Заговор (СИ) - Старый Денис. Страница 20

— Я готов биться за честь своей супруги, любезная Татьяна Васильевна, как и за вашу честь, только у вас есть достойнейший защитник, в лице вас, Николай Борисович, — продолжался пустой треп.

— И будьте уверены, что за свою супругу я буду биться с любым господином, даже с вами, — усмехнулся Юсупов.

На том приветственное общение и закончилось. Хозяева встречали гостей у порога своего дома, и уже стала выстраиваться очередь из приглашенных, которые так же стремились поупражняться в красноречии.

— Угодник, — сказала Катя, как только мы отошли от хозяев приема. — На племянницу Потемкина засматриваешься? На ней можно было уже жениться из-за наследства.

— Ой, — сказал я, реагируя на то, что жена ущипнула меня за локоть.

Дворец Юсуповых не многим уступал убранству императорским, может даже в чем-то и превосходил. Несколько перебор с золотом, как по мне. Это было барокко во всей своей красе, с пышной лепниной, обилием золота и изящной мебели на тонких кривых ножках. Свечей было столько много, что только они обошлись хозяевам в рублей пятьсот, не меньше. Ну да Юсуповы — одно из богатейших семейств России, может и самое богатое, учитывая баснословное наследство племянницы Григория Потемкина, нынче жены Николая Борисовича.

Мы пошли по кругу приемной залы, как это и делают вновь пришедшие на прием. Прийти на прием чуть позже иных — это так же своего рода местничество, показатель статусности. И мы выдержали паузу, точно не прибыли первыми, даже не вторыми.

А теперь нужно сделать проходку, показать себя, увидеть других. Кому-то нужно просто кивнуть и улыбнуться, с иным перемолвится фразами, лучше на французском и про красоту дам. В сторонке стояли незамужние девушки, которые ждали своего часа, нет минуты, чтобы хоть кто-то на них посмотрел. Ну а если найдется для условной Наташи Ростовой свой условный Андрей Болконский, разговоров у девиц после приема-бала будет еще на полгода, с обсуждением каждого шага, каждого взгляда.

Это был бал, но так не назывался уже по той причине, что император не особо жаловал бальные мероприятия. Так что назови бал приемом и все — танцуй, делай не все, что хочется, но многое.

— Господин обер-гофмаршал! — Николая Петровича Шереметева не я нашел, он меня сам выискал среди множества приглашенных. — Хотел вас поприветствовать. Ходили в свете слухи, что мы в некоей соре? Я так не считаю. Пожмем друг другу руку, чтобы все разочарованно выдохнули?

И я пожал, но насторожился. На воре и шапка горит. И тут я не дую на воду, не выискиваю проблемы, которые сами способны меня настигнуть. Так уж заведено, что именно на таких приемах и происходят бои тех самых пауков, которые в банке не могут найти места, ну или кусаются змеи. Есть гадюки, яд которых опасен, но привычен для наших мест, есть ужики, которые могут шипеть, но вызывают только умиление. Однако попадаются и экзотические змеи, яд которых опасен более всего.

— Ты напряжен и уже дважды резко меня одергивал и оттаскивал в сторону. Что происходит? — спросила Катя, когда я в очередной раз изменил вектор нашего движения.

— Возможен скандал, душа моя. Обрати внимание на господина, который нынче подошел к третьей колоне от окна справа от нас, — сказал я, а Катя прикрылась веером и, словно заправская шпионка, невзначай, посмотрела в том направлении, куда я указал.

— И что он? — серьезным и решительным тоном спросила жена. — Это… Балашов? [Александр Дмитриевич Балашов в реальной истории был одним из ярых противников Сперанского, писал на него доносы, всячески вредил, вступил в сговор с иными недоброжелателями прототипа героя и смог выдворить Сперанского в ссылку]

— Он явно ищет встречи с нами, скорее со мной. Он же не из высшего света? Значит пришел сюда по протекции кого-то, — начал я озвучивать вводные, но Катя догадалась, к чему я веду.

— Вообще он нынче считается, как ты говоришь, перспективным в Сенате. Но ты его считаешь?.. Бретер? Тут? Ты дуешь на воду, уже везде видишь опасность. Я мало чего знаю о Балашове, но он просто тебя недолюбливает, есть за что, ведь ты, скорее всего, уже не раз показывал ему свою спину, когда опережал в росте чинов. Ты успешен, он же, если я правильно вспомнила, то занимается изучением законов. Видишь, как и ты, он законотворец, — любимая покачала в отрицании головой. — Нет, такой не будет вызывать тебя на дуэль… Хотя… Он точно дрался и не раз, ходили слухи о его скверном характере.

Видеть тренированного человека я научился еще в прошлой жизни. Часто агентов выдает именно то, что они спортивны, плавно двигаются и умеют постоянно смотреть внимательным взглядом. С виду посмотришь на человека — заморыш, серая мышь, сливающаяся с толпой, одетый в свободную одежду, но плечи, шея, скулы, походка, движение рук — это все может выделять из массы подготовленного агента. Этот был таковым. Ну а то, что некий Балашов мог завидовать мне, такому успешному, факт. Зависть часто людям застит глаза и поражает голову.

— Но ты же не будешь бегать от него? — несколько разочарованно спросила Катя.

Она, что, включила глупышку, которой обидно, что мальчики не хотят за нее друг другу морды бить? Понимает, что вероятная ссора — это возможность для меня погибнуть? Романтики захотелось? Только сейчас все реально и не своевременно. У меня планов на еще одну ссору точно не было.

— Нет, я тебя не обвиняю, просто невозможно же бегать от какого-то франта. И уйти с приема нельзя, — поспешила объясниться Катя.

Вот только поздно, во мне уже проснулся тот самый мужик, который должен доказать своей даме сердца, что не трус. Признаться, я больше хотел бы придерживаться правила находиться от проблем подальше, но это головой, а вот сердцем я уже не мог никуда уходить.

— Любимая, я должен спросить господина, зачем он нас преследует, — сказал я и направился к раздражителю.

Темноволосый, с выразительным носом, не так, чтобы и молодой человек, тридцать лет ему на вид точно можно было дать, Балашов «сверлил» своим взглядом во мне «дыру». Я припоминал, что где-то видел этого господина. Вот только где? Сенат? Весьма возможно. Все же мне нужно лучше ориентироваться в обществе. Приду домой, сразу же потребую урок от Кати. Вот как она может столь много знать о светском обществе, если мы не так, чтобы часто куда-то ходим?

— О, пожаловал сам великий Сперанский! — провозгласил Балашов в полный голос, привлекая внимание к нам. — Покоритель и устроитель законов, воин, но больше хитрец, чем боец.

— Не смейте паясничать. Скажите, почему вы преследуете меня? — сказал я, как можно тише, почти переходя на шепот.

Тщетно. Такие ситуации в обществе даже не слышат, не видят, их чувствуют. Можно было только встретится взглядами и то бы уже гости Юсупова обратили на нас с Балашовым внимание. Подошла чуть ближе и Катя. Ее напрямую сейчас касается то, что происходит. Глупышка… Нам лучше было все же уйти.

— Паяц? Вы в своем отражении его увидели? Я отстаиваю честь дамы и высказываю вам обвинения… Мария фон Хехель! — Балашов осмотрелся вокруг, как бы сообщая всем присутствующим. — Мы обесчестили ее! Напоили зеленой водкой, и возлегли с ней. Она не праздна. Что делать станете, господин любимчик Фортуны?

— Вы лжете! — жестко сказал я, понимая, что дуэли не избежать.

Сука! Она все же добралась до меня, вернее урод австрийский Тугут через нее. Убью Тугута… Хотелось начать объяснятся с Катей, рассказать ей о шпионке, что она, да, хотела меня дискредитировать, но я не позволил. Посмеяться над тем, как Хехель оприходовал Платов. Но это эмоции, сейчас нужно сконцентрироваться на ином.

— Как смеете вы обвинять меня во лжи? Она, Мария фон Хехель, здесь, в Петербурге, но вы отказываетесь с ней встретится, — Балашов посмотрел на Катю. — Екатерина Андреевна, я прошу прощения, что ударил вас в самое сердце…

Катя не дала ему договорить.

— В сердце вас, Александр Дмитриевич, должна ударить пуля, если смеете обвинять в высшем обществе моего супруга… — вскипела Катя. — Та особа, о которой вы говорите, где она?