Любимый мой - Леклер Дэй. Страница 25

— Да, и нашел.

— Сколько тебе было тогда лет?

— Двенадцать.

«Девять лет — вечность для маленькой сироты! — подумал Чэз. — Девять лет! Я искал тебя так же долго, Шейн!» Вслух он поинтересовался:

— И тетя Джеки вернула тебя?

— Нет, — Шейн брезгливо поморщилась, как будто испачкалась чем-то мерзким. — Она продала меня ему.

Чэз почувствовал, что всей душой ненавидит эту отвратительную женщину. Он еще крепче прижал к себе Шейн, шепча ласковые слова.

— Нет, Чэз, — остановила она его, — ты меня не так понял. Я рассказала тебе эту историю не для того, чтобы ты меня пожалел!

— Не волнуйся, все хорошо…

— Нет, — Шейн спрятала лицо у него на груди, все плохо! Я знаю, ты не можешь любить меня, но Сарите очень нужна твоя любовь. Она невинный ребенок, не заставляй ее страдать, как страдала я. Девочка нуждается в бабушке. Прошу тебя, Чэз, выполни мою просьбу!

— Не надо, не плачь…

Шейн торопливо вытерла слезы:

— Прости меня, я больше не причиню тебе боли… Дом для Сариты готов — и я ухожу.

Чэзу хотелось кричать, плакать, ругаться на чем свет стоит, но… он не мог, сраженный неожиданным известием: она все же собирается уйти от него!

Глава 10

Чэз удивленно замер в дверях гостиной, увидев, что Пенни беседует с доньей Изабеллой. И не просто беседует, а учит играть в карты!

— Боюсь, вы расстроитесь, увидев мои карты, ухмыляясь, заявил Пенни.

— Я постараюсь держать себя в руках.

— Масть! Вы проиграли!

— Сыграем еще раз, сеньор Пенворси?

— Охотно, сеньора! Только не называйте меня полным именем.

— Как вам угодно, сеньор Пенни.

— Так, уже лучше! — усмехнулся тот, выкладывая карты на стол. — Два туза, два короля.

— Впечатляет, — улыбнулась донья Изабелла. — А у меня четыре дамы. Я выиграла, не так ли?

«Вот уж не думал, что настанет такой день, когда я увижу этих двоих играющими в карты!» — подумал Чэз, ухмыляясь. На этом сюрпризы не закончились. Войдя на кухню, он увидел, как Моджо и Сарита вместе пекут печенье. Они стали неразлучными друзьями с тех пор, как она случайно забежала на кухню. Моджо в тот момент сидел за столом и чистил картошку.

Сарита резко остановилась и, вместо того, чтобы испугаться, с интересом уставилась на его шрамы, потом забралась к нему на колени и стала осторожно складывать очищенный картофель в миску с водой…

Несмотря на то, что все было более чем прекрасно, Чэз страдал: Шейн ушла от него! Он каждую минуту вспоминал о ней, о ее страстном желании нарядить рождественскую елку, о том, как отчаянно она нуждалась в его любви. Чэз ненавидел себя за то, что своим малодушием растянул их страдания на девять долгих лет и не смог своей любовью исправить ошибку, когда они снова встретились. Неожиданно ему пришло в голову одно очень важное решение, и он направился в кабинет. Там он открыл выдвижной ящик письменного стола, достал визитную карточку Рейфа и набрал нужный номер. Раздался гудок.

— Бьюмонт слушает, — раздался знакомый голос.

— Ты сказал, что я могу обратиться к тебе за помощью…

— Макинтайр?

— Угадал. Ты не мог бы сделать мне одолжение?..

Несмотря на зиму, Сан-Франциско встретил Чэза моросящим дождем. Он стоял напротив какого-то музея и ждал появления Рейфа. «Почему он не позвал Шейн к телефону? — размышлял Чэз. — Если он злится на меня, тогда зачем назначил встречу?»

— Рад, Макинтайр, что ты все-таки пришел, раздал знакомый голос.

Чэз обернулся: Рейф. Они обменялись крепким рукопожатием.

— Ты не оставил мне выбора.

— Так оно и есть, — усмехнулся тот. — Я должен сказать тебе кое-что, чтоб сестра не слышала.

— И для этого я потащился в Сан-Франциско?

— Не только, поверь мне… Мы могли бы осмотреть город.

В своей «дружеской» беседе оба не скрывали враждебности друг к другу. Они не спеша прошлись вокруг музея. Разговор не клеился. Наконец Рейф решился:

— Зачем ты просил меня позвать Шейн к телефону?

— Она должна знать, что я ни за что на свете не откажусь от нее, особенно теперь, когда знаю, сколько она пережила, в том числе и из-за меня.

— Значит, она рассказала тебе о тете Джеки?

— Да.

— И об автомобильной аварии?

— Да.

— И о том, что она купила тогда билет на Рождественский Бал Золушки?

— Но я не видел там ее! — удивился Чэз.

— Потому что я забрал у нее этот билет и отправился туда сам. В тот вечер мы с Эллой поженились.

— Значит, ты снова украл ее у меня?! — прорычал Чэз, сжимая кулаки.

— Признаю, я был не прав. Но, согласись, если бы обстоятельства сложились по-другому, в твоей жизни не было бы Сариты.

— Иначе я выбил бы тебе все зубы. Рейф продолжал говорить, даже не обратив внимания на угрозу Чэза:

— Тем более поздно вспоминать прошлое…

— Поздно, слишком поздно, — согласился тот.

— Ты уверен, что это не гордость говорит в тебе?

— Если бы во мне осталась хоть капля гордости, я не стоял бы здесь.

— Нет, за всем этим скрывается еще что-то. О чем ты не хочешь говорить. Давай же, поделись со мной!

— Ты напрашиваешься на неприятности, Бьюмонт!

— Хорошо, — усмехнулся Рейф. — Тебе все равно придется это сделать. — Он протянул ему довольно большую картину (странно, но Чэз почему-то не заметил, что он что-то держит в руках). — Это недавно прислали нам авиапочтой. Шейн просила передать ее тебе. Она сказала, ты все поймешь.

Чэз взглянул на картину и замер: это было мозаичное панно, и на нем был изображен он — Чэз Макинтайр! Он поднимался по лестнице на балкон, частично оставаясь в тени, частично освещенный светом из окна; наверху его с нетерпением ждала женщина, протягивая навстречу руку. Внизу было написано название «Вечная любовь» и стояла подпись — подпись Шейн!

Чэз был готов кричать от радости!

— Бедная моя сестра любит тебя. А ты до сих пор сомневаешься, любишь ли ее, — услышал он голос Рейфа.

«Нет, не сомневаюсь! — восторженно думал Чэз. — Наша бессмертная любовь навеки связывает нас! Как жаль, что я боялся признаться в этом раньше!»

— Спасибо тебе, Рейф! — Чэз дружески похлопал его по плечу. — Мне пора домой! Она ждет меня там!

«Скорее, скорее… — вихрем проносились торопливые мысли, когда он садился в машину. — Завтра Рождество, и у меня есть уютный дом, дочь, донья Изабелла, немного надоедливые слуги… Но самое главное, у меня есть любящая жена, которую я люблю всем сердцем!»

— Что он там делает? — шепотом поинтересовалась Шейн у Джимбо (уже, наверное, в третий раз), проходя мимо запертой двери кабинета.

— То же, что и всегда, — угрюмо ответил тот, пьет и пишет письма. Он проводит так каждый сочельник.

— Но почему?

— Не знаю. Может, вам пойти к Моджо на кухню? Там всегда есть работа.

— Нет, спасибо. Не сейчас.

Джимбо пожал плечами и направился по своим делам.

Шейн на цыпочках подошла к двери, стараясь расслышать, что происходит внутри.

— Я могу вам чем-нибудь помочь, хозяйка? — Это Пенни.

— Нет. Я только…

— Подслушивали?

— Что-то вроде того, — вздохнув, призналась она.

— Что ж, продолжайте. Только хочу предупредить вас: до утра он не выйдет из кабинета. Так было всегда.

Шейн бросила последний взгляд в сторону запертой двери и поспешила в спальню. Увы, в этом доме не будет настоящего Рождества, с елкой, цветными огоньками, подарками… Она взяла в руки яркую коробочку — подарок Чэзу. А какой замечательный сюрприз она приготовила для Сариты! Не в силах больше сдерживаться, Шейн упала на постель и разрыдалась. Поплакав вволю, она заснула.

— Тише, болван!

— Но, босс, вы требуете невозможного: протащить такое большое дерево в такой узкий дверной проем…

— Если ты разбудишь жену или дочь, я тебе голову оторву!

— Куда ставить-то, босс? — кряхтя, поинтересовался Моджо.

— У окна.

— Я принес, что вы просили, — в дверях гостиной показался Джимбо.