Хозяйка заброшенного поместья (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка". Страница 16

Проходя через кухню, я переставила чугунок с кашей на печь, чтобы не остывала. Принесла оставшиеся со вчера полосы ткани, мыло и замазку. Едва я начала приводить в порядок рамы, Марья подскочила.

— Настенька, да ты чего! Велела бы мне…

— И сколько бы ты с одной рукой провозилась?

— Так ты сними с меня эту дуру! — не осталась в долгу нянька. — И мне, и тебе легче будет.

— Мы же договорились, барыня работает, ты отдыхаешь, — напомнила я. — А если совсем не хочешь сидеть, завари чаю да мед приготовь. Как немного остынет, попробуем Петра в себя привести, чтобы напоить.

— «Петр»! — передразнила нянька. — Петр — это мужчина уважаемый, а это Петька-пропойца.

Я покосилась на конюха: слышит ли? Марья заметила этот взгляд.

— Да я и ему в глаза столько раз это говорила. Молодой мужик, справный…

— Молодой?

На мой взгляд, конюху было под сорок. Не старик, конечно, но и назвать молодым…

— Так двадцать пять ему, а посмотри, до чего себя довел! Оно понятно, жена родами померла, и первенец вместе с ней. Любил он ее шибко, когда женихался, за десять верст в соседнюю деревню бегал, только чтобы увидеть. Да только всему бог свой срок отмерил, и горю тоже, а он, вишь, третий год его водкой заливает.

Я молчала, не зная, что сказать. Впрочем, Марье мои слова не требовались.

— Грех это. И душам их покоя не дает, притягивает их сюда, к земле. И свою душу этак вот-вот загубит. А так ведь парень молодой, работник какой справный был! Любая бы пошла, деток бы народили…

Я подняла руку, останавливая ее. Так и есть, копыта. Во двор верхом въехал Виктор. Один.

— Пойду чайник поставлю, — сказала я.

Нянька пронзительно глянула на меня.

— Аспида, что ли, чаем поить?

— Конюха, — напомнила я.

— Так он не очухался еще.

— Когда очухается, надо, чтобы чай горячий был, но не обжигал, — парировала я под скрип отворяющейся двери.

Эх, не успела смыться! Вот сейчас Виктор спросит, откуда я знаю, что делать с обмороженным, а Марья ответит, что сам же он меня на курсы и послал! Вот будет весело!

— Евгений Петрович в отъезде, — сказал Виктор, нагибаясь в дверях. — Придется без него. Как ваш пострадавший?

Он внимательно оглядел конюха.

— Пока непонятно, — сказала я. — Не хуже, уже хорошо.

Не мог ли Виктор быть той ночной тенью? Кому еще могло что-то понадобиться в доме? Сейчас, вблизи, он казался высоченным, тот, вроде, был ниже. Но издалека, в темноте, я могла неправильно оценить рост. Короткая курточка, вроде гусарской, очерчивала плечи и, в отличие от сюртука с расклешенными книзу полами, позволяла разглядеть не только узкую талию, но и поджарые бедра. Нет, пожалуй, ночью был не он. Виктор сложен лучше. Красивый мужчина.

— Осмотрели, что хотели?

Я разозлилась на саму себя. Нашла время на мужиков заглядываться! И вообще, он со мной разводиться собрался! И…

— Вам полностью изложить данные объективного обследования?

Брови Виктора взлетели, и я сообразила, что юной барыньке неоткуда знать, что такое «объективное обследование». Я захлопала ресницами и мило улыбнулась.

— Вы завтракали?

12.1

— Уже забыли, что в деревне я завтракаю только после утреннего моциона?

— Да и не помнила вообще-то, — буркнула я себе под нос, но Виктор услышал.

— Как это на вас похоже!

Петр завозился, выпростав из-под одеяла руку, обмотанную шарфами по локоть. Я снова укрыла его.

— Насколько я помню физику, теплая одежда не греет, а просто изолирует тело от холода, — фыркнул Виктор. — Как вы только учились!

Марья открыла рот и тут же закрыла его. Видимо, и за касаточку хотелось вступиться, и барину замечания делать не осмеливалась, все же его-то она не воспитывала.

Я проглотила ругательство, снова улыбнулась так мило, как только была способна.

— Хорошо, спрошу по-другому. Вы голодны?

— Почему вас вдруг это интересует?

Потому что нужно срочно убрать тебя от пациента, пока ты не полез с идеями растирать его водкой или еще какой гадостью. И еще дальше — от Марьи, пока она не начала рассказывать, как я ей вправила вывих.

— Потому что я не успела позавтракать. Составите мне компанию?

Виктор усмехнулся, зыркнул этак… Тьфу ты, нянькин лексикон, оказывается, заразный! Посмотрел сверху вниз, будто на школьницу, которая, глупо хихикая, строит ему глазки.

— Разве вы уже обставили столовую?

— Не обставила и не собираюсь, но на кухне есть обеденный стол.

— На кухне? — раздельно произнес Виктор, и от тона его голоса меня мороз пробрал. — Вы предлагаете мне есть на кухне? Как нищему?

Марья вжалась в лавку, одновременно замахала здоровой рукой — дескать, беги, дитятко, пока не поздно.

Но мне уже было не до того. Он всерьез полагает, будто на моей кухне так грязно, что на ней только бомжей и кормить?

Я выпрямилась — правда, все равно пришлось задрать голову, чтобы заглянуть ему в лицо.

— Нищего я дальше людской не пущу: не хватало еще блох из каши вылавливать! Но если вам очень хочется пооскорбляться, могу принести миску каши сюда. Как нищему.

Собравшегося было ответить Виктора перебил Петр: видимо, громко мы орали.

— Барин… — Он застучал зубами, но все же договорил: — Добежал все-таки.

Кучер охнул, сообразив, что лежит, попытался вскочить. Я поймала его за плечи.

— Лежи. Ты сильно обморозился.

— Барыня… Да я…

— Лежи, — велел ему Виктор. — Так ты ко мне бежал? Что хотел сказать?

— Барин, сделайте божеску милость, заберите барыню отсюда!

— Это вы его послали? — «Аспид» повернулся ко мне. — Или до того беднягу довели, что он сам ночью помчался, лишь бы его от вас избавили?

— Да как у вас язык от таких слов не отсох, барин! — не выдержала Марья.

— Тихо! — рявкнула я.

Нянька подпрыгнула, Петр клацнул зубами, и даже Виктор закрыл рот.

— Марья, завари чая, пожалуйста. И подсласти как следует, меда не жалей, — попросила ее я. Виктор приподнял бровь, я сделала вид, что не заметила.

Нянька вскинулась, собираясь говорить.

— Пожалуйста, — повторила я.

Марья вылетела из людской.

— Петр, расскажи барину, что ты вчера видел.

Трясясь и клацая зубами, кучер рассказал, как «русалка» гналась за ним «аж до самых ваших угодий».

— Раз в доме нечисть появилась, значит, совсем благодать из него ушла, — закончил он. — Заберите барыню, пропадет ведь ни за грош.

Я выразительно посмотрела на Виктора. Тот, кажется, смутился. А потом вдруг стремительно склонился над конюхом.

— Не за барыней это, а за тобой нечисть приходила. Допился ты до того, что и душу свою пропил. — Конюх охнул, а Виктор продолжал: — Если бы я тебя не нашел да барыня не отогрела, уже сам бы русалкой по лесу бегал.

Тогда уж русалом, что ли. Но я придержала эту мысль при себе, чтобы не портить воспитательный процесс.

— Бог тебя в этот раз уберег. Меня послал да барыню вразумил. Только второго раза не будет. Еще хоть один раз водку в рот возьмешь, там тебе и конец придет. Понял ты меня?

Петр торопливо закивал. Трясло его все сильнее. Где там Марья? Надо сладким напоить, чтобы мышцам было из чего тепло вырабатывать.

Точно почувствовав эту мою мысль, нянька распахнула дверь, неся большую кружку.

— Как вы велели, Анастасия Павловна, чтобы горячий, но не жегся.

— Помогите его усадить, — велела я Виктору.

Тот недоуменно вскинул бровь, но послушался. Я поднесла к губам кучера кружку.

— Пей.

Петр попытался взять чай сам. Недоуменно посмотрел на перевязанные руки, тряхнул, пытаясь освободить их, но я была начеку и поймала.

— Оставь как есть.

— Так я бы сам кружку взял. Как раз бы и отогрел. Да и чешется…

Это хорошо, что чешется.

— Оставь как есть, — повторила я строже. — И пей чай.

Он подчинился, стуча зубами о кружку. Я продолжала объяснять:

— Руки ты отморозил, и ноги тоже. Насколько сильно — пока не знаю.