Газлайтер. Том 18 (СИ) - Володин Григорий Григорьевич. Страница 14

— Ну что, Луций, — с лёгкой усмешкой произносит он, — кажется, наша дуэль всё же состоится.

Луций застывает, не в силах оторвать взгляд от своего неожиданного противника. Перед ним, вместо связанного понтифика, стоит сам граф Данила Вещий-Филинов, с нескрываемым удовольствием наблюдающий за эффектом своего внезапного появления.

Русский телепат с хищной усмешкой бросает:

— Пожалуй, начнем, префект. А теперь — потанцуем! Бу-га-га-га!

Глава 5

В старом мире у меня было золотое правило: видишь мутанта — бей или беги. Всё просто: если мутант крупный, хватаешь ноги в руки; если поменьше — пускаешь в ход кулаки. Разбираться в правильности действий можно и потом. А иначе тебе могут оттяпать перепончатые пальцы.

Это я сейчас к чему? Да потому что Луций раздувается и вздувается, как один из тех мутантов из апокалиптической пустоши. Гребаные геноманты, всё как под копирку. И тут же у меня срабатывает старый инстинкт опытного выживальщика. Псионические удары обрушиваются на префекта волной, скручивают, заставляют поморщиться и пошатнуться, но он упирается, сжимает зубы. В глазах плещется ярость и ненависть.

— Сам пляши, русский щенок! — прорывается из его горла.

Его лицо перекосилось, искаженное гримасой, а рука взмывает вперед, из пальцев вырывается биомолния. Она извивается, как змея, шипит и трещит. Но, словно контуженная, вдруг сбивается и… шандарахает прямо в самого Луция.

Раздается жуткий треск. Он корчится, подкошенный собственной атакой, и с отчаянием в голосе орет, ошарашенный:

— Что за чертовщина⁈ Почему это произошло⁈ Как⁈

Я ухмыляюсь, не сдерживая смех. Всё до смешного просто: я шарахнул по его сознанию так, что его координация полетела к чертям. И теперь все его движения и атаки — разряды и потоки энергии — становятся хаотичными, неконтролируемыми.

Луций яростно пытается исправить положение, его руки снова мелькают в воздухе, испуская биомолнии, но теперь они летят куда попало. Разряды энергии врезаются в стены шатра, расползаются по тканевым покрытиям, и вскоре они начинают тлеть и вспыхивать. И вот уже весь шатер объят пламенем — огонь разрастается, пожирая всё вокруг. Мы оказываемся в самом центре этого раскаленного хаоса, посреди самого настоящего начинающегося ада.

Я снова шарахаю Луция псионикой, и пока он дезориентирован, подскакиваю сзади, вонзая демонические когти. Он реагирует мгновенно: тело вздувается, разрастается, и, как положено геноманту, превращается в жуткий мясной пузырь, который тут же начинает смыкаться вокруг меня. Плоть пульсирует, словно дышит, захлопываясь и пытаясь поглотить меня. Изнутри пузыря он хлещет биомолниями, явно надеясь поджарить меня в собственном соку. Но не на того напал! Я с хрустом прорезаю его мясные стены когтями и насылаю огонь, молнии, Тьму, ветер — этого добра у меня хватает.

Я вырываюсь наружу. Луций корчится на полу, его распухшая морда покрывается обугленной коркой, но он всё ещё цепляется за жизнь, как жуткий кусок мяса, который упрямо не хочет дожариваться.

В горящий шатёр врываются двое стражников. Их лица искажены ужасом от увиденного, но это их не останавливает. Ошибочка. Они бросаются на меня — но получают по пси-клинку в глаза. Раз — и готово. Пусть они и Воины, но у геномантов есть слабое место: уязвимость к телепатии. Доспехов ведь у них нет.

— Тебе меня не убить…ссопляк…. — шипит Луций из последних сил.

— Убить? — удивлюсь. — Зачем, сеньор? У меня нет такой цели. Префект Луций, конечно же, будет жить.

Префект явно не понял иронии. Но сейчас объясню на деле. Я сразу склоняюсь над ним, активирую легионера Хому и начинаю вытягивать его личину, медленно поглощая остатки сознания. Готово.

Шатёр ревёт в огне, языки пламени лезут по стенам, затягивая всё вокруг в бушующий жар. Снаружи слышен грохот оружия, гул голосов и, конечно, шаги — слаженные, тяжелые. Гвардейские когорты. Отлично, подоспели.

Я выбрасываюсь наружу, как будто в водоворот огня. На миг теряю ориентир, но тут же попадаю прямо в ловушку из окруживших меня эквитов. Лица напряженные, суровые, стихийные доспехи блестят в свете пламени, а взгляды колючие, будто ждут от меня чего-то этакого. Они собираются в плотное кольцо, не спуская с меня глаз. Выжидают, что я скажу, что сделаю.

И вот, наконец, один из них, видимо самый главный, вскидывает руки и с пафосом восклицает:

— О, монсеньор, слава Богу, вы живы! Но что, ради всего святого, произошло в шатре⁈

Он смотрит на меня, видит Луция — и в его взгляде проскальзывает то ли растерянность, то ли беспокойство. Так-так, а тебя-то как зовут? Ну-ка, Луций, подскажи… Ага, вспомнил: Марк Антоний.

Я с устрашающим видом поглаживаю иллюзорную бородку Луция и бросаю, будто в ярости:

— Дорогой Марик! Мой верный Антоша! Ложь и коварство, вот что здесь произошло! Понтифик оказался подсадной уткой, да ещё с сюрпризом внутри. В нём была заточена псионическая бомба. Наш телепат не просто умер — он сошёл с ума и напал на меня, так что мне пришлось его ликвидировать.

Эквиты, словно по команде, разражаются возгласами облегчения и восхищения:

— Монсеньор, вы просто лучший! Господин монсеньор, как вам это удалось! Эти русские… такие коварные! Но застать вас врасплох? Да никогда!

Я слегка киваю и, сдержанно улыбаясь, добавляю:

— Да уж, русские и правда хитрые, сильные, умные — да и вообще красавцы! Именно поэтому я должен обдумать ситуацию, учитывая… новые обстоятельства. Подготовьте мне запасной шатёр.

Марк Антоний бросает взгляд на шатер, где остатки огня уже почти потушили гвардейцы с Даром Льда. В воздухе еще вьется легкий дымок, отгоняемый ледяными всполохами. Марк хмурится:

— Монсеньор, что делать с телом понтифика?

Я киваю в сторону за лагерь и произношу, словно отдаю самое обычное распоряжение:

— Бросьте его в канаву на востоке. Этот выродок не стоит даже похорон.

С этим, оставив Марка распоряжаться отходами в лице понтифика, ухожу в свой шатер. Подзаряжаюсь с помощью энергопластырей — личина Луция, как ни крути, требует немалых затрат.

Заодно отправляю Светке по мыслеречи координаты тела Луция с пометкой «Найти и сохранить» — еще пригодится. Бывшая Соколова откликается почти мгновенно:

— Ну и как тебе в самом сердце римской гвардии, Даня?

Косо смотрю на кубок с вином, одиноко оставленный на столе, и фыркаю:

— Комфортно, что сказать. Хоть и поход, а условия вполне себе.

— Бабы есть? — вот что ей на самом деле интересно.

— Светка, да это же военный лагерь! Какие еще бабы? Скажешь тоже! Иди работай! — отрезаю я.

И вдруг, словно по заказу, в шатёр плавно входят полуголые девушки. Одна за другой, будто актрисы на сцене, сдержанно улыбаются и слегка кланяются. Да это же гетеры! Раздетые, в откровенных нарядах, при каждом движении подчеркивающих их гибкие фигуры. Полуоткрытые шелковые халатики, скользящие по плечам, и изящные ожерелья, мерцающие в полумраке, говорят сами за себя. Тонкие руки, лениво перебирающие подвески, плавные шаги — они явно пришли не с военными докладами.

Я поднимаю брови. Ого. Светка прямо как чуяла!

— Судары… Сеньоры, чем могу помочь?

Одна из них наклоняет голову с притворной скромностью и мягко, почти интимно говорит:

— После боя вы всегда хотите любви, монсеньор. Мы здесь для этого.

Я лишь вздыхаю, оглядывая этот парад походной «доброжелательности», и отсылаю их восвояси. Вместо этого вызываю коменданта-эквита Марка Антония.

Когда эквит наконец входит, я, изображая глубокое сожаление, вздыхаю и говорю:

— Марк…Марик, друг мой, я жестоко ошибся… промах вышел серьезный, — беру кубок с вином и, с выражением глубокой скорби, пригубливаю, как будто пытаясь заглушить муки совести.

Марк Антоний хмурится, явно встревоженный:

— Монсеньор, что случилось?

Я тяжело вздыхаю, словно признаваясь в какой-то невыносимой оплошности:

— Я недооценил Вещего-Филинова. Русские — молодцы! По глупости своей я принизил его Золотого Дракона. Видишь ли, наш телепат всё-таки успел выцарапать кое-что из сознания понтифика перед его… уходом. Золотой Дракон слишком силён. Ему не страшны и десяток «Аспидов», как выяснилось. Придётся вернуться, запастись по полной — взять у Цезаря еще ракет побольше — и снова ехать громить русских.