Честная игра (ЛП) - Бриггз Патриция. Страница 54

Рядом со скамейкой один угол сарая отгородили, а на двери висела табличка с надписью «Офис». Анна могла видеть себя в длинной зеркальной стене и до сих пор выглядела напуганной. Длинный латунный поручень, расположенный на высоте около трех футов по всей длине зеркальной поверхности, завершил образ. Анну заключили в клетку, подвешенную к стропилам танцевальной студии. Здесь нет подземелий или сырых потайных подвалов. Когда Анна еще выступала на сцене, ей часто снились кошмары о том, что ее заточили на сцене, откуда сможет выбраться, только если сыграет «У Мэри был маленький ягненок» задом наперед. Она могла легко это сделать, но кто-то заменил струны ее виолончели на струны скрипки. Клетка в танцевальной студии была лучше этого, верно? Ужас вместо смущения.

Ей нужно выбраться отсюда, но сначала что-то сделать с испуганным оборотнем, отражающимся в большом зеркале.

Анна выпрямилась и навострила уши, и в зеркале выглядела уже не такой жалкой, хотя и не такой пугающей, как Чарльз, который без особых усилий мог устрашить кого угодно. По крайней мере, она уже не так напугана. Она все же оборотень, а не жертва.

Увидев, что они притащили ее в сарай, превращенный в танцевальную студию, Анна задумалась, была ли здесь какая-то связь с Лиззи. Возможно, она танцевала или преподавала здесь. Возможно, именно так убийцы нашли ее. Или, может, Боклер и его дочь просто числились в загадочном и неточном КНСО списке фейри и других сверхъестественных существ, живущих в Соединенных Штатах. В списке, к которому у Хойтера имелся доступ. Но если между Лиззи и этой танцевальной студией была связь, то есть вероятность, что Чарльз сможет установить связь и найти ее.

Потому что он уже наверняка знает, что она пропала. Если не связался с ней через их связь, то значит не мог этого сделать. И ему придется найти другой способ. И танцевальная студия может привести его сюда… примерно через пару месяцев.

И теперь Анна снова выглядела жалкой. Раздался резкий хлопок, словно кто-то получил пощечину. Потом послышался второй удар, и приглушенный разговор мужчин, фантазирующих о пытках и изнасиловании, резко прекратился.

— Я же тебя предупреждал, — сказал старик дрожащим, но уверенным голосом. Он напомнил Анне Брана, когда тот по-настоящему злился. — Если продолжишь говорить такие вещи сейчас, то забудешься и начнешь распространяться о них публично. Тогда потеряешь свою хорошую работу и окажешься на улице, попрошайничая, потому что я не собираюсь тебя кормить. Ни один ребенок в моем доме не будет бесполезен и жить за счет пособия по безработице.

— Да, сэр, — кто-то прошептал.

— Эти слова для отбросов, — продолжил старик. — Для низкорожденных подонков. Твой отец, возможно, и был подонком, но твоя мать из хорошей семьи, и ее кровь посильнее. Ты позоришь ее, когда так говоришь. — Голос старика немного изменился, но также стал резче. — А ты, Лес. Что ты, по-твоему, делаешь? Думаешь, я не знаю, откуда он это берет? Думаешь, что чертовски умен, но ты ничто. Пустое место. Ты слишком тупой для ФБР, слишком слюнтяй для военных. Тебе нравится забывать, кто здесь главный, в чем заключается наша миссия и что она означает. Нельзя отвлекаться, ты знаешь, как тяжело ему приходится работать, чтобы не выделяться. Ты хочешь, чтобы его поймали? Как далеко ты готов зайти, чтобы уничтожить существ, которые захватили бы нашу землю без Бенедикта? Ты пытаешься погубить нас?

— Нет, сэр. — Голос Хойтера был приглушенным, но за кротким тоном скрывался яд. — Извините, дядя Трэвис.

— Ты больше не ребенок, — строго сказал старик, очевидно, не уловив скрытый смысл в поведении племянника. — Начинай вести себя соответственно. Что мы делаем?

— Спасаем нашу страну, — почти по-военному отрапортовал Хойтер. — Делаем нашу страну безопасной для ее граждан, убирая мусор и делая то, для чего наше правительство слишком либерально, слишком мягко.

Анна не могла этого понять. Она вспомнила его короткую речь за их вчерашним обедом. Он говорил правду и в то время верил в свои слова. И хотя она считала его неприятным, но все же испытывала к нему определенное уважение.

Ей следовало помнить закон Брана: фанатиков нельзя переубедить. Они ничего так не любят, как свое дело. Нельзя становиться у них на пути, иначе с вами расправятся. Анна всегда думала, что Бран говорит о себе, но ошибалась. Ее тесть был целеустремленным, но любил своих сыновей и свою стаю. Он не фанатик.

— Помнишь маленькую девочку, которую подвесили за косу, пока мы… — Похоть в голосе Хойтера, когда он доводил Бенедикта до еще большего безумия, была более реальной, чем искренняя речь, которую он произнес перед Анной за обеденным столом.

Хойтер не был фанатиком, решила она. Он сказал, что защищает Америку от монстров и верил в свои слова, оправдывая свою жажду власти над другими, свое желание причинять другим людям боль и страдание. Он любил убивать и насиловать, а защита Америки — лишь предлог.

— Можно я возьму ее первым, дядя Трэвис? — спросил Бенедикт. — Мне больше нравятся девочки. И ее муж причинил мне боль. Можно я возьму ее первым?

— Так-то лучше, парень, — сказал старик. — Выражайся вежливо. Пойдем взглянем на нее, прежде чем что-то решать. У нас будет время поиграть, прежде чем вы сможете насладиться ее смертью. У нас полно времени.

Он говорил таким тоном, словно разглагольствовал о рыбалке, а не о пытках и убийстве.

Дверь рядом с клеткой открылась, и старик включил свет, когда они все вошли.

«Какая радость, вся банда в сборе», — подумала она, впервые хорошенько разглядев своих похитителей.

Даже зная, что он сделал, Лес Хойтер для Анны все равно выглядел как типичный американец, как парень, который помогает маленьким старушкам перейти улицу. Другой молодой человек, Бенедикт Хойтер, был крупным. Выше Чарльза и, возможно, фунтов на пятьдесят тяжелее, при том, что ее муж далеко не хлюпик. Что-то было не так с его глазами, и от него пахло, как от оленя во время гона. Ей было неловко встречаться с ним взглядом, хотя она могла даже на Брана смотреть сверху вниз. Но сейчас дело не в доминировании, а в безумии на его лице.

Он не был Джастином, но выражение лица Бенедикта, мысли, которые таились в его глазах, очень напоминали сумасшедшего оборотня, который изменил Анну и сотворил все другие вещи, которые никто не хотел делать с омегой. Вскоре после встречи Чарльза с Анной, ее муж убил Джастина. Но даже годы спустя ей снились кошмары о глазах мучителя.

Поскольку Бенедикт вызывал у нее такое же беспокойство, Анна переключила внимание на другого незнакомца. Очевидно, находясь в кровном родстве с обоими младшими мужчинами, старик — дядя Трэвис, как называл его Хойтер, — показал ей, как будет выглядеть Хойтер через сорок лет, при условии, что он не умрет от ее клыков. Возраст не столько не согнул этого человека, а скорее закалил его. Хойтер все еще выглядел немного мягковатым, именно это придавало ему здоровый вид. Но кожа этого мужчины была обветренной и жесткой.

Даже в свои шестьдесят с небольшим или с семьдесят старик был хорош собой, с ярко-голубыми глазами, не выцветшими с годами, и резкими чертами лица, которые могли быть прекрасными в молодости, но в них можно увидеть силу и решительность. И в отличии от большинства, Анна видела сумасшествие в выражении его лица.

Старик двигался уверенно, несмотря на свой возраст. И по языку телодвижений остальных она поняла, что перед ней альфа, который правил благодаря силе характера и уверенности окружающих, что именно он обеспечивал их безопасность и давал им направление, и убил бы их, если бы понадобилось.

И когда старик не смотрел на своих приспешников, Анна видела, что Хойтера раздражала его второстепенная роль, он готов взять верх при первых признаках слабости. Это угадывалось и в его голосе. Старику следовало об этом знать, и то, что он оставался в неведении, доказывало, что он слабеет и долго править не будет.

— Давай-ка посмотрим на тебя, дорогая, — промурлыкал старик, подходя к клетке, по-видимому, ничуть не обеспокоенный ее превращением в волчицу. — Черная, как смоль, с льдисто-голубыми глазами. Я никогда раньше не видел волка с голубыми глазами.