Вверх тормашками - Андерсон Сьюзен. Страница 37

Абсолютно ничего. И видимо, единственное, почему ее так притягивает его тело, — это строгий эдикт, изданный ею самой. Он гласил, что она не может это себе позволить. Что-то похожее было с ее соседкой по комнате во время учебы в колледже. Та девушка, казалось, никогда не хотела сигарету так сильно, как в то время, когда не могла найти спичку.

Вся эта неразбериха напоминала какую-то навозную кучу. Вероника решила пригрести ее прямо к двери Мариссы. Это она во всем виновата. Вертелась весь вечер вокруг Коди, как большой пульсирующий сгусток гормонов, и ее навела на эти же мысли.

Кляня ледяные доски на полу, Вероника совершила отважный бросок по коридору. Она вбежала в свою спальню и нырнула в постель. О ужас, до чего же она была холодная! И этому, казалось, не будет конца. Но постепенно сердце снова вошло в устойчивый ровный ритм, и тепло ее тела хоть как-то согрело постель. Во всяком случае, теперь можно было вытянуться под одеялом, не боясь отдернуть ногу при встрече с холодными простынями. Мало-помалу Вероника начинала расслабляться и, когда ее лихорадочно работавший мозг стал успокаиваться тоже, наконец задремала.

Но ненадолго. Через несколько минут ее сон прервал страшный грохот над головой.

Она вскочила и села в постели, резко согнув ноги. Сердце ее колотилось так сильно, словно пыталось пробиться сквозь грудь и выскочить наружу. Вероника сбросила одеяла и выскочила в коридор, немедленно ударившись обо что-то ногой и ушибив большой палец. Чертыхаясь и прихрамывая, она добежала до конца коридора. Как только она открыла дверь, выходящую на лестницу, на уши ей с мансарды вылился поток поистине вдохновенной брани.

— Купер, с вами все в порядке? — крикнула Вероника и заковыляла по ступенькам наверх.

— Если только ваше определение «порядка» подразумевает тупость! — прорычал Куп. — Осел безмозглый, нескладный… — Судя по его задыхающемуся голосу, он вынужденно прервался, избежав не вполне цензурного выражения, как раз когда Вероника поднялась на верхнюю ступеньку. — Черт побери, не могу поверить, что я уронил эту штуку.

О Боже! Вероника остановилась в дверях, изумленно глядя на него.

Куп стоял перед своей кроватью, обнаженный по пояс, как в ту ночь в баре, когда он скинул рубашку. Только на этот раз его золотистая кожа блестела от пота, начиная ото лба и до прилипших к бедрам свободных тренировочных брюк. О Боже, какой у него был торс! Хотя она могла бы не удивляться, увидев спортивные снаряды, лежащие недалеко от того места, где он стоял.

Вероника провела пальцем вдоль атласного канта на воротнике. По идее она должна бы мерзнуть в своей пижаме, потому что мансарда отапливалась даже хуже, чем второй этаж. Стекла маленького окна украсились заиндевелым сине-голубым узором, но ей было так жарко, словно она находилась на каком-то тропическом острове. Тепло пульсировало в жилах, распространяясь до самых кончиков пальцев. Она смотрела на Купа, и не было у нее большего желания, чем сдернуть с себя пижаму и прижаться грудью к его твердому загорелому торсу. И не известно, что было бы потом, если бы она не остереглась и не отступила назад, когда ее плоть, охваченная возбуждением, уже была готова ринуться к нему.

Вероника оторвала от него глаза и посмотрела на штангу, предмет, очевидно, навлекший его гнев.

— Итак, если я правильно поняла, — сказала она, прочистив горло, — вы — тупой осел, но в сущности целый и невредимый?

— Да. Почти что.

Куп так надулся, что ей сразу захотелось поверить в его искренность. Но затем его губы изогнулись в притворной самоуничижительной улыбке. Эта улыбка вывела Веронику из себя. Он был так раздражен, что это было совершенно очевидно, но тем не менее не поддавался дурному настроению. И оно не мешало ему смотреть на ситуацию с легким юмором.

— Ладно, — твердо сказала Вероника. — Тогда будет совсем невредно, если я сделаю это.

И она набросилась на него.

Куп едва успел подвести руку под ее маленькие круглые ягодицы и, опоясав ее другой рукой за спину, перекувырнулся. Они упали на кровать, целуясь.

Дело кончилось тем, что Вероника оказалась распростертой на нем. Он крепче сомкнул пальцы, чтобы заякорить ее в таком положении, затем скользнул свободной рукой к ней на затылок. Удерживая неподвижно ее голову, он с жадностью утолял свой голод, который, казалось, накапливался веками. Куп уже склонен был думать, что никогда не сможет поцеловать ее снова. О Боже, у нее были такие нежные губы! И такие сладкие.

Сколько минут прошло? Куп совсем потерял счет времени, когда она подняла голову и растерянно заморгала. Его пальцы вплелись ей в волосы, чтобы не дать ей отодвинуться слишком далеко. Глядя на ее распухшие губы, точно после укуса пчелы, он улыбнулся и провел вокруг них языком.

Вероника тихо простонала и наклонила голову ниже, чтобы предоставить ему больше свободы. Все мужское, что только в нем было, тотчас же поднялось заявить о себе. Он приподнялся на матрасе, чтобы углубить поцелуй, но этого было недостаточно. Тогда он перекатился вместе с ней и повис на локтях над ней. Во время этого внезапного движения их губы разъединились. Куп ухмыльнулся при виде ошеломленного лица Вероники. Она снова заморгала и недоуменно спросила:

— Разве я была не сверху только что?

— Да, — ответил Куп, прилаживаясь к ней и жестче придавливая ее своей тяжестью. — Но теперь я переместил тебя правильно — в подчиненное положение, как и надлежит.

Прищурившиеся глаза Вероники сузились до тоненьких полумесяцев.

— При таком обращении, я полагаю, счастье тебе светит действительно нечасто.

Куп попытался сделать невинный вид.

— Что? Ты сомневаешься в моем мастерстве? Выдержит ли оно достаточную нагрузку?

— Твое мастерство может выдержать блок динамита, — сказала Вероника.

Куп погладил кончиками пальцев ее кожу вдоль границы волос. Он резко наклонился и поцеловал ее, мягко вбирая ее губы и требуя отдачи языком. Затем отодвинулся назад и посмотрел на нее.

— Я чувствую себя так, словно хотел тебя всегда, ждал всю жизнь.

— Ох… — Вероника тяжело сглотнула под теплым прессом его тела. — Твое мастерство движется вперед семимильными шагами, — сказала она, взглядывая вверх. Темные глаза Купа, как два тлеющих угля, светились желанием, которое было вызвано ею, и поэтому она чувствовала себя невероятно могущественной. То, что она способна вызывать столь сильное влечение у такого мужчины, как Купер Блэксток, могло стать нездоровой привычкой.

— Да, но все, того и гляди, опять сорвется, — проворчал Куп. — Потому что когда ты смотришь на меня вот так…

— Как «так»? — Вероника облизнула губы.

Он прошептал бранное слово и наклонился поцеловать ее. Это был жесткий, быстрый поцелуй — и на грани контроля. Куп отодвинулся назад и, тяжело дыша, пристально посмотрел ей в глаза.

— Вот так. Когда ты смотришь на меня так, будто даже не требуешь от меня любовных игр. Будто не собираешься меня останавливать, если я без всяких прелюдий разведу тебе ноги и…

Глубоко между бедрами у нее возникло пронзительное чувство, и она не сдержала тихого, короткого стона.

Этот звук стал для Купа последней каплей, положившей конец разговорам. Он поцеловал Веронику с такой силой и властностью, что ее голова вдавилась в матрас. Куп держал в ладонях ее лицо, истязая своим языком ее язык в ритме, старом, как мир, и таком же чувственном, как первородный грех.

Она обвила Купа за сильную мускулистую шею, прижимаясь к нему так близко, как только могла. Возвращая ему поцелуй, она вкладывала в него все, чем владела. Однако задолго до того как она успела насытиться, Куп неожиданно отнял рот. Но у нее не было времени выразить свой протест, потому что ее вновь опалил жаркий поцелуй, прямо за мочкой уха. Не давая Веронике опомниться даже на миг, Куп ослабил ее воротник и стал целовать ее в шею — то нежно в одном месте, то неистово — рядом. Он захватывал между зубами ее плоть и потом зализывал, прежде чем двинуться дальше, сопровождая свой ленивый путь удовлетворенными рокочущими звуками в глубине горла. Достигнув треугольной ямки в основании шеи, он омыл ее своим языком и потом нащупал пальцами самую верхнюю атласную пуговицу пижамы. Он расстегнул ее и перешел к другой. Потом к следующей. И так продолжал, пока обе половинки пижамы не разошлись на груди. Тогда он приподнялся на локте, чтобы лучше обозреть свою работу. Вероника почувствовала, как внутри между бедрами все заныло. Когда она выгнулась, Куп замер при виде ее сосков, выпрыгнувших из-под скрывавшей их ткани. Они сразу напряглись, будто под лаской его взгляда.