Спасти заколдованного короля (СИ) - Жнец Анна. Страница 24

— Замок расщедрился, — я протянула ему большое блюдо с нарезанными фруктами: в центре — веточка зеленого винограда, по краям — ломтики красных яблок, радом — кружочки киви, бананов и апельсинов.

Саилрим даже не взглянул на тарелку. Он смотрел на меня. Молча, выжидающе, настороженно. Я поставила блюдо на стол и опустилась в соседнее кресло.

Некоторое время мы слушали тишину. Мои руки расслабленно лежали на подлокотниках кресла, пальцы Саилрима комкали ткань халата на коленях.

— Значит, ты ее дочь.

В безмолвии библиотеки неожиданно раздался его голос. Он звучал хрипло, ломко, натянуто. А взгляд…

Во взгляде плескалась жалость.

Эльф вздохнул и произнес, явно обращаясь к собственным мыслям:

— Это многое объясняет. Да. В этом нет никаких сомнений. Бедняжка.

Было не понятно, кто именно бедняжка — я или моя мать.

Ветер за окном выл, огонь в камине потрескивал и бросал танцующие блики на лицо моего собеседника. Тени от наших фигур трепетали на полках высокого книжного шкафа.

— Пока я была без сознания… то есть пока спала после обморока, замок дал мне подсказку. Я знаю, почему на меня напали корни.

Саилрим выпрямился в кресле. Теперь он сидел в нем с неестественной ровной спиной, словно в позвоночник ему вогнали шест.

— И я знаю, почему они нападают на тебя, — добавила я шепотом, и эльф дернулся.

— Прости, — он судорожно стиснул подлокотники кресла. — Прости, прости, прости. Я так виноват.

Саилрим раскраснелся, будто охваченный мучительным внутренним жаром.

— Это наказание. За мою ненависть к людям. Я слишком ненавидел людей и поэтому…

— Нет, — я покачала головой, собираясь произнести то, что полностью перевернет его представления об этом месте. — Нет. Нет. Это не замок тебя наказывает. Это делаешь ты сам. Сам наказываешь себя. Эти жуткие корни, что истязают тебя каждую ночь, рождены чувством вины. Не знаю, что случилось в том лесу, но в глубине души ты не можешь себя простить и считаешь, что заслуживаешь кары.

Несколько секунд Саилрим смотрел на меня распахнутыми глазами и шумно дышал, затем опустил голову, позволив волосам завесить лицо.

— Неправда!

— Ты можешь отрицать это, но твое подсознание… Это все твое подсознание. В этом месте чувство вины обретает материальную форму. Корни напали на меня, потому что я ранила тебя и ужасно корила себя за это. Но стоило мне обратиться в пантеру, и монстры отступили. Они отступили, не оттого что испугались меня в образе зверя, а потом что животным угрызения совести не знакомы.

— Чушь! Я не считаю, что заслуживаю боли и страданий. Даже подсознательно. Даже в глубине души. Я никогда бы не…

Он начал уверенно и возмущенно, но вдруг замолчал и сгорбился. На моих глазах он съеживался и темнел, как лист бумаги, пожираемый пламенем.

— Мы, эльфы, всегда гордились своей связью с природой, — продолжил Силрим совсем другим голосом — тихим и ломким. — Предки завещали нам жить в гармонии с собой и окружающим миром. Быть добрыми, великодушными, милостивыми. Ибо зло порождает только зло. Так они учили. И правда, в чем повинна хрупкая молодая девушка, родившаяся спустя три века после окончания войны, развязанной мужчинами? Я должен был… Но нет. Ненависть застила мне глаза. А ведь я не был таким… Никогда не был таким. Моя душа всегда тянулась к свету.

Саилрим откинулся на спинку кресла и долгое время сидел в тишине с опущенными веками. Я не решалась его тревожить.

— Думаешь, я сам держу себя здесь? — шепнул он наконец. — Сам мучаю себя пытками и заточением?

— А ты как думаешь?

Бедняга. Страшно представить, какой ад у него внутри, если он сам запер себя в этом жутком месте и породил этих кровожадных древесных тварей, которые истязают его ночь за ночью.

— Лишь тогда ты выйдешь из сумрака, когда осознаешь свои пороки и докажешь, что они более не властны над тобою, — процитировал Саилрим. — Перед тем как найти книгу с этой надписью, я целый день пытался понять, почему оказался здесь, и решил, что причина — мой подлый поступок и ненависть к людям. А потом мне на глаза попалась эта книга. Получается, строчка из нее всего лишь отражение моих собственных мыслей? Замок не говорил со мной с помощью книги, не пытался подсказать, как освободиться из тюрьмы, — я просто увидел на страницах те выводы, к которым пришел накануне?

— Тебе надо простить себя, — я наклонилась к Саилриму и безотчетно, в жесте поддержки коснулась его колена, накрытого халатом. — Возможно, тогда чары спадут, и мы оба вернемся домой.

— Я никогда отсюда не выйду. Никогда. Я не могу перестать ненавидеть людей.

— Мы уже выяснили, что причина твоего заточения не в этом, — мягко возразила я. — Да и так ли ты ненавидишь людей? Подумай. Что ты сказал корням, которые пришли за мной? Возьмите меня вместо нее. А ведь я человек.

Саилрим свел брови в страдальческом выражении.

— Расскажи, что произошло в Розовом лесу между тобой и моей матерью. Ты слишком измучил себя, чтобы трезво оценивать случившееся. Тебе нужен свежий взгляд, мнение со стороны. Нужно выговориться. Я, конечно, не психолог, но постараюсь помочь.

Я не ждала ответа сразу и, когда библиотека окунулась в гулкое, вязкое безмолвие, просто набралась терпения. Решиться на откровения непросто, особенно, если твоя тайна постыдна и ты годами носишь ее в себе тяжелым отравленным камнем.

Сидя в островке света от камина, Саилрим смотрел на меня и задумчиво кусал губы. Было видно, что он хочет облегчить душу, но что-то его останавливает. Я думала — гордость, но Саилрим меня удивил: и тем, что озвучил причину своей скрытности, и самой этой причиной.

— Если ты узнаешь правду, то возненавидишь меня.

— А ты этого боишься? Боишься, что я тебя возненавижу? — вопрос сорвался с губ прежде, чем я успела прикусить язык.

В этот раз взгляд глаза в глаза был особенно долгим.

— Может быть, — ответил Саилрим отчего-то шепотом. — Странно, но мне не хочется, что ты думала обо мне плохо.

Тут случилась вещь в самом деле странная и неожиданная. В окно библиотеки заглянуло солнце. Теперь мы с Саилримом смотрели друг на друга сквозь косые золотистые лучи света и танцующие в них пылинки.

В том, что глухая ночь за секунду сменилась утром, не было ничего удивительного. Поразило меня другое: туман рассеялся. Я привыкла, что замок окружает густая молочная завеса, из-за которой даже днем в комнатах темно и серо. Но вот янтарные блики заиграли на полках книжных шкафов, на обивке кресел, на деревянной поверхности кофейного столика.

Взбудораженная, я сразу метнулась к окну и впервые увидела двор замка, более не скрытый за пеленой тумана. Туман, как выяснилось, отступил недалеко и колыхался за высокой черной оградой, обозначившей границы наших временных владений.

Деревья снаружи сбросили листья и уродливо раскинули узловатые ветки. Под плакучей ивой, похожей на лохматую голову старой ведьмы, притаилась деревянная скамейка, в спинке которой не хватало одной доски. Больше зацепиться взгляду там было не за что. Я повернулась к Саилриму и вздрогнула, обнаружив его прямо за собой.

Когда он успел подняться из кресла? Почему я не услышала шагов?

Сначала я решила, что мое сердце грохочет так отчаянно от испуга, ведь меня застигли врасплох: я не ожидала увидеть собеседника настолько близко. Но время шло, а барабан в груди не стихал. Наоборот, с каждой секундой сердце стучало все быстрее и оглушительнее. При этом время будто застыло. Мир вокруг уплыл в тень. Лучи солнца падали из окна на фигуру Саилрима, освещали его лицо, отражались в глазах, делая их светлыми до прозрачности.

— Я открою тебе тайну своего прошлого, — выдохнул эльф, и, точно в замедленной киносъемке, я увидела, как его рука поднимается к моему лицу. — Расскажу то, что ты хочешь узнать. — Кончики мозолистых пальцев коснулись моей щеки, двинулись вниз, замерли у краешка губ. — Но сперва позволь мне…

Он наклонился.

До последнего я не верила, что это произойдет. Намерения Саилрима были очевидны, его рука взяла меня за подбородок слишком красноречиво, но я все равно сомневалась, что мой нелюдимый сосед говорит о поцелуе.