Хочу свести тебя с ума - Ана Сакру. Страница 4

– Мм-м…круто, – отзываюсь я.

– Ага. Круто, когда сидишь и смотришь, как его делают другие, а не ты сам. Шагай давай, – подталкивает меня в спину хозяин этого разгрома в тот момент, когда собираюсь уточнить о причине ремонта. Не пожар ли? Но все же решаю смолчать. Иначе точно ночевать буду на улице.

Вместо этого спрашиваю:

– Шагать прямо в обуви?

Оборачиваюсь, и мне приходится запрокинуть голову. Волков стоит очень близко ко мне, и он очень высокий. Разница в росте между нами пугающая. Он и четыре года назад не был хлюпиком, а сейчас – он нависает надо мной угрожающей горой.

– А ты у себя дома в уличной обуви ходишь?

– Нет, – отвечаю очевидное я.

– В моем доме такие же правила, – бурчит он и, протиснувшись мимо меня вдоль стены, проходит вперед.

«В моем доме…» – передразниваю в своих мыслях его же тоном.

– У меня нет с собой тапочек. А носки у меня белые! – кричу ему в спину.

– Твои проблемы, – не поворачиваясь ко мне, бросает через плечо и скрывается из вида.

Придурок.

Снимаю балетки. Шарю взглядом по полу, выискивая место, куда можно их пристроить.  Ставлю в обувницу, потеснив что-то совершенно гигантское.  Это мужские кроссовки. Двумя пальцами беру один из них, размером с мою ногу. Не стопу. А именно ногу от начала бедра до щиколотки. Переворачиваю и смотрю на подошву. Сорок шестой. Обалдеть. Такие разве бывают?

Ставлю лыжу на место. Подумав, двигаю свои дюймовочкины башмачки до тех пор, пока обувь великана не выпадает из полки. Так-то лучше!

Аккуратно ступая по грязному полу, внутри себя оплакиваю новую пару носков. С трудом тяну за собой чемодан.

Чурбан! Мог бы и помочь.

Как было туго с мозгами, так и осталось. Хотя…у меня тоже за эти годы грудь не выросла. Видела, как этот безмозговый приглядывался, будто выискивал. Да, под футболкой у меня плоско, но жить с этим можно, а без мозгов? Это же мрак.

– Эй! – кричу оглобле, орудующему в кухне. – А где будет моя комната?

Через пару секунд из-за угла появляется его недовольная физиономия, после все остальное.

Идет на меня с пачкой замороженных пельменей.

Чего это он? Драться будет?

Приосаниваюсь, сжимая в руке пакет с пирожками. Хорошо, что есть чем отбиваться.

Волков подходит близко, встает так, что снова приходится запрокинуть голову.

– Выбирай, – машет рукой с пельменями в сторону кухни, – можешь лечь там. Или здесь, – поворачивается влево, а я прослеживаю за его взглядом, и мое сердце перестает биться.

– Это что, ванная?

– Ага, – усмехается Волков.

– А где дверь? Где сама ванна?

– Вон тот тазик, – кивает на красный пластиковый таз, припорошенный строительной пылью, – типа ванна. А дверь…ну извини, я живу тут один, и у меня ремонт, – разводит руки в стороны он.

Боже…это ведь хуже, чем в общаге. В носу начинает предательски щипать. Шмыгаю им, прогоняя подкатывающую панику. Взгляд зависает на фаянсовом унитазе, расположенном ровно напротив дверного проема. Дверного проема без двери!

Так, об этом я подумаю позже…

– А комната? – с надеждой оборачиваюсь на одно единственное, похожее на жилое помещение.

– А там живу я, – самодовольно пожимает плечами.

Прекрасно. Просто замечательно.

Обреченно падаю задницей на чемодан.

Это провал. Фиаско.

Я преодолела половину Москвы, чтобы умываться из тазика? И ходить в туалет практически в коридоре?

В общаге хоть душ с действующей дверью по нечетным, а здесь… Здесь этот неадекват с пельменями, взирающий на меня с высоты птичьего полета.

– Я завтра утром уйду, – сообщаю, задрав подбородок.

Я бы и сегодня это сделала, если бы не приближающаяся ночь. Ну куда я в самом деле с чемоданом на ночь глядя?

Завтра позвоню папе…Хотя нет.

Никому я звонить не буду. Я сама приняла решение поступить в Москву, сама же и поступила, а значит и решать свои проблемы буду сама.

– А, ну смотри, дело твое, – будто бы с облегчением отзывается Волков, как если бы только этого и ждал – чтобы я поскорее свалила отсюда. – Хавать хочешь? – неожиданно интересуется и косится на мои пирожки.

Спрашивает еще! Уже и не помню, когда последний раз во мне была еда. Кажется, вчера.

Задумываюсь, прежде чем ответить.

С какой целью он спросил?

Посягает на мои пирожки? Предлагает свои пельмени? Или, может, хочет, чтобы я сварганила ему ужин? Да не в жизнь!

– Как там тебя? Паулина, кажется? Что-то туго ты соображаешь. Я. Спросил…– он наклоняется ко мне и с расстановкой чеканит каждое слово по отдельности: – хавать. Хочешь?

Как для слабоумной, прости, Господи.

– Я не тупая, – огрызаюсь в ответ. – И не обязательно называть меня полным именем. Можешь звать меня Пашей.

Ненавижу свое полное имя. Терпеть его не могу! И самое интересное, что в семье никто не признается, кому пришла идея меня так именовать.

– Э-ээ, нет, – Волков выставляет прямо у моего носа свой длинный указательный палец, – в этом доме есть только один Паша. Сечешь кто? – предупреждает высокомерным тоном.

Закатываю глаза.

Домострой на лицо. Ясна-панятна.

Трехэтажное эго.

– Тогда Лина. Или на Лину тоже претендуешь? – прикусив губу, спрашиваю, глядя ему в глаза.

Смерив меня неприязненным прищуром, Волков фыркает, после чего, скрипя резиновыми тапочками по грязному полу и бурча себе под нос что-то нечленораздельное, скрывается в кухне.

Довольно улыбаюсь. Так тебе, несносный грубиян!

– Паша-ааа! – кричу, игриво протягивая последнюю гласную. – Я буду хавать! – и сдерживаю в себе хохот, чтобы не рассмеяться вслух.

Глава 5.

Паулина

Пройдя на кухню, впервые за этот безумный день оказываюсь на островке нормального домашнего уюта. Здесь не снесены стены, не хрустит под ногами битая плитка и мебель не покрыта серым слоем строительной пыли.

Белый кухонный гарнитур со столешницами под дерево, небольшой круглый стол у окна, практичные бежевые жалюзи на окнах, картина с лавандовым полем на стене, обои в мелкий цветочек.

Пялюсь на этот «цветочек» и только сейчас осознаю, что я настолько измотана, что хочется рыдать. Плюхаюсь на ближайший стул как подкошенная, на секунду прикрываю глаза, слушая, как гудят собственные ноги.

Боже, сейчас впихну в себя пару пирожков и вырублюсь прямо тут!

– Эй, Павлентий, не спать, – хмыкает мой жуткий «родственник», который, судя по звукам, закидывает пельмени в кипящую воду. – С меня пельмени, с тебя пирожки, договор?

– Сам жри свои пельмени. И Павлентий тут у нас один. Сечешь кто? – устало бормочу, возвращая грубияну его же реплику.

 Нехотя открываю глаза и демонстративно водружаю на стол пакет с еще теплыми пирожками. Их аппетитный аромат сразу плывет по всей кухне, будоража рецепторы. Во рту мгновенно начинает скапливаться слюна, в животе предвкушающе урчит…

И похоже не только у меня.  Потому что Волков мигом занимает стул напротив и сует свое любопытное жало в мой пакет с выпечкой.

– Знаешь, Лина, – с издевкой выделяет интонацией мое имя, – учитывая, что хозяин здесь я, тебе было бы логичней сменить стиль общения, – стреляет в меня наглым взглядом и… выхватывает пирожок! А у меня, между прочим, все подсчитано! На сегодня и на завтрак.  А дальше я отсюда свалю!

– Э-э-й! – Только и успеваю крикнуть, привстав со стула, как этот нахал уже вовсю жует мой строго нормированный ужин!

На автомате тянусь за пирожком, но получаю по рукам. Он совсем офигел, что ли?!

– Это взнос за проживание, – подмигивает мне Волков в ответ на мой бешеный взгляд. – М-м-м, с луком и яйцом…норм! А еще с чем есть?

Снова тычется своей офигевшей мордой в пакет, который я в последний момент успеваю схватить и прижать к себе как родного.

– С люлями еще есть, – шиплю, стараясь не орать от праведного гнева, – любишь такие?