Путь в тысячу пиал - Шаталова Валерия. Страница 6
«Мне не к кому обратиться, взываю к милости твоей…» – снова раздался громкий возглас, и Цэрин замер – не услышат ли монахи? Но нет, ни один из них не обернулся. Это окончательно убедило Цэрина в том, что голоса звучат лишь в его воображении.
Он поднялся, сгорбился в попытке стать неприметнее, и вышел из-за валуна. Монахи все также гремели барабанами и распевали мантры, прикрыв глаза и не замечая того, что происходит за их спинами. Стараясь не шуршать плащом, Цэрин осторожно зашагал… к пленнику.
Хоть все инстинкты так и кричали убираться отсюда, он все равно не смог остаться безучастным, когда творилось такое безумство!
Он медленно подходил все ближе, и в то же время сердце в груди неистово колотилось, опасаясь, что вот-вот мантра оборвется, а монахи очнутся от медитации и… Схватят его? Привяжут?
Затаив дыхание, Цэрин проскользнул между двумя ближайшими монахами и замер, оглядываясь на них. Не почувствовали ли, как всколыхнулся рядом с ними воздух? Не уловили ли поступь его шагов?
Они – нет. А вот привязанный мычать перестал. Из мешка теперь доносились другие звуки, будто он, не видя и не слыша ничего вокруг, теперь полагался на свое обоняние и с шумом втягивал носом воздух. За ритмом барабанов Цэрин мог бы ошибиться, но даже холщевая ткань трепетала в такт вздохов пленника.
Выждав немного, Цэрин шагнул, затем еще раз и еще, пока не оказался на расстоянии вытянутой руки от пленника. Нос забил неприятный запах нечистот, вынуждая морщиться.
«Наверняка поймали бездомного нищего бедолагу. Таких никто не хватится, никто не защитит…»
Он протянул руку и схватился за веревку, завязанную пучком сверху мешка, мысленно прикидывая, сможет ли распутать мудреный узел.
В этот момент мантра оборвалась, а барабаны резко смолкли. Цэрин бросил испуганный взгляд на монахов. Те опустили свои инструменты, а головы задрали выше, словно сквозь сомкнутые веки силились рассмотреть потолок пещеры или впитать в себя переливчатое излучение каменных клыков.
«Кйакпа!»
Не мешкая более, Цэрин дернул узел. То ли от волнения, то ли от холода и лишений, что он испытал в этих пещерах, его одеревеневшие пальцы слушались плохо. Да и пленник, как назло, вновь задергался. Так и хотелось шикнуть на него или стукнуть слегка, чтоб не мешал освобождению.
– Ом-м-м… – протяжным хором пропели монахи и внезапно выкрикнули разом: – Хик!
Цэрин вздрогнул от неожиданности. Эхо от пронзительного возгласа заметалось по пещере.
«Кйакпа, кйакпа, кйакпа…» – в мыслях не осталось ничего кроме ругательств.
По спине струился холодный пот, ногти соскальзывали с узла, обламываясь. Пленник уже не мычал, а трясся и хрипел. Или даже рычал, видимо, от ужаса и бессилия.
– Ома-а-а-ши-и-и… – снова затянули монахи, тщательно выводя грудные ноты песнопения. И опять выкрик: – Пхат! Хик! Пхат!
Слова словно рубили воздух, приводя его в движение, сдвигая целые пласты и закручивая небольшие вихри энергии, которые становились видны невооруженным глазом.
«Давай же!»
Цэрин с силой дернул чуть поддавшуюся петлю узла…
– Демон! – Он не сдержал испуганного вскрика, когда сползшая вниз ткань открыла уродливую морду, густо заросшую свалявшейся шерстью. Тот, кто смотрел на него, определенно не был человеком. Вывернутые наружу ноздри раздувались, а взгляд желтых глаз горел неистовой яростью.
В следующий миг Цэрин уловил движение сбоку, перед его собственным лицом мелькнул кулак. Следом по телу разлилась глухая боль, а все вокруг утонуло в перламутровом сиянии. Цэрин охнул и повалился вбок, крепко зажмурившись.
Глава 5. Джэу
Воистину народ Тхибата прогневил своих богов. Казалось бы, какая напасть может быть страшнее нашествия ракшасов? Бездушные – вот ответ. Эти младенцы, что рождаются все чаще и чаще, являют собой пустой сосуд, телесную оболочку без души. Они смотрят на мир мутным, отсутствующий взглядом, не реагируя, не видя ничего и никого. Вместо плача – мычат, не раскрывая ртов. Не могут есть, и их несчастным матерям приходится насильно вливать им сцеженное молоко и молиться. Бесконечно долго молиться, чтобы благие тэнгри смилостивились и послали их детям души. Но хранители остаются глухи.
Джэу распахнула глаза с первым ударом колокола. Хорошо, хоть не от удара палкой, как это бывало в ее ранние годы пребывания в гомпа, когда она, еще совсем юная, только перешагнувшая порог тринадцатилетия, обладала крепким сном и неспособностью подниматься, опережая рассвет. Но эту дурь из Джэу быстро выбили.
Она села на жесткой лежанке и зябко повела плечами. Другие девушки тоже просыпались и вовсю шуршали тканью, облачаясь в коричневые монастырские одежды. Но сегодня Джэу не собиралась вместе с ними привычно соскребать прогорклое масло с котлов. Наступил тот самый, высчитанный старшим астрологом день, подходящий для похоронного обряда-пховы и последующего небесного погребения.
Выйдя на улицу, она сразу же почувствовала, как ледяной воздух пробирается под ее многослойную каша́ю.
«Неудивительно, что звезды указали Цэти Нгяну благоприятное время для похорон именно сегодня. В такой холод любая душа сочтет за счастье поскорее уйти на перерождение!» – скептически хмыкнула Джэу про себя, трогая носком кожаного ботинка жесткую заиндевевшую траву, казавшуюся в это предрассветное время почти черной. – «Придется приложить больше усилий, чтобы показать, что холод мне не помеха, а возложенные обязанности – по силам».
Джэу вернулась в спальную комнату и накинула поверх кашаи утепленный халат-чу́бу с высоким воротником и длинными рукавами, подпоясалась кушаком, а ботинки сменила на сапоги.
«Чу́бу, конечно, придется снять, когда начну обряд. Хорошо, если к тому времени распогодится… Хотя, я в любом случае справлюсь!»
Очередной удар колокола застал ее в комнате ритуальных мечей. Длинная рукоять па-дама дрогнула в ладони, едва не выпав, и Джэу быстро вернула оружие на крючок в стене. Торопливо перебрав еще несколько мечей, она остановилась на рэ-ти, короткая рукоять которого удобно ложилась в ладонь, а остро заточенное лезвие не казалось таким уж тяжелым.
«Справлюсь!» – повторила она, прикрывая за собой дверь оружейной.
Еще несколько дней назад она ликовала от открывшейся возможности. Прежде ей всегда отказывали, хоть желающих принять участие в похоронном обряде и было немного. Это считалось нечистым занятием. Теперь же, Джэу хмуро шла по коридору, думая о том, что будет, если она испугается в самый ответственный момент, если дрогнет рука, если не удержит меч…
Тем не менее, снедаемая волнением изнутри, она пересекла двор и уверенным шагом приблизилась к группе у центральных ворот монастыря. Джэу почтительно склонилась, приветствуя монахов. Астролог Цэти Нгян и лама Мимар Таньшу были облачены в традиционные шафрановые каша́и, но сегодня в лучах занимающегося рассвета на них также поблескивали и церемониальные нагрудники, расшитые золотыми нитями. Они что-то встревоженно обсуждали вполголоса, даже не взглянув на Джэу. Настоятеля Бермиага почему-то не было, хотя обычно он всегда давал напутствия перед столь важным ритуалом.
За спинами почтенных кушогов безмолвно стояли двое сынов дракона, выбранных сегодня в сопровождение, а третий… Рэннё как раз отошел от колодца с черпаком воды и сделал жадный глоток, словно не замечая холода. По утрам, таким прохладным, как сегодня, на поверхности воды обычно плавала тонкая ледяная корка. Поежившись, Джэу вновь поклонилась.
– Волнение не устраняет завтрашних проблем, но забирает сегодняшний покой, – изрек Рэннё в своей обычной туманной манере, проходя рядом с ней.
Мимоходом он бросил скептический взгляд на меч Джэу. Она ответила ему тем же, демонстративно осмотрев его до́рдже, мысленно ругая себя, что ее переживания так заметны.