Молотов. Полудержавный властелин - Чуев Феликс Иванович. Страница 4

Если в первом издании я почти воздержался от комментариев, то здесь все-таки решаюсь кое-где поделиться своими впечатлениями, добавить рассказы других интересных лиц и некоторые истории из моих записных книжек. Меня спрашивают, какими были мои личные отношения с Молотовым. Об этом сказал сам Вячеслав Михайлович перед своими гостями 16 августа 1979 года:

— Феликс — один из лучших моих друзей.

«Сто сорок бесед» восприняли по-разному, да иного и не могло быть: к личности Молотова нет однозначного отношения. Сторонники социализма утверждают, что он оказался во многом прав, противники считают, что он в своих рассуждениях обнажил весь ужас построенной при Сталине системы, у истоков которой стоял Ленин. Подобные мысли мелькали и в рецензиях на книгу. Встречались и такие мнения: книга вредна. Один из читателей написал мне, что часть ее тиража была скуплена и уничтожена неизвестными лицами. Вредной считали ее и некоторые руководители, занимавшие высокие посты еще при власти КПСС. Они говорили мне: «Своей книгой вы всаживаете нож в спину нашей партии!» Той самой партии, которую они втихаря разваливали и через четыре-пять лет развалили вместе с величайшим государством.

Думаю, развал начался в 1956 году, с XX съезда партии, когда политический пигмей устроил храбрую пляску на могиле великана, смешав жестокую правду с доступной ложью. Через год — изгнание из верхов «антипартийной группы Маленкова, Кагановича, Молотова и примкнувшего к ним Шепилова». Я интуитивно чувствовал, как ложь замещала историю, и сочинил наивное стихотворение «Мы не верим!», которое переписывал на папиросной бумаге. То была моя первая творческая попытка несогласия с властями. А потом, когда вовсю развернулась хрущевская стадия антисталинской кампании, я написал стихи «Зачем срубили памятники Сталину…», только за чтение которых людей в ту пору исключали из партии, — с одним таким человеком я встретился и подружился. Меня вызывали «в инстанции», прорабатывали в отечественной и западной прессе (причем с одинаковых позиций уже в шестидесятые годы!), устроили разнос в Союзе писателей, однако стихи понравились великому Шолохову, и он обнял меня в Вешенской так, чтобы все это видели… После этого травля в печати время от времени возобновлялась, но ко мне привыкли, и вот уже несколько десятилетий я ношу высокий титул «сталинист».

Первое издание книги о Молотове выходило с немалыми трудностями — это было начало 1991 года. В издательстве меня уговаривали назвать книгу не «Сто сорок бесед с Молотовым», а «37-й год был необходим», взяв эти слова в кавычки как высказывание Молотова. Я настоял на своем названии. Но я не мог добиться, чтобы сняли ненужное, на мой взгляд, и неприемлемое для этой книги послесловие. Директор издательства сказал мне, что в противном случае книга вообще не выйдет, потому что он хочет сидеть в своем кресле. Тогда я потребовал, чтобы в книге дали сноску, что я не разделяю позицию и положение послесловия.

Я не давал издательству права торговать моей книгой за рубежом и переводить ее на другие языки, однако директор искренне признался, что обманул меня, поскольку «является акулой империализма». Так-то…

Но книга все-таки вышла, двадцать один год моей жизни не пропал даром, и Молотов в ней такой, каким его видел я, а главное, он говорит то, что действительно говорил. Подтверждение тому — десятки сохранившихся у меня кассет магнитофонных записей.

Думаю, что ощущение собственной власти по-новому формирует человека. Тем более долгая власть. Молотов и сам считал, что нельзя сидеть так высоко длительное время. Общаясь с бывшими руководителями, я заметил одну общую присущую им черту: если привыкаешь к такому человеку, он старается руководить и тобой, хотя давно не у власти. В силу моего характера мной особенно не поруководишь, где сел, там и слезешь, и все-таки я это чувствовал…

Первую заявку на эту книгу я написал в 1985 году, еще при жизни Молотова. Она сохранилась: «Книга будет состоять из 150 бесед с В. М. Молотовым…» Я ошибся, думал, Молотов еще поживет. Бесед оказалось сто сорок… Но чтобы и их вычерпать, мне понадобились годы. Молотова, как и сталинскую эпоху, постичь нелегко. У каждого свой опыт. Я немного жил при Сталине, но помню очень много. Мне было одиннадцать лет, когда он умер, и первая моя заметка была опубликована в газете в марте 1953 года, и была она о Сталине, Так начался мой литературный стаж.

И вот перед вами, читатель, гораздо более полная книга моих бесед с Молотовым. Говорю «гораздо более полная», ибо все напечатать пока просто немыслимо.

Феликс Чуев, январь 1999

Международные дела

Новая карта

Главным делом своей жизни Вячеслав Михайлович Молотов считал укрепление социалистического строя, усиление военной, экономической и политической роли нашей страны и всего социалистического содружества, ослабление позиций империализма.

— Хорошо, что русские цари навоевали нам столько земли. И нам теперь легче с капитализмом бороться.

14.01.1975

— Свою задачу как министр иностранных дел я видел в том, чтобы как можно больше расширить пределы нашего Отечества. И кажется, мы со Сталиным неплохо справились с этой задачей.

…Вспоминается рассказ А. И. Мгеладзе (Первый секретарь ЦК КП Грузии в последние годы жизни И. В. Сталина), дополненный Молотовым, о том, как после войны на дачу Сталина привезли карту СССР в новых границах — небольшую, будто для школьного учебника. Сталин приколол ее кнопками на стену: «Посмотрим, что у нас получилось… На Севере у нас все в порядке, нормально. Финляндия перед нами очень провинилась, и мы отодвинули границу от Ленинграда. Прибалтика — это исконно русские земли! — снова наша, белорусы у нас теперь все вместе живут, украинцы — вместе, молдаване — вместе. На Западе нормально». — И сразу перешел к восточным границам. «Что у нас здесь?.. Курильские острова наши теперь, Сахалин полностью наш, смотрите, как хорошо! И Порт-Артур наш, и Дальний наш», — Сталин провел трубкой по Китаю, — «КВЖД наша. Китай, Монголия — все в порядке… Вот здесь мне наша граница не нравится!» — сказал Сталин и показал южнее Кавказа [1].

28.11.1974

— С этим делом мы, конечно, немножко переборщили, но на юге кое-что намечалось. Однако во всем надо знать меру, а то можно и подавиться.

Вопрос о Прибалтике, Западной Украине, Западной Белоруссии и Бессарабии мы решили с Риббентропом в 1939 году. Немцы неохотно шли на то, что мы присоединим к себе Латвию, Литву, Эстонию и Бессарабию. Когда через год, в ноябре 1940 года, я был в Берлине, Гитлер спросил меня: «Ну хорошо, украинцев, белорусов вы объединяете вместе, ну, ладно, молдаван, это еще можно объяснить, но как вы объясните всему миру Прибалтику?»

Я ему сказал: «Объясним».

Коммунисты и народы Прибалтийских государств высказались за присоединение к Советскому Союзу. Их буржуазные лидеры приехали в Москву для переговоров, но подписать присоединение к СССР отказывались. Что нам было делать? Я вам должен сказать по секрету, что я выполнял очень твердый курс. Министр иностранных дел Латвии приехал к нам в 1939 году, я ему сказал: «Обратно вы уж не вернетесь, пока не подпишете присоединение к нам» [2].

Из Эстонии к нам приехал военный министр, я уж забыл его фамилию, популярный был, мы ему то же сказали. На эту крайность мы должны были пойти. И выполнили, по-моему, неплохо.

Я в очень грубой форме вам это представил. Так было, но все это делалось более деликатно.

— Но ведь приехавший мог предупредить других, — говорю я.

— А им деваться было некуда. Надо же как-то обезопасить себя. Когда мы предъявили требования… Надо принимать меры вовремя, иначе будет поздно. Они жались туда-сюда, буржуазные правительства, конечно, не могли войти в социалистическое государство с большой охотой. А с другой стороны, международная обстановка была такова, что они должны были решать. Находились между двумя большими государствами — фашистской Германией и Советской Россией. Обстановка сложная. Поэтому они колебались, но решились. А нам нужна была Прибалтика…