Горячие и нервные - Андерсон Сьюзен. Страница 2
Словно прочитав его мысли, она бросила на него серьезный взгляд поверх очков.
– Клянусь, вы могли бы флиртовать даже с трупом.
Он прижал руку к сердцу.
– Почему, Герт Макделлар, вы так обо мне думаете? Но, черт побери, может, вы и правы, если имеете в виду труп женщины.
Губы Герт дрогнули, словно она силилась сдержать улыбку, и, продолжая игру, она указала рукой на дверь:
– Убирайтесь отсюда, болтун! Идите и позвоните адвокату, и заработайте для нас хоть какие-то деньги.
– Слушаюсь, мэм. – Он отсалютовал ей. – Я знаю, как вы бережете мое рабочее время. – И, легко соскочив со стола, он направился в свой кабинет, чтобы начать деловые переговоры.
Виктория понимала, что должна взять себя в руки. Но иногда это проще сказать, чем сделать. Она расхаживала из угла в угол по гостиной отцовского особняка, понимая, что находится в полном смятении.
Где-то в глубине души она была рада, что вернулась домой. И хотя она любила суету и шумные вечеринки в пропитанном древней стариной Лондоне, он все же не стал ей домом, и пока она жила там, ей так и не удалось избавиться от чувств, свойственных эмигрантам. Единственное, что ее заставило переехать туда, – это тетя Фиона, которая жила в Лондоне, и, что более важно, возможность увезти Эсме подальше от отца до того, как он сделает с ее дочерью то, что сотворил с ней и Джаредом.
Нo радость возвращения омрачали обстоятельства, которые обрушились на нее здесь и не могли не вселять тревогу. До покоя ли ей? Ее отец мертв. И не просто мертв, – что само по себе трагично, учитывая ее непростые чувства к нему, – нет, он был убит.
Проклятие… Он был настоящий мерзавец, и, можно сказать, большую часть своей жизни. Но при всем этом он был ее отцом и не заслуживал подобной смерти.
И разве не удивительно, что он ушел в блеске дурной славы? Несмотря на своих до невозможности юных жен и бесчеловечные приемы в бизнесе, вряд ли он мог предположить, что его ждет подобная участь. Когда она или Джаред пытались хоть как-то избавиться от его давления, это приносило им немало горя. От них обоих ждали, что они станут клонами Гамильтона, и порой она даже желала отцу смерти, чтобы освободиться наконец от его навязчивой опеки.
И сейчас, когда его не стало, она, безусловно, испытывала чувство вины, заставлявшее ее страдать. Она не могла усидеть на месте больше двадцати секунд. И нервно расхаживала по комнате, поджидая, когда появится ее адвокат вместе с обещанным детективом. О Господи, кто бы мог подумать, что настанет день, когда «Мальтийский сокол» пересечется с жизнью Эванса Гамильтона! Она вспомнила этот старый фильм, где мужчины щеголяли в мягких фетровых шляпах и обращались с женщинами с преувеличенной галантностью.
Неожиданно для самой себя Виктория расхохоталась, и этот странный, неуместный взрыв смеха, больше похожий на истерику, испугал ее. Она зажала ладонью рот, пытаясь остановиться, и просидела так несколько секунд, восстанавливая дыхание.
Что ж, нужно постараться не терять самообладания. Она посмотрела на картину в дорогой раме, висевшую на бледно-желтой стене гостиной. «Просто не принимай ничего слишком близко к сердцу. Пусть все идет, как идет, и не отвлекайся на детали». Она знала единственное средство, способное примирить человека со всеми невзгодами, – это время. Время все лечит, время все ставит на свои места.
Телефон зазвонил, и она поднялась. Взяв себя в руки, прошла через маленькую гостиную и подняла трубку.
– Резиденция Гамильтон.
– Виктория? Дорогая, это вы?
Голос звучал неразборчиво, словно откуда-то издалека, как зачастую бывает при мобильной связи. Но она поняла, что звонит ее адвокат.
– Роберт? Вы?
Его голос стал еще тише.
– Простите, но я едва слышу вас, – сказала Виктория.
– О, подождите. – Голос внезапно заговорил с кристальной четкостью. – Вот так, я подключил новый канал. Так лучше?
– Намного.
– Я звоню, чтобы сообщить вам, что не сумел встретиться с тем детективом, о котором шла речь. Меня срочно вызвали в суд. Прошу меня простить, Виктория. Но я разговаривал с мистером Мильонни по телефону и все уладил. Он возьмется за это дело. Вам необходимо встретиться с ним, рассказать ему о Джареде и ответить на все интересующие его вопросы. Вы ведь знаете номер моего мобильного телефона?
– Да.
– Отлично. Если вам понадобится моя помощь, например, если вы не сможете ответить на какой-то вопрос, звоните.
– Непременно. Спасибо… – связь внезапно прервалась, – вам. – Она вздохнула и положила трубку. «Окей, похоже, мне придется и здесь рассчитывать на себя».
Впрочем, ничего нового. Она большую часть своей жизни рассчитывает на себя.
Но сейчас ей следует быть особенно сильной и настойчивой. Господь свидетель, она в неоплатном долгу перед Джаредом. Она чувствовала это с тех пор, как уехала в Лондон, принеся брата в жертву ради Эсме.
Она передернула плечами, тряхнула головой, пытаясь сосредоточиться, и прошла в кабинет. Усевшись за стол, стала разбирать почту. Она откладывала в одну сторону соболезнования по поводу кончины отца, на них ответит его секретарь; в другую – более личные послания. Спустя какое-то время, когда раздался звонок в дверь, Виктория чувствовала себя гораздо спокойнее. На ходу она улыбнулась домоправительнице, услышав, что та спешит из кухни.
– Не беспокойтесь, Мэри, я открою. – И, пройдя к массивным дверям из красного дерева, Виктория отворила их.
И сразу же солнечный свет хлынул в холл, заставляя ее зажмуриться и высвечивая фигуру мужчины, стоявшего на пороге. Единственное, что она могла бы сказать о нем с уверенностью, – это то, что он высок ростом и худощав. Солнце не позволяло ей разглядеть его поподробнее, но не помешало одарить гостя дежурной улыбкой. Недаром она изучала правила этикета в женских школах, умение держать себя в руках стало ее второй натурой.
– Мистер Мильонни? – улыбаясь спросила она. – Пожалуйста, проходите. – Отступив назад, Виктория позволила гостю войти и протянула руку. – Я… меня зовут…
– Тори, – произнес он странным хриплым голосом, от которого по ее спине побежали мурашки. Она так и застыла с протянутой рукой, а он не делал никакого поползновения пожать ее.
Наконец она опустила руку. Тори? Он назвал ее Тори? Ее брови удивленно приподнялись. Только несколько самых близких людей, Джаред и тетя Фиона, звали ее так. Иногда подобное позволял себе ее адвокат Роберт Радерфорд, и, пожалуй, это все. Поэтому, глядя на частного детектива, она внятно произнесла:
– Меня зовут Виктория.
– Черт бы меня побрал, не может быть, – продолжал он, не обращая внимания на ее слова.
Она не понимала, что происходит, но, разумеется, подобная фамильярность с его стороны была неуместной. Тем не менее этот человек необходим ей, если у нее есть хоть какой-то шанс найти Джареда, напомнила она себе. Она вспомнила годы обучения этикету и, словно очнувшись, произнесла:
– О Господи, что можно подумать о хозяйке, которая заставляет гостя стоять на пороге? Пожалуйста, проходите.
Он шагнул вперед и наклонился, словно хотел что-то поднять с пола. Сильная линия его загорелой шеи блеснула в лучах солнца. Яркие блики заиграли на черных как смоль волосах, собранных в гладкий хвост… Но тут он выпрямился и снова ушел в тень. Только протянутая ей загорелая рука с длинными пальцами осталась в ярком пятне солнечного света. И когда Виктория ответила на его рукопожатие, он шагнул вперед, и она смогла наконец разглядеть его лицо.
И задохнулась, чувствуя, как тоскливо засосало под ложечкой. Она смотрела в угольно-черные глаза мужчины, которого никак не рассчитывала встретить снова. Никогда. Она неуверенно высвободила руку из теплой, сильной ладони.
– Рокет?
И как только она произнесла его имя – единственное, известное ей, – она вдруг сразу представила все те последствия, которые влечет за собой его неожиданный визит. И ее спокойствие испарилось… «О Господи, о Господи, что-что, но только не это!» Она должна выпроводить его отсюда. Она должна избавиться от него, прежде чем…