Ассистентка Злодея - Мерер Ханна Николь. Страница 31

Эви принесла своё детство в жертву, но это была небольшая плата за то, что она подвела свою семью, маму, Гидеона. Она гадала, не поэтому ли выросла такой порывистой и упрямой. Она должна была перерасти свои детские черты. Но вместо этого застыла, как бутон, который срезали, не дав распуститься.

Папа вдруг испуганно попытался вскочить на нетвёрдые ноги:

– Лисса ещё дома? Не хочу её пугать. Она так радовалась, что я поправляюсь.

– Она уже ушла в школу, – успокоила его Эви. Она закинула его руку себе на плечо и проводила в спальню. – Папа, не забывай о себе, пожалуйста. Если не ради себя самого, то ради Лиссы.

Эви заботливо уложила его, накрыла одеялом и открыла ящик комода. Быстро нашла бутылочку с лекарством и отмерила несколько капель.

– Пей, – скомандовала она.

Через несколько минут лекарство подействовало, у папы начали закрываться глаза.

– А ты почему не на работе, дорогая?

Эви уселась в мягкое кресло у постели и укуталась в вязаный плед.

– С боссом поругалась, – ответила она, радуясь, что хотя бы здесь можно не врать.

Он поджал губы.

– Что бы там ни было, уверен, всё не так плохо. – Он улыбнулся. – Можно и сходить извиниться.

Эви постаралась не обращать внимания, но её задело, что папа сразу решил, будто виновата именно она.

– Боюсь, это вряд ли поможет.

Папа с сомнением покосился на неё, глаза у него закрывались.

– Послушай старика: говори правду. – Он ещё раз откашлялся, прижал руку к груди, глядя куда-то вдаль. – Честностью столько всего можно исправить, если только хватит смелости. Хотел бы я быть честнее с твоей матерью.

Эви удивилась, что он упомянул маму.

– Я… Ты раньше не говорил о маме.

Отец печально улыбнулся Эви, и у неё заныло в груди.

– Даже сейчас больно вспоминать, что мама сделала с твоим братом. Что могла сделать с тобой и Лиссой.

– Пап, вряд ли она тогда хотела нам навредить.

После рождения Лиссы у мамы пробудился магический дар – вспышкой божественного сияния. Боги благословили Нуру Сэйдж силой звёздного света. Этот дар был так чист и редок, что, когда к ним приехал специалист по магии, он привёз поздравления лично от короля Бенедикта. Но то, что поначалу казалось благословением богов, привело к гибели их семьи.

Последовавшие за рождением Лиссы месяцы были полны нескончаемой печали. Мамин дар будто высасывал из неё жизнь до последней капли, даже румянец сбежал со щёк. Отец пытался отвлечь её, облегчить ношу. Гидеону следовало сосредоточиться на школе – Эви тоже хотелось бы, но Гидеон этого не знал. Он был из тех братьев, которые отдадут тебе игрушку, если заметят, что тебе хочется с ней поиграть. Эви понимала: он всё ей отдаст, только попроси, поэтому она не просила.

А потом всё стало ещё хуже.

– Даже вспоминать тот день не хочу. – Отец горько скривился, потом его лицо разгладилось. – Я работал, когда мама потащила вас на одуванчиковый луг, и я до конца дней своих буду жалеть, что ушёл на работу пораньше.

Когда мама наконец поднялась на ноги, она привязала Лиссу к груди шарфом. Глаза у неё были бешеные, но она ожила. Поэтому Эви и Гидеон согласились прогуляться с ней к месту, которое до рождения Лиссы любили больше всего. Мама была такая красивая. Загорелая кожа блестела в лучах утреннего солнца, мама подвела глаза и накрасила губы красным.

– Ей хотелось поиграть с магией. Вот и всё, – практически прошептала Эви.

От маминой магии одуванчики начинали светиться, и свет колыхался вместе с цветами. Она сотворила шар из звёздного света и попросила Гидеона поймать его.

Эви смотрела, как брат бежит по лугу, и слишком поздно заметила, что шар света всё растёт и растёт. Никто ни о чём не подозревал, пока луг не заполнили крики Гидеона, а на месте, где он стоял, осталась лишь выжженная земля.

– Она убила твоего брата! – возразил отец с таким жаром, что она едва не съежилась.

Это была правда. Эви не сомневалась, что мама не хотела, но она действительно убила его. Он умер на месте, и Эви рухнула, истерически крича. Она обеими руками вцепилась в землю и не поднималась, пока не услышала плач Лиссы. Её маленькая сестра лежала рядом в мамином шарфе.

А мама ушла.

Крепко зажмурившись, Эви тяжело вздохнула, мечтая, чтобы хватка на сердце ослабла.

– Ты её ненавидишь, пап?

По шершавой щеке отца скатилась единственная слеза.

– Иногда мне хочется, чтобы это было так. – Он вытащил из-за пазухи медальон, потёр его. – Она подарила мне это, когда мы познакомились. Я ношу его, потому что всё равно скучаю.

– Я иногда тоже.

Она скучала по маминому смеху, по теплу, которым она наполняла дом, но больше всего – по тому, что было до…

До того, как жизнь стала труднее, до того, как обстоятельства стали невыносимыми, до того, как Эви безвозвратно изменилась. Кем она была десять лет назад?

Отец будто бы размышлял над тем же вопросом.

– Будет нам уроком, Эви: береги сердце, его так легко разбить.

Мысли заполнил образ Тристана, Злодея. Она задумалась, сколько ещё хранила бы этот секрет, если бы не уволилась, сколько ещё раз смотрела бы на самых дорогих людей и врала бы им.

Эви вспомнила, как пару лет назад Лисса разбила вазу на подоконнике и сестры Сэйдж сидели бок о бок и склеивали осколки.

Но все труды были напрасны.

Месяц-другой спустя вазу задела Эви и опрокинула снова, и ваза разбилась во второй раз.

– Склеим? – предложила Лисса.

– Нет, дорогая, – вздохнула Эви. – Один-то раз трудно починить. Боюсь, во второй раз не стоит и надеяться.

Они выбросили черепки.

Она умом и сердцем задержалась на этом случае, пока дыхание не участилось, а волосы не прилипли к вспотевшему лбу. Слишком много она лгала. Одно дело – жить двойной жизнью, но совсем другое – когда ей не доверяют, когда её мнение, её преданность ничего не стоят.

Самое сложное и изматывающее, что приходилось делать Эви, – постоянно бороться за своё место в жизни, за важное место.

А она в самом деле вымоталась: всё болело, веки отяжелели, так что она устроилась в удобном кресле и закрыла глаза.

Какое-то время спустя она резко проснулась от стона отца. Вскочила, склонилась над ним. Его глаза были закрыты, с бледного лица сбежали все краски.

– Пап?

– Тихо, тихо. Ещё поживу. – Отец слегка улыбнулся и открыл голубые глаза.

– Не смешно, пап.

Они оба всё равно рассмеялись, и Эви взяла его за руку и поцеловала тыльную сторону ладони.

Папа был борец. Когда брат погиб, а мама ушла, он с головой ушёл в работу в мясной лавке, чтобы удостовериться, что двое оставшихся детей ни в чём не будут нуждаться. Дома он появлялся реже, но это было ничего. Эви он нанял репетитора, чтобы не ходить в школу и не общаться с другими деревенскими девочками, которые напоминали о прошлом, с девочками, у которых, кажется, не осталось с Эви ничего общего.

Вот что сделала с семьёй эта трагедия: изолировала их. Только отец всё ещё будто не возражал против общества живых, у него в деревне было много друзей, которые утешали его в последовавшие месяцы и годы. А Эви не отказалась бы жить среди призраков.

Лисса выросла лёгкой и общительной, она очаровывала всех, кому попадалась на глаза; трагедия, которую она застала младенцем, не затронула её, а Эви осталась какой была. Странной.

Она всегда говорила не к месту. Её разум и мысли не были заточены под вежливую беседу. Из-за этого любая попытка общения вызывала в ней такую тревогу, что в итоге она просто бросила эти попытки, бросила жить.

Когда отец заболел, стало только хуже. Больше поводов похоронить себя в делах вместо того, чтобы позволить быть самой собой. Пока она не начала работать на Злодея.

Забавно, что человек, который имел прямое отношение к смерти, будто бы вернул её к жизни, но теперь и этому пришёл конец. Эви ждал медленный откат к прошлому, пока вся она не обратится в пепел, как обгоревшие одуванчики.

В глазах защипало от слёз, но Эви сморгнула их и широко улыбнулась папе.