Астронавты - Лем Станислав. Страница 20

Практически устройства для этого могут быть разные. У «Маракса» для этого служат так называемые капацитроны. Капацитрон — это вакуумная лампа, в которой находится множество крохотных конденсаторов. Они служат словно «листками блокнота», а пишет на них «перо», состоящее из пучка электронов, со скоростью двухсот шестидесяти тысяч километров в секунду. Как видите, неплохая скорость. Движениями этого «пера» управляет электрическое поле. Один такой капацитрон может запомнить до сорока тысяч результатов одновременно и подать их, когда потребуется, за долю секунды.

— Профессор, а какими буквами пишет это «перо» из электронов?

Чандрасекар слегка сдвинул брови.

— «Перо» это не пишет никакими буквами. Я сказал только для сравнения. Оно сообщает пластинкам конденсаторов заряды, создавая контуры с переменным током.

— А разве мозг запоминает так же, как и «Маракс»?

— В мозгу есть два рода памяти. Одна, так называемая «подвижная память», — такая же, как и в «Мараксе». Она позволяет запоминать ненадолго. Во временно замкнутых контурах пульсируют токи, которые прерываются, как только в них минует необходимость. А у другого рода памяти — того, благодаря которому мы помним детство, прошлое, все, чему учились, — совсем иная природа. Эта память основана в общих чертах на изменениях, происходящих там, где отростки одной клетки прикасаются к другой: в тонких слоях белка, называемых синапсами, и происходит образование и торможение условных рефлексов… Ну, сейчас речь не об этом. Я говорю о мозге только для того, чтобы вам легче было понять, что такое «Маракс». Боюсь, что вы все еще смутно представляете себе его действие. Может быть, так будет яснее: «Маракс» — это замкнутая система, стремящаяся к определенному равновесию токов. Как маятник, который при отклонении всегда стремится занять самое низкое положение. Давая задачу, мы выводим машину из состояния электронного равновесия. Стараясь вернуться к нему, «Маракс» как бы «по пути» решает задачу. Игра токов создает различные кривые, которые вы видите на этом экране, и они-то и являются ответом на заданный вопрос. Вы знаете, конечно, что всякую кривую линию можно выразить через математическое уравнение? Уравнение кривой, появившейся на экране, — это, собственно, и есть искомый ответ. Так решает «Маракс» математические проблемы, но проблемы могут возникнуть разные. Допустим, мы прибыли на планету, и нам понадобилось определенное химическое вещество. Оно может существовать как газообразное соединение в атмосфере, как минерал и как раствор. Встает вопрос: каким образом получить это вещество с наименьшей затратой сил? Мы даем «Мараксу» все сведения и через несколько минут получаем готовые технические указания. Я привел, конечно, простой пример: «Маракс» умеет решать гораздо более сложные задачи. А как? Здесь дело обстоит совсем иначе, чем при решении математических задач. Там машина, очевидно, должна «знать» только математические правила. А в данном случае она должна обладать обширными физическими и химическими познаниями, знать технологию химических процессов, а кроме того, конечно, знать и средства, какими мы располагаем, потому что если бы она посоветовала нам построить трехтрубную фабрику, то такая помощь была бы нам ни к чему. Так вот, «Маракс» должен обладать обширными знаниями по каждому вопросу. А этими знаниями он может обладать только потому, что мы их в него вложили. Каким образом? Использовав для этого другие органы памяти, так называемые постоянные капацитроны, или ультракапацитроны. Одна такая лампа соответствует примерно одному очень толстому тому технического справочника. У «Маракса» их около ста тысяч, и потому мы не берем с собой никаких книг.

— А разве такая лампа не может испортиться?

— Конечно, может. Но и книга может сгореть. Ничего не поделаешь: мы рискуем. Без риска ничего не добьешься. Итак, когда бывает нужно, включаются соответствующие капацитроны, и они начинают отдавать контурам свои сведения. Они попросту выбрасывают тучи электронов с преобразованной скоростью: так выглядит наша наука в переводе на язык электричества. Одна лампа отдает контурам свою емкость за неполную секунду. На эту емкость накладываются первичные колебания контуров. Действуют специальные настройки и резонаторы, частотные фильтры, модуляторы и демпферы, занимающие все пространство под этой кабиной. Потому что здесь помещается только управление, как бы «мозговая кора», а «белые волокна» находятся внизу.

— Профессор, простите… — сказал кто-то из ребят. — Вы говорили, что такая лампа — это как бы справочник… Но ведь в книге не бывает готовых решений…

— Конечно, нет. Вы опять меня не поняли. Впрочем, я сам виноват, сравнив лампу с книгой. Я имею в виду запас знаний, а не способ его использования. Основная разница между мозгом и книгой та, что в книге сведения лежат одно подле другого неподвижные, мертвые, неизменные, а в мозгу они живые и пластичные, то есть я могу, если мне понадобится, приспособлять их к каждому конкретному случаю. А «Маракс» больше похож на мозг, чем на энциклопедию. Сведения в «Мараксе» преобразовываются, изменяются и приспособляются, как в мозгу; потому-то они и сохраняются в виде пластичных колебаний тока, представляемых кривыми линиями. Вы знаете, конечно, что если наложить две кривые друг на друга, то получится третья, равнодействующая, не похожая ни на одну из них? Так вот, вопрос, заданный «Мараксу», — это одна кривая, сведения, использованные им в работе, — другая, а полученная от их сложения равнодействующая — это и есть ответ.

— И трех кривых всегда достаточно?

Чандрасекар улыбнулся:

— Нет, я опять сказал это только для простоты. Нужны не три кривые, а миллиарды и биллионы. Машина, работая над заданным ей вопросом, делает в секунду пять миллионов расчетов. Пять миллионов! А работа продолжается иногда час, два и больше. При испытаниях машина проработала однажды сто шестьдесят девять часов. И все время — по пяти миллионов расчетов в секунду. Попробуйте представить себе это… Говоря о трех кривых, я хотел только показать вам принцип.

— Только одного я еще не понимаю… — сказал, наморщив брови, самый младший. — Как можно все выразить кривыми линиями? Например… например, то, что вы говорили о получении химического вещества. Ведь в ответе должно быть сказано: нужно взять то и то, влить в тигель, смешать, кипятить… Как можно выразить все это с помощью кривых?

— Ты хочешь знать, как задают машине вопросы? Это, конечно, нужно уметь. Во всяком случае, это не так просто, как задавать их мне. А что касается того, что кривыми нельзя выразить то, о чем я говорил, то ты ошибаешься, мой мальчик, потому что разве наше письмо — не та же кривая, петлистая, пересекающаяся, усложненная? Только не подумай, что мы так и разговариваем с «Мараксом». Кто знает, быть может, это и возможно, но это повлекло бы за собою множество технических осложнений. «Маракс» — как бы великий мудрец-чужеземец, который может очень многое нам рассказать, но только на своем языке. Поэтому стоит затратить немного труда, чтобы научиться его языку — языку кривых, начерченных быстро изменяющимися токами. Ну, а кто не умеет, может для перевода его ответов на обыкновенный язык воспользоваться специальным аппаратом, так называемым электроанализатором Мадера-Фурье. Но опытному оператору достаточно только взглянуть на экран, и он уже знает все.

Профессор нажал на некоторые клавиши, потом на две кнопки. На экране начали извиваться переплетенные линии; они двигались все медленнее и, наконец, застыли в виде наклонной петли.

— Я спросил «Маракса», при какой температуре выгоднее всего соединять азот с водородом в аммиак и какой взять для этого катализатор. И вот что он мне ответил: при температуре пятьсот градусов и давлении в двести атмосфер, а катализатором должны быть соединения железа.

— Это и я знаю, — не выдержал самый младший.

Чандрасекар сдержал улыбку.

— Я тоже знаю, но не хвастаю этим, — сказал он. — А спросил я его для того, чтобы показать вам, как он работает.