Прозрачный старик и слепая девушка - Ленский Владимир. Страница 20

— Вы все... одинаковы! — прошептал Пиндар, отступая от Эмери на шаг, как будто неожиданно увидел перед собой ядовитую змею. — Вам всем подавай только жрать да пить! Лязг посуды в буфетной — вот единственная музыка, способная тронуть ваши сердца!

Эмери вдруг представил себе, как звенит посуда в буфетной. Сколько разнообразных, звонких, певучих голосов, на миг сливающихся в согласном хоре и тотчас разбегающихся тысячами отдельных ручьев...

— Посуда — это целая симфония, — проговорил Эмери вполне доброжелательным тоном.

Он имел в виду именно то, что сказал, но Пиндар швырнул рапиру ему под ноги, повернулся и побежал прочь. В ответ на оклик он лишь показал кулак, но не остановился и даже не обернулся.

Эмери опустил рапиру и задумчиво поглядел ему вслед. Затем перевел взгляд на ряды зрителей.

— Кто-нибудь заменит Пиндара? — крикнул он. — Выручайте, братцы, нужен противник!

Несколько студентов засмеялись, и тут Элизахар, чуть сжав пальцы Фейнне, отпустил руку госпожи и встал.

— Я попробую, если позволите, — сказал он.

Эмери удивленно поднял брови. Он знал, что удивляться не следует, что нужно принимать все происходящее как должное, с невозмутимым видом, — и ждать, как отреагируют другие. Но — не получилось. Вот уже второй раз Элизахар позволяет себе выйти из тени, где ему полагается находиться, и действовать самостоятельно, от своего имени.

Спор об искусстве в кабачке — в конце концов, это еще куда ни шло. Вечер, занятия окончены, все расслабились и отдыхают за кружкой пива... Но высунуться во время урока? Чего он добивается?

Фейнне тоже встала.

— Прошу вас, — обратилась она к Эмери, безошибочно обратив в его сторону прекрасное незрячее лицо.

Против такого Эмери не устоял. Он отсалютовал Элизахару и приготовился.

Элизахар поднял рапиру, брошенную Пиндаром, быстро осмотрел ее, отсалютовал сопернику и проверил несколько приемов. Эмери ответил безупречно. Они остановились, чтобы сделать паузу и присмотреться друг к другу более внимательно.

— Вы неплохо тренированы, — одобрительно заметил Элизахар.

— Знаю. Но таланта мне не хватает. Дерусь без огонька, — отозвался Эмери.

Элизахар смотрел на него пристально.

— Не согласен, — ответил он. — Таланта у вас предостаточно. Вы чувствуете ритм.

— Послушайте, — не выдержал Эмери, — кто вы такой? Почему лезете во все? Задаете вопросы, выносите суждения?

— А почему бы и нет? — возразил Элизахар. — Что же, по-вашему, у простого солдата не может быть собственного мнения? Мы ведь не в армии!

— Ну да, — вяло согласился Эмери. — Мы в Академии. Здесь у всех есть собственное мнение по любому поводу. И всякий норовит сделать его достоянием общественности. Здесь все мыслители, кроме... — Он запнулся.

— Кроме?.. — подтолкнул его Элизахар.

— Ну, кроме стряпухи, садовника и привратника, — нехотя завершил фразу Эмери.

Ему вдруг стало неловко, но, подняв взгляд на Элизахара, юноша увидел, что тот улыбается.

— Ладно, убедили, — сказал телохранитель. — Отныне буду нем как рыба.

— Нет, я не то хотел сказать... — Эмери вздохнул. — Давайте продолжим. Покажите, чему вас научили в армии.

Элизахар откровенно расхохотался:

— Нет уж! Здесь такое не пройдет!

— Почему?

— Будем сражаться по правилам, ладно? Изящно. Финтики, вольтики. Чтобы приятно было посмотреть со стороны. А то ведь в армии совершенно не так. Все просто норовят друг друга зарезать. Грубо и неэстетично. — Он чуть понизил голос: — Если хотите, дружище, я покажу вам это... потом, после занятий. И так, чтобы никто не видел. А то ваш ректор заподозрит во мне бывшего наемного убийцу и выгонит с позором.

— Но ведь вы не...

— Не наемный убийца, — заключил Элизахар. — Нет.

Он оказался на удивление хорошим партнером. Внимательным, доброжелательным. Ни одна ошибка Эмери не осталась незамеченной и неисправленной. Несколько раз Элизахар опускал рапиру и предлагал начать сначала. К концу занятия Эмери крепко пожал ему руку.

— У вас появился друг, — сказал он. И добавил, не удержавшись: — Даже двое.

— А кто второй? — спросил Элизахар.

— Много будете знать, скоро состаритесь, — объявил юноша и поскорее ушел, оставив Элизахара улыбаться.

— Какой он? — спросила Фейнне, когда телохранитель вернулся к ней на скамейку для зрителей.

Девушка чуть расширила ноздри: от Элизахара резко пахло потом. Заметив это, он быстро отодвинулся.

— Эмери? Мне показалось — очень неплохой.

— А как он сражается? — продолжала спрашивать девушка.

— Старательно.

Он залез в холщовую сумку, наподобие тех, которые приспосабливают под свои нужды попрошайки, только чистую и новую, и вытащил связанные в книжку восковые таблички, на которых записывал расписание занятий.

— Сейчас — перерыв, а через пару часов будет теоретический курс оптики.

Фейнне потянулась.

— Мне нравится оптика. Хотя вряд ли я сама смогу летать.

— Я бы не был в этом так уверен, — отозвался Элизахар. Он обтер лицо рукавом и вздохнул.

— Слепые не летают, — повторила Фейнне. — Чтобы летать, нужно видеть лучи.

— Или чувствовать их. Если бы вы захотели, я мог бы научить вас и фехтованию. Противника совершенно не обязательно воспринимать зрением.

— Вы позволите? — прозвучал голос Эмери.

Элизахар повернулся к нему и чуть шевельнул бровью, указывая на Фейнне.

— Меня зовут Эмери, — добавил молодой человек.

— Давайте пройдемся по саду, — предложила Фейнне. Она встала, взяла Элизахара за руку и добавила: — Может быть, ты и прав. Например, красоту этого сада я ощущаю, хоть и не могу ее видеть.

— Красота вещественна, — сказал Эмери. — Она длится и за пределами зрительного восприятия. Точно так же, как глухой может воспринимать музыку, если только он остаточно чуток к вибрациям воздуха.

Фейнне наморщила нос.

— Вы были вчера в кабачке? — обратилась она к Эмери.

Сад обступал их теперь со всех сторон. Эмери закрыл глаза, пытаясь представить себе, каким предстает буйная роскошь этого сада слепой девушке, и разнообразие пряных запахов на миг оглушило его.

— Госпожа Фейнне спросила вас, были ли вы вчера в кабачке, — тихонько напомнил Элизахар.

Эмери открыл глаза.

— Простите, я... замечтался. Да, был, конечно.

— И видели этого... исчезающего человека? — продолжала допытываться девушка. — Прозрачного?

— Видел...

Фейнне остановилась, подставила лицо взгляду Эмери.

— Элизахар встречает его уже второй раз, — сказала она. — Вот что странно. Только никому не рассказывайте, а то будут смеяться.

— Почему? — удивился Эмери. — Прозрачный человек — это таинственно и интересно. Весьма романтично. Здесь все приходят в неописуемый восторг от подобных вещей.

— Да, но не в тех случаях, когда волшебные призраки являются телохранителям, — вмешался Элизахар.

— Возможно, это имеет какое-то отношение к вашей работе, — сказал ему Эмери.

— Вот и вы насмешничаете, — заметил Элизахар.

Эмери хотел было возразить, но прикусил губу, вовремя сообразив, что Элизахар, кажется, прав.

— Ну, может быть, и насмешничаю, — сознался Эмери. — Но самую малость. И без всякой злобы.

Элизахар хмыкнул. Эмери вдруг подумал, что телохранитель — человек довольно смешливый.

— Ладно, смейтесь, — сдался Элизахар. — Если вы действительно друг, то... потешайтесь себе на здоровье.

— Вы расскажете, как видели призрак впервые? — спросил Эмери.

Фейнне остановилась, пробегая невесомыми пальцами по тяжелому цветку, качавшемуся на самом кончике длинной ветки.

— Какого он цвета? — спросила она.

— Светло-лилового, — ответил Эмери.

— На что это похоже?

Эмери задумался.

Фейнне коснулась плечом его плеча.

— Я не вижу от рождения. Не смущайтесь, выдумывайте самые невероятные объяснения и описания. Чем более они странные, тем они понятнее.

— Светло-лиловый похож на музыку флейты, — сказал Эмери. — Отдаленной флейты. Даже не пастушеской, а армейской, под которую маршируют. Но только чтобы она непременно чуть-чуть фальшивила. Знаете, такое неопределенное, слегка размазанное звучание.