Разлучница - Леманн Кристина. Страница 23

— Роня, только не надо так! — хрипло произнес Фальк. — Ты не должна говорить мне такое. Поняла? А своей матери можешь передать: если она еще хоть раз скажет, что я… — Он замолчал, тяжело дыша.

Роня побелела и уставилась на него огромными глазами Лауры.

— Я тебя ненавижу! — внезапно закричала она. — Ты такой подлый! — Девочка соскользнула со стула и выбежала из комнаты.

Фальк провел обеими руками по волосам. Что же он снова натворил? Сколько он ее знал, Роня впервые проявила интерес к чему-то другому, не считая мороженого и печенья, а он все испортил.

Жасмин была, наверное, права, и он действительно плохой отец. Ему было девятнадцать лет, когда он покинул Германию, а Роне — всего лишь полгода. Фальк узнал ее, когда девочке исполнилось почти семь. Первое время, когда он приходил к Лауре в гостиницу, дочь пряталась от него и не хотела идти с ним. Да и Лаура всячески возражала против их общения, так как ей казалось, будто ребенок становился агрессивным после каждой встречи с отцом. Не Фальк, а старик Розеншток пригрозил Лауре подать жалобу в суд по делам несовершеннолетних, если она и дальше будет препятствовать общению дочери с ее родным отцом. Было очевидно, что Понтера Розенштока не так волновала внучка, как боязнь того, что его сын будет уклоняться от отцовских обязанностей.

Фальк вздохнул и сел за компьютер, чтобы выключить его, но потом зашел на страничку своего почтового сервера.

Пока компьютер гудел, он снова выглянул из окна, чтобы посмотреть на лужайку за домом.

Жасмин и его брат все еще сидели там, весело о чем-то болтая. Она оживленно жестикулировала. На лице Северина была легкая, слегка глуповатая улыбка. Если бы Фальк не был так слеп в том, что касалось моды, то заметил бы, что под джинсы Жасмин надела коричневую приталенную вязаную кофточку, которая как нельзя лучше подчеркивала ее фигуру. В его голове вдруг мелькнула смутная мысль: «Она просто так не отступится». Но уже через минуту, когда он перевел взгляд на монитор, ему было бы трудно вспомнить, какого же цвета одежда у Жасмин.

Потом Фальк вспомнил о «Santa Lucia», и это моментально омрачило его мысли. Он просмотрел свою электронную почту, ответил на пару писем и закрыл все программы. Снова выглянув в окно, он увидел, как Жасмин положила руку на стол, а Северин накрыл ее своей ладонью. На мгновение оба застыли, а потом Северин, бросив быстрый взгляд на дом, убрал свою руку.

— Дурак! — пробормотал Фальк, не отдавая отчета тому, что он хотел сказать. Экран еще не успел погаснуть, как открылась дверь и в комнату вошел отец.

— А, вот ты где…

Фальк сжал губы, чтобы, объясняя, почему он оказался в его кабинете, не ляпнуть ничего лишнего.

— Разумеется, ты можешь пользоваться моим компьютером, — сказал Гюнтер Розеншток, взявшись за дверную ручку. — Но было бы лучше, если бы ты сначала ставил меня в известность.

Фальк медленно поднялся из удобного кресла. Если отец не собирался задерживать его, то должен был убрать руку и пройти в кабинет, но, судя по всему, он не хотел этого делать. Помедлив, Гюнтер посмотрел на Фалька и заявил:

— Если ты нуждаешься в рабочем кабинете, то, наверное, тебе следовало бы подыскать какую-нибудь квартиру.

Фальку нечего было возразить, так как он и сам подумывал о собственном жилье и даже пытался найти что-нибудь подходящее. Он сделал шаг к двери и почувствовал, как его тело невольно напряглось. Отец поспешил убрать руку, чтобы не мешать ему пройти. Фальк усмехнулся: блокада была прорвана, проход к двери освобожден. Но в ту же секунду он устыдился. Неужели он, молодой, крепкий мужчина, угрожал отцу силой своего тела, пусть это и было чисто символически?

— Тебе не кажется, — продолжал Гюнтер Розеншток в своей тихой, но настойчивой манере, — что Роне тоже было бы хорошо, знай она, где ее дом. Конечно, все мы ее здесь любим, но что это за выходные с отцом, если ребенок остается с дедушкой и бабушкой, а отец занимается своими делами? Ты нужен своей дочери. Нравится тебе это или нет, но у тебя есть обязательства.

Фальк молчал, не делая никаких попыток поддержать разговор с отцом.

— Отвечай, пожалуйста, когда с тобой разговаривают, Фальк. Мы же одна семья. Мы должны общаться между собой, если ты этого еще не понял.

— Да, отец, — выдавил из себя Фальк, быстро посмотрел отцу в глаза и тут же отвернулся. Затем он вышел, тихо закрыв за собой дверь.

Понтер Розеншток уселся за стол, снова включил компьютер и погрузился в свои мысли, стараясь не думать о плохом.

Он никак не мог найти подход к Фальку. Чем взрослее становился его младший сын, тем труднее ему с ним было.

Фальк всегда отличался замкнутостью и упрямством. Но когда он был мальчишкой, на него хоть приятно было смотреть. Гюнтер представил черноволосого подростка с живыми черными глазами на выразительном лице. Сколько он помнил, тот всегда был хулиганом. Фальк не избежал ни одной порки, заработал себе не один шрам, не оставил без своего участия маломальской проделки. Даже Северину иногда попадало из-за него. Тот был слишком порядочным, чтобы выдавать своего младшего брата. Он мог только тихо защищаться от желаний Фалька, который беззастенчиво стремился обладать всем, что было у Северина.

За обеденным столом Фальк с азартом спорил за каждый кусок, вызывая у Гюнтера Розенштока неловкость и досаду.

Он сам вырос в многодетной семье и по себе знал, как нелегко жилось после войны таким семьям. Но стол, который накрывала Адельтрауд, всегда был изобильным.

Фальк создавал проблемы везде, где только мог, и им с женой не было ни минуты покоя. То ли из простого упрямства, то ли из-за глубоко спрятавшегося в нем страха или по какой-то другой причине, которую он сам не мог осознать, Фальк постоянно попадал в неприятности.

Учителя жаловались на него. Его успехи в школе были ужасающими. Понтер до сих пор хорошо помнил, как его тринадцатилетний сын стоял перед ним, сжав кулаки и стиснув зубы, — это было еще на вилле в Люнебургер Хайде.

— Как ты вообще представляешь себе свое будущее? — спрашивал он Фалька, но уже тогда этот отчаянный сорванец предпочитал оставлять его вопросы без ответа. Переезд в Пеерхаген сначала пошел ему на пользу. Он устроился в морскую аварийно-спасательную службу и получил удостоверение на вождение разных судов. Казалось, что наконец-то можно было вздохнуть с облегчением, но Фальк так и не угомонился.

Пассивность в отношении будущего, нелюбовь к делу отца, деньги и слишком много свободного времени плохо сказались на нем. Тем временем Гюнтер Розеншток постарел. Адельтрауд, постоянно находившаяся в ожидании плохих новостей о Фальке, невыносимо устала. Каждый телефонный звонок приносил все новые неприятности: то автомобильная авария, то в состоянии опьянения упал в портовый бассейн, то пропал в шхерах Дании. А однажды в доме появились полицейские по случаю одной вечеринки на пляже, во время которой кто-то из парней перебрал наркотиков. Когда ему только исполнилось восемнадцать, Лаура из гостиницы «Хус Ахтерн Бум» забеременела от него. Но Фальку до этого не было дела: он проводил время в увеселительных заведениях. До сих пор никто не знал, сколько денег он просадил в казино в Баден-Бадене.

Когда Адельтрауд и Фальк только вернулись из поездки в Нью-Йорк, Северин переговорил с матерью и сознался, что ему пришлось из ростокской бухгалтерии украсть чеки клиентов на сумму в несколько сотен тысяч марок. Эти деньги он перевел на свой счет, чтобы таким образом погасить карточные долги Фалька. Больше всего Понтера Розенштока бесила трусость Фалька. Если бы он, обладая наглостью, подделал бы подпись на одном из чеков или сделал бы что-то в этом духе, возможно, это как-то подняло его в глазах отца. Но то, что он подставлял старшего брата, вызывало ярость и возмущение. Со слезами на глазах Северин просил отца не трогать Фалька. Он, Северин, был согласен отдать эту сумму из собственной доли наследства. Один раз ему пришлось помочь брату.

Адельтрауд тоже умоляла Понтера не выгонять сына из дому. Он всегда был ее любимцем. К счастью — если в этом случае вообще уместно говорить о счастье, — Фальк был настолько тактичным (или же просто-напросто ему не хватало мужества), что сам принял решение и внезапно исчез. Как будто сквозь землю провалился. Шесть лет о нем никто ничего не слышал. Конечно, Адельтрауд не умерла после случившегося и даже как-то успокоилась. Уже после всего этого Гюнтер должен был простить Фалька. Спустя несколько лет Адельтрауд призналась мужу, что каждые полгода сын посылал ей открытку с острова Кос. По крайней мере, у него хватило ума хотя бы успокоить мать.