Фрунзе. Том 4. Para bellum. Страница 15

Месяца с начали травли не прошло, как в газетах резко изменился тон оценок. И де Голль из проходимца и бестолочи превратился в национального героя Франции. В том числе и потому, что выбранная им стратегия «оправдания» пришлась по душе очень многим.

И вот он вновь сидел на заседании Высшего совета обороны.

И было совсем не скучно.

Перед Советом обороны стояли такие глобальные задачи, как определение главных угроз национальной безопасности и способов их парирования. Иными словами – где, с кем и как Франции, вероятно, предстоит сражаться.

На суше на европейском театре боевых действий главной угрозой получался Союз. После того как он фактически унизил военные элиты Франции в Польше, стало ясно – продолжение данного конфликта неизбежно. И к нему нужно готовиться. Более того, Фрунзе, выступавший лидером Союза, явно продемонстрировал, что политический аппетит у него отменный. На зависть многих.

Как с ним бороться?

Делать новые танки. Среди прочего.

После сокрушительного разгрома англо-французского танкового кулака под Минском весьма скромными силами АБТ Союза требовалось найти решение. И после очень непродолжительного размышления генералы пришли к вполне очевидным выводам по усилению броневой защиты и повышению могущества орудия.

Тут очень к месту оказалось и то, что в 1927 году завершилась разработка Renault NC-27, то есть варианта FT-17 с броневыми плитами толщиной 20–30 мм, расположенными под рациональными углами наклона, из-за чего в лобовой проекции у данного танка не имелось мест с приведенной броней меньше 28-мм.

Этого в целом было недостаточно для защиты от 76-мм легкой гаубицы Союза. Точнее, погранично. Но выход на 35–40-мм был несложен. Особенно сейчас – когда появились внятные бюджеты и политическая воля.

Орудие, правда, у NC-27 никуда не годилось. Оно ни пехоту поддержать не могло, ни танки Союза поразить. Разве что в борт и на малой дистанции. И прямо сейчас Высший совет обороны дебатировал на тему, чем этот танк вооружать. Разброс мнений получался колоссальным. Предлагали и 25-мм опытную пушку, представленную генералитету [29], и 37-мм зенитное орудие [30], и 37–47-мм пушки Гочкиса [31], и многое другое.

– Месье, – не выдержал де Голль, уставший от пустых дебатов. – Не понимаю, отчего вы так сейчас ругаетесь? Вы разве не понимаете, что NC-27 – это временное решение? Поставим, что будет проще, из того, что более-менее подходит. И займемся созданием нормального, современного танка. Вы ведь, я надеюсь, понимаете, что в Москве прекрасно просчитают наш шаг и постараются его парировать новыми разработками?

– Да, но… – начал было один генерал, но скосился на своего усмехающегося оппонента, сидящего напротив, и осекся, замолчав. Де Голль зашел с козырей и сейчас душнить не имело никакого смысла – свои же задавят. В конце концов, новые танки – это новые бюджеты. Куда более интересные, чем на доработке уже существующей модели.

– Быстрейшая доработка NC-27 и запуск его в серию – задача номер один. Просто потому, что без него у Франции, по сути, и нет танков. Но, месье, нам куда важнее обсудить другое. А именно – как и что Франции потребуется после. Каким будет новый легкий кавалерийский танк, новый танк сопровождения пехоты, новый средний танк, новый тяжелый танк. А также о тех противотанковых средствах, какими нам следует вооружать пехоту. Ибо без них она перед бронетехникой совершенно беззащитна.

И генералы с увлечением занялись придумыванием новых танков. Исходя из своего понимания этого вопроса и доступных бюджетов. Тем более что с 1921 года уже шла разработка тяжелого танка B1, который позволял в теории получить инструмент надежного прорыва советской обороны. Про него вспомнили все и сразу. В оригинальной истории его из-за крайне скромного финансирования допиливали очень долго. Но здесь 1 декабря 1928 года его прототип уже прошел ходовые испытания и отправился на доработку. И доработка эта шла полным ходом. Так что, о чем поговорить, имелось в достатке.

Во всяком случае, наблюдавший за всем этим делом Шарль де Голль вполне был удовлетворен своим положением и занятием. Будет ли большая война с Союзом или нет – неясно. Но это и неважно. Важно только то, что французская армия к ней готовится, возрождаясь. И надо сказать, не только тут. Ибо в газетах на волне всеобщего оптимизма статей пацифистского характера поубавилось.

Более того, пошли попытки публичной дискуссии со статьей Муссолини. Дескать, ничего подобного, французская армия – главный гвоздь отгремевшей Мировой войны. И именно она показала себя лучше всего. Лучше немецкой и даже, прости господи, русской, которая выставлялась там чистым позорищем, что держало фронт только потому, что до нее никому не было дела.

Причем материалы эти в газетах шли не только с огульными обвинениями и громкими репликами спекулятивного характера. Но были и вполне трезвые аналитические обзоры. Где указывалось, сколько и каких войск стояло. Каких успехов они добивались. И многое другое…

Аналогичные комиссии и заседания шли по другую сторону Ла-Манша. Только англичане, в отличие от французов, больше были озабочены вопросами флота и авиации. Ведь в случае чего они могли отсидеться на острове. При условии недопущения десанта. А французы – нет. Так что в Париже все военные шишки бегали ужаленными ежиками, одержимые вопросами обновления армии. Сухопутной. А именно пехоты, танков, артиллерии и даже кавалерии… ну, в том виде, в котором они ее теперь видели. А успешное применение Москвой велосипедных отрядов и моторизованной пехоты при тотальном провале польской кавалерии заставило французов сильно пересмотреть свои взгляды на этот счет.

В Лондоне же медленно и явно с изжогой переваривали сведения о том, как советская авиация ударами по железнодорожным узлам развалила фронт наступления. Буквально парализовала. О том, как с одного налета оказался на довольно длительное время выведен из строя порт Данцига…

О!

От этого у англичан не просто болело. У них пылало. Ведь волей-неволей они проецировали это на себя и понимали, насколько они уязвимы.

Да и стремительное уничтожение советской авиацией самолетов Альянса подливало масла в огонь. Конечно, французы тоже на это обратили внимание. И также занимались самолетами. Но в куда меньшей степени, чем сухопутными войсками. Да и оценки лайми разнились с французскими. Они в наземной операции сводили успех РККА к определенным тактическим успехам и случайностям. Более того, обладая достаточно крепкими аналитиками, они пришли к выводу, что для Фрунзе кампания 1928 года была чистой воды авантюрой. И реально он не обладал ресурсами для не только достижения военного успеха, но и даже для крепкой обороны. Его ударные силы должны были раздергать и растащить по разным направлениям. Где их и ждал благополучный выход на вечное упокоение.

Но человек предполагает, а Бог располагает.

И в целом определенное везение позволило Михаилу Васильевичу «затащить катку». Более того, даже тылы уберечь от восстания.

Эти выводы заставляли крепко усомниться в том, что нужно было, так вот закусив удила, как французы, «качать» танки. И уж тем более не бегать в лихорадочных попытках найти способ для запуска в производство «советских водопроводных труб»: самозарядного карабина и легкого пулемета под патрон 6,5 × 40. Собственно, англичане в сухопутном корпусе Войска Польского не состояли в хоть сколь-либо значимом числе, поэтому к этому советскому оружию продолжали относиться крайне скептично. Как и к очень многим решениям Фрунзе.

В Москве тоже не сидели без дела.

Просчитать реакцию Парижа с Лондоном было несложно. Тем более что агентурная сеть, оставшаяся после роспуска Коминтерна, не только жила, но и потихоньку развивалась. И бешеную активность того же французского генералитета прозевать было технически невозможно.