Магелланово Облако - Лем Станислав. Страница 72

Мы изолировали всех, кто соприкасался с Канопосом в последние дни. Опасность заразы была очень велика: наш организм, не привыкший в земных условиях к борьбе с болезнетворными микробами, оказывал им весьма слабое сопротивление. В то время как биологи и химики анализировали белковую структуру вируса, я обследовал всех подозрительных. Кровь одиннадцати человек содержала опасные микроорганизмы. Синтетизаторы получили приказ изготовить вещество, убийственное для вируса, но безопасное для человека; приведенные в действие вечером, они уже к полуночи дали первую порцию лекарства. На следующий день мы снабдили этим препаратом весь экипаж «Геи». Опасность эпидемии была подавлена в зародыше.

Вечером на смотровой палубе я встретил Тер-Хаара и Нильса Ирьолу.

Нильс спрашивал меня о последних минутах Канопоса, который был его другом.

– Подумайте, – сказал Тер-Хаар, когда я закончил свой рассказ, – они поразили свою последнюю жертву тогда, когда последняя пылинка от них уже рассеялась в пространстве…

Мы молчали. Позади, за кормой «Геи», горел огненный Карлик. Багряный свет лежал на потолке палубы, на лицах людей, отражался в их глазах…

Планета песчаных бурь

«Гея» летела к двум солнцам-близнецам Центавра. Солнце А имеет планетную систему, состоящую из двух групп – внешней и внутренней, очень похожую на планетную систему Земли. Солнце Б не имеет планет в собственном значении этого слова: его окружает огромный рой астероидов и метеоритов; самые крупные из них почти равны по величине Земле и Луне. Астрофизики назвали это солнце «свалкой двойной системы». Оно как бы втянуло в свою орбиту осколки, оставшиеся после образования планетной семьи Телемаха.

В эти дни, наполненные событиями, планетологи почти не покидали обсерватории. В нашей солнечной системе давно было измерено и взвешено все, что хоть немного напоминало планету, и они могли лишь уточнять результаты исследований своих предшественников. Теперь их просто захлестывал поток новых фактов: куда бы они ни обернулись – к большим ли солнцам Центавра или к Красному Карлику, – всюду сияли неисследованные планеты. Поэтому нет ничего удивительного в том, что им приходилось работать без передышки; они и питались и дремали у своих телескопов.

Все же мне удалось поймать Бореля в безлюдном саду; он забежал туда, по его словам, «одной ногой, чтобы освежить голову ароматом цветов». Мы присели на камнях над ручьем, и Борель под большим секретом сообщил мне об открытии, которое он только что сделал. Вторая по порядку планета солнца А, по размерам несколько меньшая, чем Земля, вращается вокруг оси в течение трех четвертей земных суток. Я терпеливо ждал дальнейших разъяснении, но Борель не торопился с ними и, лишь заметив мое спокойствие, изумленно сказал:

– Как, неужели ты не понимаешь? Ведь Меркурий совершенно не вращается вокруг оси, а вращение Венеры очень замедленно. Быстрое вначале вращение этих планет на протяжении миллионов лет тормозилось приливным трением, вызванным притяжением Солнца. Так вот, ближайшая планета в системе А Центавра обращена к этой звезде всегда одной и той же стороной, как Меркурий; другая же, по своему положению соответствующая Венере, имеет период вращения в тридцать раз более короткий, чем у Венеры…

– Что это значит?

– Вмешательство внеастрономического фактора.

– Что же это за фактор?

– Живые создания, населяющие планету, – ответил Борель. – При этом создания, по меньшей мере равные нам, а может быть, и превосходящие нас по уровню развития: мы-то ведь пока еще не пытались воздействовать на скорость вращения Земли.

– Что? – воскликнул я. – Ты считаешь, что они регулируют?..

– Да. У этой планеты нет луны; подсчеты показывают, что она должна совершать один оборот вокруг своей оси в двадцать или в восемнадцать суток. Теоретически более короткий срок обращения исключается, значит… Мы должны приготовиться к встрече с действительно разумными существами.

Я спросил его, почему после такого важного открытия мы теряем время на погоню за второй планетой Карлика.

– За восемь лет нашего путешествия, – объяснил мне Борель, – двигатели «Геи» превратили в энергию несколько десятков тысяч тонн горючего. Следует пополнить как можно скорей его запасы. Теоретически безразлично, каким веществом – жидкостью ли, газом или минералом – приводить в движение корабль, но астронавигаторы требуют, чтобы материал, который пойдет на пополнение запасов топлива, можно было получить в значительном количестве и переправить на «Гею» легко и быстро. Надо надеяться, что вторая планета Карлика, окруженная весьма редкой, безоблачной атмосферой и покрытая песчаными пустынями, будет полностью отвечать этим требованиям.

– Когда древний садовник терпеливо выращивал плоды на ветвях своих деревьев, то еще прежде, чем их коснулась чья-нибудь рука, он мог сказать: я сделал свое дело.

Так сказал Амета. Он стоял с Ирьолой на передней смотровой палубе, залитой красным светом стоявшего высоко над нами Карлика.

– О чем вы говорите? – спросил я подходя. – Кто этот садовник и что значит твоя метафора, пилот?

– Мы говорим о том, что, если бы даже мы были вынуждены сейчас повернуть к Земле, мы знали бы, что наша экспедиция так или иначе выполнила свою задачу, – ответил за Амету инженер.

– Ах, значит, это мы – садовники, а там – созревший плод? – Я показал туда, где пылал огненный диск. – Если речь идет обо мне, то я предпочитал бы не возвращаться, особенно теперь, когда мы приближаемся к цели!

– Ни у кого такого намерения нет, – возразил Ирьола. – Мы ведем разговор на всякие возвышенные темы, потому что сегодня Амете исполнилось пятьдесят лет.

– Полвека! – воскликнул я невольно. – А ты с каждым днем все молодеешь! Как это тебе удается?

Амета ответил:

– Мы уже давно отправили на Землю основную формулу теории Гообара. Этот пучок радиосигналов сейчас несется в пространстве и дойдет до Земли через два года. Пусть черти нас заберут – разве это не великолепно?

– Картина чертей, которые забирают нас, не кажется мне великолепной, но, если она тебе необходима ко дню рождения, пусть будет так, я согласен, – возразил я. – Инженер, – обратился я к Ирьоле, – почему ничего не делается на корабле? Почему не готовятся к высадке?

– Мы все выполнили ночью. Нам предстоит пройти еще около тридцати тысяч километров, но это расстояние мы будем идти не меньше часа, так как движемся весьма медленно: мы приближаемся к пределу Роша…

– И первым полетит Амета? – спросил я.

– Конечно, Амета, – отозвался, словно эхо, пилот. А инженер добавил, улыбаясь:

– Лететь должен был Зорин, но он уступил свое право Амете в виде подарка ко дню рождения.

– Я надеюсь все же, что у всех нас будет возможность поразмять кости на настоящей твердой земле? Ты подумай только, восемь лет чувствовать металл под ногами… Может быть, астронавигаторы смилуются над нами?

– Смотрите, – негромко сказал Амета. Бурую поверхность планеты прорезали трещины. Все на ней казалось неподвижным, мертвым; но, всматриваясь внимательно в плоские равнины, можно было заметить, как по ним медленно движутся сероватые пятна; это было очень похоже на пыльные бури.

Палуба наполнилась людьми; «Гея» двигалась все медленнее, как бы размышляя, опуститься ли ей на поверхность планеты или нет.

– Надо собираться, – сказал Амета и улыбнулся. Я заметил, что у него совсем седые виски. Свет Карлика покрыл их яркой рубиновой краской.

– Надо собираться, – повторил он. – Я отправляюсь в другой мир, но не прощаюсь: скоро вернусь!

Амета находился в разведывательном полете три часа, после чего сообщил: