Мы с тобой разные (СИ) - "Torens". Страница 20

- Но сейчас же не терплю, - прошептал я сам себе.

Да, пускай прошел лишь один день. Один день после того, как я бросил вызов Паше и Денису. Но он ведь прошел. Я смог это сделать! Смог противостоять им, пускай и такими странными способами, касаемо Паши. Но все опять упирается в то, что мне не нравилось их обращение, а нравится маме то, как с ней поступает отец или нет, я не знаю. Но, черт возьми, рассуждая логически, кому понравится каждый день возвращаться домой и слышать пьяные истерики, ругань и крики: «Готовь жрать!»? И кому понравится вкалывать на трех работах, иногда в ночные смены, чтобы все деньги, которые ты получаешь пропил какой-то урод? Только слабой женщине или безумно влюбленной. Слабой я никогда не мог назвать свою маму, остается второй вариант, но как же он мне не нравится...

Я прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Я просто должен ей сказать... А что сказать? «Мам, ты уверена, что любишь этого типа?». Это, что ли? Тупость. Но в голову ничего больше не идет. А что, если она скажет "да"? Такое чувство, что я на полной скорости врезаюсь в бетонную стену.

Ладно. Была, не была. Я хотя бы попытаюсь...

- Мама, а ты... - начинаю говорить я, заходя на кухню. Мама отрывается от нарезания картофеля и поднимает на меня свои уставшие глаза.

- Да, Ром?

- Присядь, я сам порежу, - вырывается у меня совершенно не то, что я хотел сказать.

- А как же твое домашнее задание?

- Я все сделал, - отвечаю я, отодвигая маму от кухонной тумбы. Она ласково улыбается и быстро целует меня в висок.

- Умница. А как дела в школе? Как тебя встретили?

- Все отлично. Одна одноклассница спросила, могу ли я что-нибудь нарисовать на ее джинсах.

- А ты что ответил?

- Сказал, что если она даст краску, обязательно нарисую. Ой, а еще я буду участвовать в ежегодном конкурсе.

- Тебя взяли в сценку?

- Нет. Я буду петь!

- Петь? – удивленно повторяет за мной мама.

- Ага. Мы с Романом Васильевичем выбирали сегодня песню и немного порепетировали. Кстати, я теперь, наверное, буду задерживаться после уроков из-за этого.

- Хорошо. Но я надеюсь, не допоздна?

- Нет, что ты! У Романа Васильевича ведь есть уроки во вторую смену.

- Тогда, ладно, - кивает мама. – Наверное, мне стоит сходить в школу познакомиться с этим Романом Васильевичем... - задумчиво произносит она.

- Зачем? - спрашиваю я, но тут же добавляю. – Но если хочешь, сходи. Он классный мужик.

Мама начинает тихо смеяться.

- А не ты ли недавно жаловался, что он просто ужасен?

- Ну... Он мне нравится как человек, но как учителя я его ненавижу! – признался я.

- А ты и не должен его любить. Ты должен его уважать.

- Тут проблем никаких нет! – заверил я маму. Нож ударился о деревянную доску, и, не сдержавшись, я все же повернулся к маме и спросил. – Почему ты не разведешься с этим? Ты его любишь?

Улыбка пропала с лица мамы. Она отвела глаза в сторону и, облизнув нижнюю губу, сказала:

- Ром, ты не должен так его называть...

- Это не ответ. Неужели, ты его любишь?

- Тебе нужен отец, - твердо произнесла мама. Я непонимающе уставился на нее, хлопая ресницами.

- И ты считаешь, что то пьяное тело, что сейчас валяется перед телевизором, может называться отцом?

Я не понял, почему мама так испуганно взглянула на меня до тех пор, пока не услышал за спиной хриплый голос.

- Кого ты назвал телом?

Я с ужасом оглянулся, встречаясь взглядом с папашей. Он стоял на пороге кухни, упираясь одной рукой в косяк, и чуть заметно покачивался. Моя рука сама по себе с силой сжала рукоятку ножа. Я стиснул зубы, боясь сказать что-нибудь, что разозлит этого человека, хотя знал, что молчание его тоже выводит из себя.

- Ну?! Я жду! – громче произнес он. Мама слегка подпрыгнула на стуле от неожиданности.

Так. Напомните мне, а почему я должен молчать?

- Я назвал тебя телом, - четко выговорил я. – Мне повторить по буквам, чтобы ты лучше понял?

- Рома, не надо... - тихо позвала меня мама, замотав головой в то время, когда отец оскалился и оторвался от косяка, входя в кухню.

- Ты что себе позволяешь, молокосос?

- Что, не нравится, когда вещи называют своими именами? – я оскалился ничуть не хуже родителя.

- Сережа, прошу тебя... - попыталась остановить отца мама, приподнимаясь.

- Заткнись! – крикнул он на нее. Мама поморщилась, на секунду замирая, но все же поднялась на ноги и продолжила говорить успокаивающим тоном.

- Сережа, если ты начнешь кричать, то соседи вновь вызовут участкового...

- Да пошли они! – заорал папаша, сметая все, что стояло на кухонной тумбе. Осколки разбитой тарелки, в которой отмокал горох, разлетелись во все стороны вместе с содержимым. Железный чайник со звоном прокатился по полу. Сахарница шлепнулась на старый линолеум, перевернувшись вверх дном. – Почему я должен терпеть такое отношение от какого-то сосунка?!

- Потому что ничего другого ты не заслужил! – выкрикнул я прямо ему в лицо.

- Рома! – вскрикнула мама.

А я удовлетворенно улыбался, наблюдая, как наливается кровью лицо того человека, что по ошибке должен называться моим отцом. Я знал, что сейчас последует. Приступ бешенства, когда он будет разносить все вокруг, крича при этом матом во все горло, перемешивая это с обычными словами, смысл которых сводился к тому, что его никто не ценит и не понимает, и он столько лет на меня потратил, а я такая неблагодарная скотина...

Но, что было странным, так это то, что в такие приступы он никогда не бил маму. Может, это еще одна причина, по которой она терпит его? И странно было еще то, что и меня он никогда не бил, если дома была мама.

Минут через десять, когда отец вбирал в легкие новую порцию воздуха, чтобы продолжить свою истерику – по-другому я это не могу назвать – во входную дверь приглушенно постучали. Мама осторожно, по стеночке, стараясь не привлечь к себе внимания, стала пробираться в коридор. И она, и я знали, кто пришел. Дмитрий Алексеевич Федоров. Наш участковый. Из-за криков и грохота, что стоял на кухне, когда отец пинал попадающуюся ему под ноги посуду, я не слышал, как мама открыла дверь и пропустила мужчину в квартиру. Я лишь увидел его, когда он появился в дверном проеме. Дядь Дима оглядел кухню, что стояла вверх дном, и покачал головой.