История тела сквозь века - Жаринов Евгений Викторович. Страница 8

Но фатализм в Античности не отменяет героизма. Античный человек рассуждает так. Все определяется судьбой? Прекрасно. Значит, судьба выше меня? Выше. И я не знаю, что она предпримет? Не знаю. Почему же я тогда не должен поступать так, как хочу? Если бы я знал, как судьба обойдется со мной, то поступал бы по ее законам. Но это неизвестно, значит, я все равно могу поступать как угодно. Я – герой.

«Илиада» и «Одиссея» Гомера являются героическими поэмами. Они и повествуют нам о героях древности, чьи поступки от них не зависят и являются результатом вмешательства в их телесные оболочки сил божественного или демонического происхождения. Ну а кому подчинены сами боги-демоны? Они подчинены все тому же всесильному Фатуму, у которого слишком много имен, значит, он просто неопределим.

Стихия античной телесности все время будет вести к хаосу и разрушению Порядка или Космоса, чтобы, по воле все той же Судьбы, вновь возродиться из небытия, возродиться во многом благодаря героическим усилиям особой породы людей.

Средние века

Французский историк Эрнест Лависс писал в трактате «Эпоха Крестовых походов», что Средневековье отличалось от предшествующей эпохи тем, что в это время «господствовали над обществом и созидали его следующие три фактора: крупное землевладение, обязанность светских собственников вооружаться и вести войну за свой счет и положение духовенства, как собственника. Общество разделилось на два класса: на массу крестьян, водворенных в крупных поместьях, и на землевладельческую аристократию, состоявшую из двух групп: из военных людей и людей церкви».

Итальянский историк Франко Кардини в книге «Истоки средневекового рыцарства» писал, что основой всей средневековой культуры является рыцарь, или вооруженный всадник: «Накануне европейского Средневековья германцам, последовавшим примеру степных народов и их обычаям, удалось создать религиозно-магическую систему, центральным пунктом которой было единство “конь-всадник”. От Галлии до Испании, повсюду в Средиземноморье это единство христианским миром было принято.».

Рыцарский образ стал основой всей средневековой культуры, ее самым важным символом. Символ словно аккумулирует в себе все частности и представляет мир в конкретной формуле, способной разложиться в бесконечный ряд смыслов. Символ будет подобен математической функции.

Гартман фон Ауэ. Идеализированное изображение средневекового рыцаря. 1310-е

Артур Хакер. Искушение сэра Парцифаля. 1894

Рыцарь представляет собой очень сложный символ. Он состоит как бы из двух основных частей. Начнем с коня.

Франко Кардини в «Истоках средневекового рыцарства» рассуждает: «Пресветлый и божественный символ величия при совершении триумфальных шествий, конь окончательно переходит в разряд залитых потом и кровью средств, при помощи которых обеспечивается вполне конкретный перевес над силами противника во время сражения. Конь был известен греко-римской религиозности как животное и солярное, и хтоническое, героическое и погребальное. В коллективных представлениях надвигающегося железного века он все более приобретает сотерические и внушающие страх черты бога-всадника германцев, сливаясь с образами скачущих верхом выходцев с того света, участников мистерий, родина которых Древний Египет, Сирия и Персия.

На протяжении нескольких столетий человек Запада будет испытывать восхищение и страх при виде князей войны, восседающих на крупных и сильных животных. Прежде он отдавал должное их изображениям в языческих захоронениях на вересковых пустошах Севера. Теперь – возносит их на алтарь, превратив в св. Георгия и св. Мартина. Юный и наивный Парцифаль, заслышав из глубины дремучего леса звон рыцарского оружия, на первых порах полагает, что все это бесовское наваждение. Но затем, увидев воинов-всадников во всем их великолепии и могуществе, проникается уверенностью, что перед ним ангелы, посланные самим господом. Он падает ниц. Парцифаль обожествляет их и в то же время постигает свою собственную сокровенную сущность и призвание, перевернувшеевсю его жизнь».

Знатные люди обретали свой статус по праву рождения, но его следовало постоянно поддерживать силой оружия. Человек слыл благородным, если имел знатных родителей, знатных дедов и прадедов и так далее, до первого вооруженного всадника. И все же статус этот был довольно аморфным. Единственным необходимым критерием этого статуса являлась постоянная военная практика. Теоретически, знатные люди овладевали боевыми искусствами не ради собственной пользы, а для защиты других сословий и поддержания справедливости и порядка. Полагалось, что благородные обязаны защищать угнетенных, бороться с тиранами и способствовать распространению добродетелей, то есть решать задачи, которые были не по силам невежественным крестьянам.

Согласно концепции Кардини, рыцарь – это воин, обладающий авторитетом, который он снискал себе благодаря отличной воинской выучке и тому, что принадлежал к группе избранных. Конный воин символизировал героико-сакральные ценности, связанные прежде всего с победой над силами зла, а также с целым комплексом верований, относящихся к потустороннему миру, путешествию в царство мертвых и бессмертию души.

Продолжая разбирать сложный образ рыцаря, перейдем к такой его составляющей, как оружие.

Элементы сакральности, связанные с символикой меча, которые можно вычленить в германских источниках, следующие: его чудесное происхождение, чаще всего божественное – сам бог вручает его герою; меч имеет личностную характеристику, что подчеркивается наречением его именем собственным; меч «испытывает потребности», «выдвигает претензии», даже «навязывает свою волю», то есть самовыражается как своего рода личность; меч свят настолько, что на нем приносят присягу. Сигмунд, сын Вольсунга, получает по воле Одина меч, выхватив его без какого-либо усилия из Мирового древа, в ствол которого бог вогнал его по самую рукоять. Герой отказывается уступить его даже за целую меру золота, которая в три раза превосходит вес меча. С этим мечом он совершает великие подвиги.

Буквальное, или, если угодно, примитивно материалистическое, прочтение Священного Писания подкрепляло практику применения оружия, включив его в новую систему ценностей. Меч – символ силы, справедливости, отмщения. Разве Иисус не сказал, что не мир, но меч принес он на землю? У кого нет меча, пусть продаст плащ свой и купит меч? Не призывал ли св. Павел взять в руки меч Господень, то есть слово Господне? Не сказано ли в «Откровении от Иоанна» об обоюдоостром мече, исходящем из уст восседающего на белом коне и ведущего за собой рать ангельскую? Возражать, что аллегорический смысл всех этих призывов содержит отрицание применения оружия в земном царстве, бесполезно.

Особое значение имело христианское освящение оружия. Оно соответствовало двум взаимодополняющим целям: во-первых, ввести в круг христианской культуры, так сказать, «окрестить» древний священный обычай; во-вторых, изгнать во имя Христа дьявольские силы, гнездящиеся в оружии, очистить от них последнее прибежище старых языческих богов.

Вспомним великолепный пример оружия – хранилища святыни. В рукоять своего меча-спаты Дюрандаль Роланд вделал: кровь св. Василия, нетленный зуб св. Петра, власы Дионисия, божия человека, обрывок ризы Приснодевы Марии. В рукоять другого меча – гвоздь из распятия. Воин, присягнувший на подобной святыне и нарушивший данное слово, был уже не просто клятвопреступником. Он совершал святотатство.

Герда Вегенер. Роланд в Ронсевальском ущелье. 1917

Меч нарекали собственным именем: Дюрандаль Роланда, Жуаез Карла Великого, Экскалибур легендарного короля Артура. Рождение оружия окутано покровом тайны. Экскалибур, например, добыт из скалы, но чудесным образом исчезает, как только умирает король.