Зеленое тысячелетие - Лейбер Фриц Ройтер. Страница 20

— Как пробиться девчонке в наши дни? — вопрошала она Фила. — Особенно такой тупой корове, как я? Нет, я и вправду имела шикарную фигуру, но даже тогда была чересчур крупной и сильной. Я знала, что мужчины меня побаиваются, да и не встречались мне те, кому нравились бы мои формы. Так что какое-то время я была поденной мамашей, рожала деток богатым дамочкам, не желавшим девять месяцев ходить с животом. Но я знала — за этим нет будущего. Через десять лет я бы убирала за каким-нибудь роботом-подметальщиком и старалась бы растянуть на месяц выброшенные кем-то бумажные платья. И тут я вспомнила, как дома побеждала девять мальчишек из десяти, и занялась любительской борьбой. Вскоре меня уже тренировали на профессионала. — Она невесело покачала головой. — Надо было видеть мою фигуру — она была изумительной, пока меня не «посадили» на гормоны. — Юнона с отвращением принялась разглядывать свои руки, все еще в белых перчатках, но уже запачканных соусом. — Они на мне даже пиутрин пробовали, мерзавцы.

Она вздохнула и передернула плечами. К тому времени великанша уже обглодала отбивные до костей и приканчивала второй стакан виски.

— Так вот и было, Фил. Конечно, угораздило же меня влюбиться в борца и выйти за этого подонка замуж — большинство девочек в нашем деле совершает ту же ошибку, — но, по крайней мере, я кушаю кролика, даже говядину, и многие дураки меня уважают

Фил с готовностью кивнул

— Вы себе отвоевали место. Безопасное

— Ты что, шутишь? — спросила она. — Через пять лет мне конец. В крайнем случае, десять, если у меня хватит характера. — Она опять покачала головой и наклонилась ближе. — На самом деле все гораздо хуже. Мужчины против женщин — всему, пожалуй, конец. Правительство скоро падет.

— Так всегда говорят, — робко уверил ее Фил, пытаясь все же придать голосу бодрость. — Но никогда не происходит.

Она безнадежно вздохнула.

— На этот раз произойдет.

— Сегодня вечером я слышал слова самого Президента об этом, — сказал Фил. — Однако мне показалось, что все это — пьяная болтовня.

Юнона пожала плечами.

— Но ведь у «Развлечений Инкорпорейтед» как будто сильные связи в правительстве, — продолжал возражать Фил.

Она загадочно улыбнулась.

— Ты прав. Лучше, чем у любого другого синдиката. Все равно им конец. Мо уже несколько недель озабочен, сильно озабочен. Я же вижу.

— Мо?

— Мо Бристайн. Ты его видел сегодня днем всего одну минутку.

— Ах да… — Фил вспомнил верзилу с черной щетиной, заполнившего собой дверной проем, и тихонько рассмеялся. — Знаете, я очень испугался, обнаружив, что его голос — точь-в-точь похож на голос Старины Резинорука. Он, кажется, слишком важная персона, чтобы быть охранником.

— Да уж конечно! — воскликнула она. — В ее голосе послышались басовые нотки. — Не подумал же ты и в самом деле, что он будет целый день подглядывать в глазок и проделывать всю эту ерунду с резиновой рукой? Да и стала бы я его называть тупым роботом? Просто он записал своим голосом вопросы и ответы Старины Резинорука. Он обожает такие штучки. — Юнона подняла кустистые брови — А ты вообще знаешь, кто такой Мо Бримстайн?

Фил отрицательно покачал головой.

— Где ты был всю свою жизнь? Ты извини, Фил, но Мо Бримстайн… Ну, он на самом верху синдиката после самого мистера Биллига!

Когда Фил не признал и второе имя, женщина перевела разговор на другую тему.

— Ладно, короче, — сказала она дружеским тихим голосом. — Мо Бримстайн практически является боссом «Развлечений Инкорпорейтед», курирует борьбу, развлекательные центры, всех роботов-торговцев, музыкальные автоматы и многое другое, о чем не говорят вслух. И он очень, очень расстроен. Я-то знаю… Его волнует только синдикат. Так что дела и вправду плохи. — Она помолчала, затем загадочно добавила, причем в ее голосе послышалась печаль:— Дела у многих весьма плохи.

Фил кивнул. Некоторое время они молчали.

— Послушай, Фил, — сипло произнесла Юнона, глядя на большой, испачканный соусом палец, которым она потирала краешек почти пустого стакана. — Это действительно так и было — ну, как это? — мания, что ли, сегодня днем, когда ты рассказывал про зеленого кота?

— Тогда мне так казалось, — мягко произнес Фил. — Теперь я в этом не уверен.

Она с силой выдохнула и подняла на него глаза.

— Знаешь, — в ее голосе появилась неожиданная теплота, — и я не уверена. Слушай, а кот очень ценный, если он, конечно, существует? Может, он стоит десять тысяч долларов?…

От удивления у Фила перехватило дыхание. В то же мгновение он подумал, что ценность Счастливчика никогда не измерить деньгами.

— Десять тысяч долларов? — пробормотал он. — Не имею ни малейшего понятия. Почему вы подумали именно об этой цифре?

— Понимаешь, — медленно произнесла Юнона, — после того, как Экли — ну их на фиг! — днем уехали, Джек заявился ко мне и опять начал говорить, какая я дубина. Только на этот раз не из-за того, что я тебя впустила, а из-за того, что выпустила. Он мне говорит: «Ты, Юна, дура, определенно тупица. Я мог бы заработать десять тысяч на этом наглеце, только сейчас этим заниматься не буду, по крайней мере, сию минуту, потому что есть вещи высшего порядка, Юна, да, высшего порядка»

И блондинка вытаращила глаза так, словно находилась на ринге и приближалась к своему супругу, пребывавшему в роли Красавчика Джека Джоунса, Сердцееда.

— В общем, — продолжила она спустя некоторое время уже гораздо спокойнее, — тогда я этому не слишком удивилась, ведь он постоянно меня дразнит, с тех пор как познакомился с Сеши Экли (Джек терпеть не может, когда я того так называю). А потом, едва я сошла с ринга, Мо Бримстайн стал выспрашивать у меня про зеленого кота. Кажется, он прокрутил записи Старины Резинорука — все его разговоры за день, — а я там упоминала о зеленом коте во время беседы с тобой. Он прикинулся, что это чистой воды любопытство — так это называется? Но из меня ничего не выжал. Конечно, я сказала, что ты просто безобидный шизик с котами в голове, но он не очень-то поверил. — Юнона изумленно уставилась на Фила. — Ты ведь и вправду думал, что днем тронулся умом? Не так ли? Ты тогда не верил в зеленых котов — то есть, после того, как мы тебя разубедили? Филу пришлось кивнуть.