Травоядный. Том II (СИ) - Белин Лев. Страница 3

С этим меня швырнули в дверной проём словно уличного котёнка, забравшегося на кухню! Я кувыркнулся и распластался на полу словно звезда! В потолке светились белые камушки, подобные тем, что я видел в древнем языческом храме.

— Зачем же так грубо⁈ — послышался возмущённый голос, молодой, нахальный.

Я повернул голову и увидел кожаные сапоги под тигриную лапу, полированные, покрытые выбитыми узорами. И следом протянутую ладонь, полосатую и далеко не массивную.

«Иди-ка на хер», — подумал я и встал своими силами, пусть и не без труда.

Одежды на мне всё ещё не было, а большую часть тела покрывали пропитанные засохшей кровью повязки. Я расправил плечи, словно не беспокоясь о том, что сверкаю голой задницей, а достоинство похоже на испуганную черепаху. Холодно же. Перед мной стоял высокий тигрид, может, даже моего возраста. Весь расфуфыренный, расшитый камзол, подвязанный шёлковым кушаком. Морда как у наглого кота, шерсть лоснится, блестит нетронутая физическим трудом. От него пахло по-женски, цветами и пряностями.

«И вот это вот будет меня допрашивать? Серьёзно? — подумал я и тут же сглотнул. — А с другой стороны, был бы полуголый бугай весь в шрамах. Я бы хоть знал, насколько хорошее у него воображение: пару раз под дых, пару по голове и немного ногами бока помять. А такие… никогда не знаешь, что у них на уме».

— Присаживайся, — сказал тигрид и указал рукой на стальной стул перед широким стальным столом.

Я молча сел и поёжился от холода стали. Он сел напротив и уставился на меня. В его глазах не было ни хищного азарта, ни угрозы. Мои желваки напряглись, я быстро огляделся. Комната не сильно отличалась от моей камеры, за исключением светящихся камней в потолке, стульев, стола и нескольких вещей, лежащих на нём, на самом краю: сложенный кожаный плащ; плотная кожаная скрутка с двумя ремешками, потёртая, часто используемая; и небольшое блюдце с нарезанным белым персиком.

«Не самые приятные предметы, — подумал я, чётко представляя, что находится в скрутке и зачем плащ. — И куда хуже от понимания, зачем тут персик… Хотя какая мне разница, всё равно к этому придём».

— Начнём, — сказал тигрид и положил ладони на стол. — Моё имя — Михаэль. А твоё?

— Изиншмидт-Хаутауэр, — назвал я самое бредовое имя из тех, что сумел вспомнить. — Или назвать полное?

— Я понял, — выдохнув, сказал он, поджал губы и легонько кивнул.

Я тут же почувствовал, прикосновение руки к правому плечу. С размаху выкинул левую наотмашь, и её тут же перехватили! Я оттолкнулся ногами, но ощутил, будто впечатался в стену! И затем меня втемяшили мордой в стальную столешницу!

— Ладно! Ладно! — закричал я. — Всё скажу!

— Стоп! — приказал тигрид. — Слушаю.

— А… Ты не мог бы назвать имя парня, забравшего твою девственность? Мы с ним тёзки.

Меня приподняли и вновь впечатали в сталь, скулу рассекло, глаз начал заплывать. И вновь! По лицу потекла кровь из разбитой брови, оставляя на столешнице мой автопортрет, сразу после того, как ещё раз вдолбили в стол! Я ощущал, как вмятина приобрела очертания моей заячьей головы.

— Кладите его. — приказал тигрид.

Из-под меня выдернули стул, схватили за лодыжки и закинули с грохотом на стол! Один потянул за руки, другой за ноги. Я сжал челюсти, тяжело дыша сквозь зубы! Попытался потянуть, но хватка оказалась стальной, не двинуться!

«Мы бы всё равно к этому пришли бы, — подумал я, щурясь от света, — Зачем ждать?»

Тигрид встал, я вывернул голову, наблюдая за ним. Он снял камзол и кинул тот на спинку стула. Начал медленно закатывать рукава, не теряя ухмылки.

— Тебе бы лучше не раздеваться, а то тут холодно — простудишься, — посоветовал я.

— Шутить в подобных условиях… — проговорил он и вальяжно пошёл вдоль стола, — Нужно быть либо конченым тупицей, либо самоубийцей. Но я не сомневаюсь, что ты не относишься ни к одной из этих категорий.

Он развернул длинный кожаный плащ, лежавший на столе, надел и принялся затягивать многочисленные ремешки и пуговицы.

— Заяц, убивший двух патрульных и надзирателя, сумевший организовать побег и снявший кандалы, — он взял кожаную скрутку и пошёл в сторону моей головы, — Ты неглуп. И не слаб. По крайней мере для зайца. И делаешь вид, будто не боишься меня, смерти, боли.

Он расстегнул ремешки на скрутке и развернул её прямо напротив меня. В глаза бросились яркие, полированные инструменты: щипцы и зажимы, ножи и молоточки, пилы. Мечта садиста.

— Но ты ведь уже всё понимаешь, да? — спросил он, смотря мне в глаза и одновременно нежно проводя пальцами по скальпелю.

— Естественно. — ответил я с беззаботной физиономией, чётко осознавая, что ближайшие часы будут незабываемыми, — Ты еб*чий извращенец, садист и, возможно, импотент. Ведь иначе я не могу объяснить тягу к подобным увлечениям. Даже если бы я назвал тебе имена моей кошки, троюродной бабули и твоего женоподобного портного, ничего бы не изменилось, — ответил я с издевательской улыбкой.

— Ну-у… Вообще мне стоит сказать: мол, всё было бы не так. Но я не буду этого делать. Ведь мне впервые попался такой рассудительный и дерзкий гость, — проговорил он с нежностью, вытаскивая скальпель, — Неужели ты не боишься умереть? Это же противоестественно. Каждое, даже самое жалкое существо, в первую очередь стремится выжить, — спросил, наслаждаясь своим отражением в полированном лезвии.

— Дело в том, самовлюблённый ты мудак, что вы меня не убьёте. Иначе на краю стола не стояла бы тарелка с белым персиком. Ты будешь меня истязать, мучать, как только сможешь, но только не убьёшь. Я вам ещё нужен. Гвоздь вашего злое**чего турнира! — выплюнул я.

— Тц…! Ну так неинтересно! Всё удовольствие испортил! — расстроенно бросил он, положив скальпель, — Но… тебе стоит знать, что как только я закончу с тобой. — он оскалился жуткой ухмылкой, — Я займусь зайчихой, что была с тобой, — он резко приблизил ко мне своё лицо, щёку опалило звериное дыхание, — Она-то и проверит — импотент ли я… — он лизнул меня в щёку.

Клац! Я дёрнулся, щёлкнул зубами, попытавшись откусить его мерзкий язык! Но он быстро отпрянул!

— О-хо-хо… какие мы агрессивные! Нечего, сейчас мы поубавим твой пыл! — он вновь взял скальпель.

— Прежде чем ты начнёшь, — прорычал я, — Знай, я выберусь! И тогда ты пожалеешь, что я был на этом столе! И даже твои самые смелые фантазии покажутся тебе детскими мечтами… — в конце я шипел и улыбался широко.

Он на мгновение изменился в лице, улыбка исчезла с лица.

— Нет, заяц, ты никогда не выберешься, — сказал он без веселья в голосе, — Приступим.

Следующие часы он резал меня, жёг огнём, разбивал конечности в мясо. Смеялся, много. Они сажали меня на стул, и он вновь задавал вопросы. А я слал его на хер! И всё повторялось заново. Весь его плащ был покрыт моей кровью! Стол стал липким и скользким, комната провоняла сладким металлическим смрадом! И только когда я уже не мог говорить, а сердце было готово разорваться от боли. Он останавливался и запихивал мне в глотку мякоть белых персиков, и меня оттаскивали в мою камеру. Там я лежал в беспамятстве, содрогаясь от боли, что превратилась в сплошной гул! Мне приносили еду, но я не мог есть из-за сломанных пальцев. Но они измельчали её, смешивали с водой и заливали в меня.

И как только я достаточно восстанавливался, меня вновь тащили на тот стол. Он всегда был чистым, как и каждый инструмент из проклятой кожаной скрутки. Тигрид задавал вопросы, я слал его на хер! И вновь оказывался на столе. Всё повторялось по накатанной. Я хрип от собственных криков! Разум отказывался хоть что-то понимать, бесконечно находясь в плену боли. Даже говорить я почти не мог под конец очередной встречи. Только одно слово слетало с моих губ: «Убью». Спокойное, равнодушное и неотвратимое.

Я не знаю, в какой момент я начал рассказывать. Всё смешалось в единое нескончаемое пятно пыток. Мой разум уже не ведал, что происходит, только тело желало, чтобы это прекратилось. И я не контролировал себя. Он узнал всё, с каждой встречей всё больше. Я рассказал ему о Хорте и Миллисе. Рассказал, что убил Ронта и Тату. Всё! Каждый элемент плана, каждый свой шаг!