В.В. Тетрадь с рисунками на полях - АНОНИМYС. Страница 6

– Дипломат? – давление трости слегка ослабло, но не исчезло совсем, Верещагин перешел на русский. – Какого лешего вы за мной следите? Я заметил вашу хитрую физиономию еще в ресторане.

– Во-первых, физиономия моя нисколько не хитрая, а вполне благонамеренная, – отвечал Загорский. – Во-вторых, я вовсе не слежу за вами. Однако я заметил человека, который действительно за вами следил. Он показался мне подозрительным, и я… Да перестаньте же вы давить!

С этими словами Нестор Васильевич изящным пируэтом выкрутился из могучих рук Верещагина и теперь сам придавил художника его же собственной тростью так, что тот оказался прижатым к стене и стоял теперь на цыпочках, не в силах свободно вздохнуть.

– Хорош дипломат, – задыхаясь, проговорил Верещагин, – силища, как у медведя! Вы врете, я вам не верю! Отпустите меня, или я подниму тут такой шум, что сбежится весь поезд…

Не успел он закончить фразу, как из соседнего вагона донесся ужасный женский вопль. Кричали так, как будто кого-то убивают. Не сговариваясь, Загорский и Верещагин бросились на крик.

Спустя мгновение глазам их представилось странное зрелище. Немолодая дама в голубом платье кричала и билась в истерике, не в силах оторвать глаз от открытой двери купе, в котором, очевидно, явилось ей нечто ужасное.

Первым возле купе оказался Загорский, за ним, пыхтя, поспевал Верещагин. Белая скатерть, занавески на окнах, на столике в вазе – искусственные васильки: двухместное купе выглядело почти идиллически, если не считать распростертого на левой полке окровавленного молодого человека. Он лежал, запрокинув голову, аккуратно постриженные черные волосы его растрепались, голубые глаза мертво глядели в потолок, белая сорочка липко темнела от крови.

– Вот черт, – ошеломленно проговорил Верещагин, – черт меня подери совсем!

– Вы его знаете? – Загорский бросил на художника быстрый взгляд.

Однако Верещагин ответить не успел. Набежали ахающие и охающие пассажиры, явился высокий суетливый проводник, потом начальник поезда с рачьими глазами, которыми он беспокойно поводил по сторонам. Даме в голубом дали успокоительного, а всех охающих и любопытствующих оттеснили подальше. Послышался скрипучий визг тормозов, поезд замедлил ход, но не остановился совсем, и спустя минуту колеса снова бодро отсчитывали стыки между рельсами.

Воспользовавшись возникшей сутолокой, Нестор Васильевич взялся за проводника. Проще всего было предположить, что несчастного молодого человека убил его сосед по купе. Однако после короткой беседы со служителем поездного дела выяснилось, что убитый ехал в двухместном купе один.

Нестор Васильевич слегка нахмурился: следовало считать это совпадением или…

– Да какое там совпадение, – замахал руками проводник, – этот мистер выкупил в купе оба места.

– Любопытно, – кивнул коллежский советник и перешел к даме в голубом.

Та, все еще вздрагивая и шмыгая носом, поведала симпатичному высокому джентльмену, что в купе покойного она заглянула случайно, просто ошиблась дверью. Она открыла дверь, а там…

И она снова затряслась и залилась испуганными слезами.

– Значит, до сего дня вы никогда этого человека не видели? – осведомился Загорский.

Дама в голубом заморгала глазами, открыла рот и замерла, так ничего и не сказав. Нестор Васильевич сделал стойку.

– Так знаете вы его или нет? – повторил он с нажимом, видя, что дама впала в какую-то прострацию.

– Откуда же мне знать, знаю я его или нет? – придя в себя, плаксивым голосом отвечала дама в голубом. – Я ведь даже лица его не разглядела, я чуть сознание не потеряла, когда увидела этот нож и эту кровь у него на груди.

Загорский попросил ее взглянуть на покойного, но та отказалась наотрез.

– Хорошо, – кивнул коллежский советник, – в таком случае я расскажу вам, как он выглядит, а вы постарайтесь вспомнить, знаком ли вам этот человек.

Нестор Васильевич, обладавший почти фотографической памятью, буквально срисовал лицо покойного за те несколько секунд, что смотрел на него и теперь чрезвычайно подробно описал его внешность, не упустив даже маленькой родинки на левой щеке. После чего дама в голубом уверенно отвечала, что раньше этого господина она не видела.

Загорский хотел спросить что-то еще, но тут кто-то забарабанил по его плечу пальцами. Удивленный такой фамильярностью коллежский советник обернулся с самым ледяным выражением лица. Однако холодность его на этот раз пропала втуне – за спиной его маячила деловитая физиономия Ганцзалина.

– Господину нужна помощь? – осведомился китаец.

– Пожалуй, – после секундной паузы кивнул Нестор Васильевич. – Пробегись-ка по вагонам и поищи мне черноволосого бородатого брюнета лет тридцати с серыми глазами.

– У брюнетов не бывает серых глаз, – сообщил помощник.

– Бывает, но редко, – отвечал Загорский. – Очень вероятно, что на самом деле он перекрасился. Человек он молодой и вряд ли таким образом закрашивал седину. Хотелось бы знать, чего ради он поменял масть?

– Вы поэтому просите его поискать? – несколько ехидно осведомился Ганцзалин.

– Нет, не поэтому. А потому, что он, сидя в вагоне-ресторане, наблюдал за Верещагиным, – сурово отвечал Нестор Васильевич.

Китаец понятливо кивнул. Господин думает, что сероглазый брюнет – и есть убийца?

Господин, однако, отвечал, что сероглазый не может быть убийцей. Судя по некоторым признакам, молодого человека убили минут за десять до того, как его обнаружила дама в голубом. А сероглазый больше получаса сидел с ними в вагоне-ресторане. Он явно следил за Верещагиным и хорошо бы понять, почему.

– Кстати, а где Верещагин?

Загорский оглянулся по сторонам: толпа, загромождавшая коридор, уже схлынула, но его нового знакомца нигде не было видно.

– Новое дело – сбежавший художник, – процедил Нестор Васильевич. – Ладно, изобразительным искусством я займусь сам, а ты – за сероглазым бородачом.

И они разошлись в разные стороны. Впрочем, долго искать живописца не пришлось, он задумчиво курил в ближайшем тамбуре.

– Итак, покойник был вам знаком, – сказал коллежский советник без всяких предисловий, и интонация его была самая утвердительная.

Верещагин хмуро кивнул и неприязненно покосился на какого-то молодого хлыща в желтом жилете поверх белой сорочки, который нахально протискивался мимо них, переходя из одного вагона в другой.

– Здесь слишком оживленно, – задумчиво заметил Нестор Васильевич, посмотрев вслед хлыщу. – Предлагаю продолжить разговор в моем купе, там мы сможем поговорить без свидетелей.

Так они и сделали. Ганцзалин еще рыскал по поезду в поисках загадочного сероглазого бородача, так что они оказались в купе совершенно одни. С минуту, наверное, дипломат и художник молчали. Коллежский советник смотрел на Верещагина, тот глядел в окно, на мягко катившиеся мимо Скалистые горы, при одном взгляде на которые становилось зябко. Верещагин, прежде бодрый и энергичный, сидел, как-то странно задумавшись.

– Итак? – произнес Нестор Васильевич, решив, очевидно, что пауза затянулась.

– Скажите мне откровенно, господин Загорский, вы шпион? – художник смотрел коллежскому советнику прямо в лицо.

Тот даже крякнул – настолько неожиданным оказался вопрос. Однако что-то отвечать было, безусловно, необходимо.

– Я – дипломат, – терпеливо и раздельно, как будто говорил с ребенком, сказал Нестор Васильевич.

– И все?

– Все, – после небольшой паузы отвечал Загорский.

Верещагин вздохнул. В таком случае, он едва ли может быть откровенен с господином Загорским. Загорский холодно улыбнулся. Как прикажете это понимать? С русским дипломатом он не может быть откровенен, а с русским разведчиком – да? С какой стати вообще господин Верещагин решил, что он, Загорский, может быть шпионом?

– В вагоне-ресторане вы наблюдали за мной, а я наблюдал за вами, – отвечал живописец. – У меня наметанный глаз художника, я вижу то, чего не видят обычные люди.

– И вы разглядели во мне шпиона? – Загорский пожал плечами.