Ведь пес мой особо умный и запах его запомнил. И если где на краже он Бурундукова учует, я приду и сам его арестую.
Слесарь поверил, верили люди милиции, и, всплеснув руками, затараторил:
— Да я ни в жизь! Да я никогда! Просто сосед сам частенько мне денежкой помогал, брал из шкафчика и говорил, вот смотри, Кузьмич, если что со мной приключится, забирай нычку, не стесняйся. Щедрый он был мужик, хотя и балабол, ну так писатель же, по профессии положено. Вот я и пригрел сумму, знал бы, что так все обернется и что у вас такие собаки, руку бы себе отсек.
Я ещё раз на него посмотрел — слесарь в отставке был так перепуган, что вряд ли уже мог врать. Может, и вправду был между соседями такой разговор, чего с подпития-то не скажешь.
— Ну это ты… не перегибай, — хмыкнул я. — Руку оставим при тебе. А пальчики твои откатаем и на учет поставим, на всякий случай. Помни, что ты у нас под присмотром теперь…
— Понял, понял, товарищ следователь, — он упорно называл меня следователем. — И это… спасибо вам… Что по-человечьи ко мне отнеслись. Мне в тюрьму никак нельзя. Бабка тосковать будет. Не выдержит, давление у нее…
— Береги жену, Кузьмич, и не воруй…
Закончив в квартире, мы провели осмотр места происшествия там, где Мухтар нашёл платок. Валя его упаковал, и вещдок забрал прокурорский, чтобы направить на судебно-медицинскую экспертизу — сравнить группу крови с таковой у убитого.
Я же всё размышлял над вышивкой: «КИТ». Морское животное… Есть еще такое созвездие. А на воровском жаргоне так называют вора-рецидивиста. Только последние не ходят с платочками. Да еще и с вышивкой. Скорее всего, это чьи-то инициалы…
А может, что-то совсем другое, о котором пока никто не догадывается.
В отдел вернулся под утро. Уставший и голодный. У ворот ГОВД стоял военный тентованный «ЗИЛ» болотного цвета, возле которого курили солдатики-срочники в форме.
Что за кипиш? Понял, что поспать и отдохнуть мне не удастся. Направился к Кулебякину, узнать обстановку. И как раз попал на планерку.
— Заходи, Морозов, — всплеснул руками шеф. — У нас ЧП!
— Я на больничном, Петр Петрович, — на всякий случай я помахал ему гипсом, но всё-таки прошел и сел.
Кулебякин только поморщился.
— На пенсии будешь болеть, Саныч, помощь твоя нужна… Ребенок пропал.
Присутствующие уже были в курсе происходящего, и Кулебякин довел вводную лично до меня.
Только сейчас я обратил внимание, что Петр Петрович был не в милицейской форме, а одет по-походному, будто на рыбалку собрался. Да и присутствующие одеты как на пикник. Даже инспектор дорнадзора Казарян был в спортивных штанах и футболке. Я его поначалу и не узнал, подумал, продавец фруктов какой-то с рынка. Никогда не видел его без формы и без полосатой палочки.
Оказалось, что школьники из Угледарска приехали в поход в местный лес. Поставили палаточный лагерь, а утром обнаружили, что одного двенадцатилетнего пионера нет. Бесследно пропал. Подняли всех на уши. Мальчишки сказали, что Женя Гребешков ушел куда-то ночью. Но никто не смог объяснить, куда и зачем.
Мигом подняли в ружье срочников из военной части в Угледарске, организовали добровольные поисковые отряды, подтянулись приданные силы милиции из области. МЧС еще не народилось, и такие проблемы со спасением в СССР решали сообща.
— Поисковые отряды уже работают, — вещал Кулебякин, — солдатики подъехали, прочесывать местность будут. Наша задача — присоединиться, а также выяснить все обстоятельства ухода пионера Гребешкова. Что-то они темнят, что-то недоговаривают. Ну какого ляда пацан в лес один ночью ушел? Не верю, ядрёна сивуха! Ну всё, по коням, товарищи, — Кулебякин уже встал и, посмотрев на меня, добавил: — На тебя, Саныч, надежда, там в лагере вещи пропавшего есть, так нужно Мухтара задействовать, по следу пустить.
Покой нам только снится. Я почесал руку под гипсом. Порой к чертям содрать его хочется.
— Сделаем, — кивнул я. — Сейчас по-быстрому покормлю его только, собака не человек, за идею не работает. Сытый пес — след лучше берет.
— Давай в темпе вальса. Ну все, товарищи, грузимся.
Прибыв на место, мы обнаружили палаточный лагерь. Перепуганные родители уже разбирали детей, кто-то примчался за чадами из области. Остальные пионеры сидели на бревнышке у погасшего костра с понурыми головенками, будто горевали, а пропавший Гребешков уже прослыл съеденным хищным лесным зверьем.
Конечно, здесь медведей нет, но дальше за Зарыбинском идут леса на сотни верст, в которых ребенку запросто можно сгинуть. Поэтому нужно было максимально оперативно обследовать квадрат, не дать ему углубиться в такие участки, где найти его будет сложно.
— Вертолет пожарный на подходе, солдатики ушли в цепь, — докладывал кому-то из главка Кулебякин. — Мой личный состав задействован почти на сто процентов. Подняли отпускников и даже вон кинолога с больничного призвали.
Петр Петрович гордо указал в мою сторону. Я же направился к ребятишкам. Взять след от палатки не получится. Тут народу прошлось — целый табор, несколько десятков человек. Мухтар — конечно, хорошая ищейка, но в толпе навыки бесполезны.