Розы во льдах - Лейкер Розалинда. Страница 37

– Мне нравится меланжевое переплетение. – Анна повернулась к зеркалу.

– Но почему именно эти цвета?

– Почему бы нет? – Анна удовлетворенно улыбалась своему отражению. – Мне хотелось иметь коричневое платье, только и всего. Оно очень хорошо оттеняет волосы, вам не кажется?

– А эти серые и черные вплетения… Зачем они?

Анна начинала злиться.

– Мне всегда нравилось сочетание осенних тонов. – Голос стал жестким. – А вам не нравится? Вы это хотите сказать?

– Они напоминают мне другое платье, поэтому я спросила.

– Да? – Анна снова занялась своим отражением и, казалось, потеряла интерес к мнению Бет. – Пойду наверх, примерю. Уверена, что Пауль одобрит. Когда он праздновал вступление в наследство, я была в похожем платье. Нас всех троих сестер тогда пригласили… Анна направилась к двери, но остановилась и обернулась к Бет:

– Скажу Паулю, что вы придете на ужин.

Из Нилсгаарда Бет зашла за почтой. От Колина все еще не было ответа на ее последнее письмо, в котором она отказалась уехать из Тордендаля, сославшись на срочную работу. Очевидно, он был обижен.

Вечер, когда состоялся званый ужин, был ясным и звездным, дни уже становились короче, ночи длиннее. Бет долго не могла выбрать платье, пока, наконец, не остановилась на лучшем – голубовато-сиреневом, из шелка. Девушка была уверена, что гости наденут праздничные наряды, и не хотела ударить лицом в грязь.

Она не ошиблась. Ужин был сервирован в маленьком доме с коричневой крышей из торфяника. Говорили, что он даже более древний, чем Дом у Черного Залива. Ее взору предстало впечатляющее зрелище. Мужчины и женщины были разодеты как в честь большого торжества. Темные стены просторного зала хорошо сочетались с живописными тонами нарядов. Вызывала восхищение настенная роспись в виде колосьев пшеницы, от которых отражались солнечные лучи. Пауль подошел, чтобы приветствовать Бет, рядом с ним была Джулиана. Бет приготовилась к встрече, но при виде Пауля сердце бешено забилось, и это явно застало ее врасплох.

– Рад, что вы пришли. Бет, – сказал он.

– Я мечтала об этом, – ответила она.

Джулиана сжала руку Бет обеими руками, увлекая к столу, так как все уже рассаживались. Анна, перекидываясь словом с одним гостем, отвечая другому, улыбаясь третьему, в ненавистном Бет платье непринужденно скользила среди собравшихся, как и подобало хозяйке дома.

Бет знала многих из присутствовавших. Здесь же, в толпе, была Рейкел. Бет с огорчением увидела, что девушка бледна, а рука ее, плотно забинтованная, висела на перевязи.

– Рейкел! – воскликнула Бет. – Разве тебе не лучше? Мне говорили про воспаление…

Девушка грустно улыбнулась:

– Вы здесь не при чем, мисс Стюарт. Все заживало хорошо, но я поспешила снять повязку, не послушалась вашего совета. Рана открылась, и пошло…

– Слышала, что из-за этого ты потеряла работу в Нилсгаарде. Как ты лечишься?

– Горячие примочки утром и на ночь.

– Надо показаться врачу.

Девушка усмехнулась:

– Благодарю покорно, мисс! Мы не бежим к доктору с пустяками вроде этого, и потом вы забываете, что он не живет в Тордендале.

Бет успокоилась, увидев, что настроение у девушки не самое мрачное, и мысленно пожелала, чтобы примочки сняли воспаление.

Бет усадили по правую руку от Пауля, который занимал главенствующее место хозяина дома. К стоявшему в центре длинному столу по сторонам были приставлены еще три. Все это заняло почти весь зал. Анна сидела слева от хозяина. Прозвучал гимн урожаю, Пауль произнес традиционные слова приветствия в адрес гостей и поднял рог в серебряной оправе в знак начала пиршества. Раздались ответные приветствия, праздник начался. Столовое серебро, унаследованное от предков и хранившееся в обычное время в тайниках Нилсгаарда, сверкало в свете сотен свечей; сияние казалось еще более ярким от блеска брошей и других драгоценностей, украшавших наряды женщин. Бет вспомнила, как в Кристиании один из ее попутчиков жалел о том, что теперь редко можно увидеть настоящее серебро прошлых веков, и порадовалась, что в этом доме оно еще сохранилось.

– Закончили рисовать арктическую розу? – спросил Пауль за ужином.

– Да, получилось с полдюжины иллюстраций.

– Мне бы хотелось иметь одну на память, если можно.

В этой просьбе Бет не могла отказать, ведь Паулю она была обязана спасением, да и редкого цветка не нашла бы без его помощи.

– Выбирайте любую, какая понравится. Я всегда могу дорисовать при необходимости.

– Очень великодушно с вашей стороны.

После ужина столы быстро убрали, освободив место для танцев. Оркестр заиграл веселую мелодию, все с нетерпением ожидали начала. Пауль подошел к Бет.

– Прошу оказать мне честь первого танца, – сказал он, улыбаясь.

– Не возражаю, – Бет ответила столь же беззаботной улыбкой, позволив увести себя на середину зала. Остальные последовали за ними.

Бет вошла в ритм так легко, словно родилась и выросла в Тордендале – мать обучила ее всем народным танцам своей юности. Она не обратила внимание Анну, которая сидела словно громом пораженная, оттого что Пауль пригласил не ее.

Вечер прошел очень весело. У Бет не было недостатка в кавалерах. Пауль танцевал с Анной и другими женщинами, его традиционными партнершами на подобных праздниках.

Оркестр заиграл шотландскую мелодию. Бет в сторонке показала Анне и Джулиане движения незнакомого им быстрого танца под названием «рил», но Пауль настоял, чтобы она вышла в центр и сделала это перед всеми гостями.

Гости зааплодировали, подбадривая ее, и она, поддерживая юбку за края кончиками пальцев, проделала замысловатые па, кружась легко и грациозно, как бабочка. Потом изящно раскланялась под бурные аплодисменты. Пауль первый подошел, поздравил с успехом и попросил станцевать на бис, остальные присутствовавшие поддержали просьбу, и Бет еще раз танцевала рил, затем танец с мечами, а молодые люди, бывавшие в Шотландии, издавали полагающиеся при этом возгласы «уеу!». Ее проводили настоящей овацией. Бет раскраснелась от быстрого движения и приятного сознания того, что все относятся к ней доброжелательно. Джулиана подбежала, чтобы тоже выразить восхищение.

Танцы продолжались до рассвета. Джулиану давно увели спать. Анны тоже не было видно, когда Пауль вышел проводить Бет и ее попутчиков. Из домика все еще слышались звуки неутомимых скрипок и топот ног танцующих. Кто-то самозабвенно пел норвежскую песню. Небо было чистым, в предрассветной дымке гасли звезды, на противоположном берегу озера светился множеством огней Холстейнгаард – там тоже праздновали день Благодарения.

– Я чудесно провела время, – сказала Бет, когда они с Паулем подошли к Дому у Черного Залива. Она быстро поднялась по ступенькам и взялась за ручку двери, чтобы не дать ему возможности обнять ее. Но он и не пытался сделать это, а стоял, сложив на груди руки, прислонясь плечом к стене, и смотрел на нее снизу вверх.

– Я тоже – благодаря вам. Теперь все будут помнить, как прекрасно вы танцевали шотландский рил.

– Я не ожидала встретить столь благодарную аудиторию.

Он поставил ногу на ступеньку и горячо произнес:

– Нашим жителям просто необходимо, чтобы кто-то разогнал нависшую над ними тучу. Вы нужны Тордендалю. Вам-то это понятно?

Бет с сомнением покачала головой:

– Вы забыли, какую враждебность питает ко мне Зигрид? Она спит и видит, чтобы я исчезла отсюда. Того же хотел Гарольд Дженсен, причем неоднократно доказал это…

– Что вы имеете в виду?

Впервые Бет поведала Паулю о случае в горах, о ее подозрениях относительно того, что пожар в снятом ею домике – дело рук Гарольда, рассказала о письмах Джине и визите в Холстейнгаард. Пауль, нахмурившись, внимательно слушал, засунув большие пальцы рук в карманы жилета.

– То, что вы рассказали, очень серьезно, – наконец произнес он, – Зигрид стала не в меру эксцентрична, я иногда со страхом думаю, чем это может кончиться. Мне кажется, что уехать на лечение на несколько лет нужно было ей, а не Анне. У вашей кузины было мрачное детство, она не знала родительской любви. Все они, сестры, собирались вырваться из безрадостного отчего дома, каждая по-своему. Джина нашла убежище в Нилсгаарде. Зигрид отдала всю себя фанатичной любви к земле, а Анна ищет защиты у меня. Будь их родители живы, все было бы намного легче… – Он помолчал. – Ваша мать когда-нибудь рассказывала о сестре, оставшейся в Холстейнгаарде?