Семьдесят два градуса ниже нуля. В ловушке. Трудно отпускает Антарктида - Санин Владимир Маркович. Страница 66

— Ты что, серьезно, Николаич? — удивился Бармин.

Семенов уловил взгляд Гаранина: в нем были гордость и восхищение.

— Из двух дизелей будем собирать один, — повторил Семенов. — Это не шутка, Саша, это приказ.

— Приказ — штука серьезная. — Бармин насупился. — Приказ нужно выполнять. И все-таки, Николаич, дай слово.

— Говори.

— Помнишь, как мы начинали здесь первую зимовку?

— Еще бы, Саша.

— Нас пришло сюда вместе с походниками двадцать пять человек. Жили мы в натопленных балках, на работу выходили сменами, по часу. По часу, Николаич! И то далеко не все выдерживали, кое-кого приходилось освобождать. Ничего не преувеличиваю, Андрей Иваныч?

— Ничего, Саша. Ты даже рисуешь, пожалуй, слишком розовую картину.

— На собрании положено сидеть в тепле, — заметил Филатов. — До печенок пробирает. Запустить АПЛ, что ли?

Мощное пламя авиационной подогревальной лампы быстро согрело воздух в небольшом помещении дизельной электростанции. На потолках и на стенах растаял иней, запотели окна. Но дышать стало заметно труднее: и бензин не сгорал полностью, и слишком много кислорода съедало пламя. Пришлось настежь распахнуть дверь.

— Баш на баш. — Дугин махнул рукой. — Антарктиду не натопишь.

— Говори, Саша, — напомнил Семенов.

— Начало первой зимовки не в счет, — продолжал Бармин. — Мы создавали станцию на голом месте, и другого выхода у нас не было. А потом, Николаич, по нашему с тобой предложению было решено так: каждая новая смена, прибыв на Восток, получала неделю на акклиматизацию. Лучше бы, конечно, дней десять, но это уже непозволительная роскошь. И первую неделю на Востоке никто не имел права работать — напрягаться и делать резкие движения, поднимать тяжести. А кто нарушал — харкал кровью и выбывал из строя. Не лакирую действительность, Андрей Иваныч?

— Нет, Саша. — Гаранин невесело усмехнулся. — Теперь ты художник-реалист.

— Дальше. Нам нужно из двух дизелей собрать один: размонтировать крышки цилиндров и открутить две дюжины этих гаек, которые приросли намертво к болтам. Чепуха! Пустяк для пяти здоровых мужиков. Детская игра! Где угодно, но не на Востоке… Мы еще не приступили к работе, а у всех одышка, усиленное сердцебиение, кое у кого сильная головная боль. Это в спокойном состоянии! Веня — взгляните! — уже сейчас похож на утопленника. Брось курить, натяни подшлемник, лопух!

Бармин перевел дух.

— Прости, Николаич, во мне вдруг проснулся врач. Пойми, не успели мы акклиматизироваться, в этом все дело. Сорвемся!

— Ты прав, не успели, — согласился Семенов. — И что же ты предлагаешь, Саша?

— Прошу, требую как врач: отмени свой приказ!

— Что же ты все-таки предлагаешь, Саша? — настойчиво повторил Семенов.

— Не приступать к работе. Нагреть, скажем, медпункт, переждать до утра в спальных мешках. А утром, как прилетит Белов, возвратиться в Мирный, привезти оттуда всех людей, новые дизели и монтировать их общими силами. Не одной, а тремя пятерками!

— Предложение дельное. — Гаранин подошел к двери и прикрыл ее. — В нем есть лишь один недостаток.

— Какой же?

— Оно неосуществимо.

— Почему?

— В Мирном пурга.

В наступившей тишине Бармин тихонько присвистнул.

— Точно?

— Я тебя когда-нибудь обманывал, Саша? — мягко спросил Гаранин.

— Простите, забыл о приемнике…

— Белов летит в пургу, — сказал Семенов. — Если боковой ветер и видимость позволят, то сядет в Мирном. Закроется Мирный — примут австралийцы на Моусоне.

— А на Восток его завернуть нельзя? — подал голос Филатов.

— У нас есть уши, но нет голоса. Для передатчика нужна энергия.

— Выходит, будем загибаться?

— Лично я не собираюсь, Веня, и тебе не советую, — проговорил Гаранин.

— Тогда другой вопрос, — упрямо рубил Филатов. — Ну, дизеля нам подложили свинью, это понятно. Как пишут в газетах, нелепая и досадная случайность, стихийное бедствие и прочее. А какого лешего мы отпустили самолет? Что он, подождать не мог, пока мы дизеля отогревали, развалился бы на полосе?

— Нет, Веня, он бы не развалился. — Семенов посмотрел на Филатова. — Он бы просто не смог взлететь из-за переохлаждения двигателей. Разогреть-то их нам было бы нечем. Так что летчики, к сожалению, ждать не могли. Только поэтому, Веня, ты и остался на Востоке.

— Я? — Глаза Филатова потемнели. — Почему один я?

— Мне почему-то кажется, что все остальные не улетели бы в любом случае.

— А ведь это уже вроде оскорбление, отец-командир… Выходит, я трус?

— Выходит, так. Еще пуля не просвистела, а ты готов загибаться.

— Я?

— Ты.

— Но ведь это же я так, ребята. — Филатов растерянно оглянулся, — в переносном смысле…

— Посмотрим.

— Знаешь, Николаич, я не улавливаю логики, — сказал Бармин. — Ну, Веня просто брякнул чушь, у него слово частенько опережает мысли. А я — трус?

— Что ты, дружок.

— Может, паникер?

— И такого за тобой не припомню.

— Но ведь я тоже считаю, — медленно и раздельно произнес Бармин, — что все мы должны были бы отсюда улететь!

— Если бы да кабы… — отмахнулся Дугин. — Чего время на душеспасительные разговоры терять, приказано — давайте работать.

— Из тебя бы трактор хороший вышел, — буркнул Филатов. — Послушный воле и руке человека.

— А ты…

— Помолчите! — остановил их Бармин. — Где же логика, Николаич?

— Хорошо, Саша, будем разбираться. — Семенов зябко повел плечами, прошелся по дизельной. — Представь себе, что мы возвратились в Мирный. А там пурга, и сколько она продлится — один антарктический бог знает. Ну, допустим, неделю. Учти, это уже будет середина февраля! И вот пурга закончилась, стали мы перевозить на Восток дизеля — за три рейса один, и шестнадцать человек, да еще продукты для них, спальные мешки. Еще неделя — это если погода летная. А на Востоке уже не сорок пять, как сегодня, а много за пятьдесят! Где эти люди будут жить? И не два-три дня, а полтора месяца, пока не смонтируют на новых фундаментах новые дизеля. Где, Саша? Мы-то их собирались монтировать в тепле и потихоньку, пока вот эти, — Семенов похлопал рукой по корпусу дизеля, — наш тыл будут обеспечивать!

Семенов отдышался.

— Без этого тыла новых дизелей нам не поставить, Саша, спроси механиков, подтвердят. Вот и выходит, что улететь отсюда с Беловым — значит поставить на Востоке крест.

— Ты прав, Николаич, — тихо произнес Бармин. — И я — тоже.

— Правда только одна бывает, друг мой.

— Хотя я и трус, — Филатов с вызовом посмотрел на Семенова, — а даром хлеб есть не привык! И залезать в спальный мешок, как Волосан, не собираюсь. За дело, что ли.

— Вот это разговор! — поддержал Дугин. — Гайки, Веня, бензинчиком полить надо, прикипели. Тащи инструменты!

— Погоди. — Бармин жестом остановил Филатова. — Для успокоения совести, Николаич, послушай Мирный!

— Хорошо, идемте.

Через холл и кают-компанию люди прошли в радиорубку. Семенов включил приемник, откинул капюшон каэшки, надел наушники и повертел ручку настройки. В мертвой тишине отчетливо послышалась морзянка.

— Это Белов. — Семенов сжал руками наушники. — Над куполом ясно… Пролетели Комсомольскую… Мирный в эфире… Ветер усиливается… Боковой пятнадцать метров в секунду… Видимость сто метров… Белов… Пока держу курс на Мирный… Конец связи.

Никто не проронил ни слова.

Семенов снял наушники, выключил приемник, набросил на батареи спальный мешок.

— Женя, сколько времени займет перемонтаж? Примерно.

Дугин задумался.

— Трудно загадывать, Николаич, — нерешительно сказал он. — Как считаешь, Вень?

— На материке часов бы за пять сработали.

— То на материке… Ну, сутки, не меньше. Да еще емкость для охлаждения дизелей делать взамен лопнувшей.

— Понятно. — Семенов поднялся со стула. — Если кто хочет сказать — говорите. Но покороче.