Ромовый пунш - Леонард Элмор Джон "Голландец". Страница 42

— Доставай, — приказал Орделл.

Луис взял «Беретту» и сунул её за пояс брюк, тут же прикрыв пистолет сверху краем рубашки, надетой навыпуск.

— И вот эту крутую пушку с наворотами тоже, — продолжал Орделл. — Наш Верзила большой охотник до такой крутизны.

Засунув пистолет между листами газеты, Луис взял в руки сверток и, закрыв багажник, направился вслед за Орделлом к задней дверце фургона, когда тот вдруг снова обернулся к нему.

— Ну и как тебя Симона оттрахала?

Спросил как бы между прочим, криво усмехаясь, и Луис догадался, что Орделлу с самого начала не терпелось задать ему этот вопрос.

— Она устроила целый концерт, — сказал Луис.

— Да уж, это она умеет.

— Исполнила «Любовь Бэби». И танцевала при этом.

— Это называется хореография, — сказал Орделл. — Ну чем не «Сьюпримз», а?

— Вообще-то и для «Сьюпримз» место нашлось. Она поставила пластинку.

— Я имею в виду то, как она движется.

— Следующим номером было «Остановись! Во имя любви».

— "Прежде, чем ты разобьешь мне сердце", — прокомментировал Орделл.

— Потом была очередь Глэдис Найт.

— Вместе с «Пипс» или без них? У неё раз на раз не приходится.

— Вместе с «Пипс».

— А Сайриту Райт она представляла?

— Не знаю. Кое-что из её репертуара я раньше никогда не слышал.

— Сайрита одно время была замужем за Стиви Уандером.

— Она превзошла сама себя, — продолжал Луис. — В том смысле, что танцевала она чересчур старательно.

— А потрахаться она тебе не предлагала?

— Она хотела, чтобы я пришел к ней в комнату.

— Вот как?

— Сказала, что она устала танцевать, и теперь ей надо почесать спинку.

— Ей ещё очень нравятся, когда ей чешут пятки.

— А я ответил, что тоже устал и что у меня к тому же разболелась голова.

— Да?

— Представляешь, я просыпаюсь среди ночи, а Симона лежит в постели вместе со мной. И ещё спрашивает: «Ну как твоя голова? Не болит больше?»

— Так ты трахнул её или нет? — не выдержал Орделл.

Задняя дверь фургона приоткрылась, и оттуда показалась голова молодого негра в бандана.

— Слушай, Булка, чего мы здесь сидим? Мы едем или как?

— Сейчас-сейчас, — ответил Орделл. — Гляди сюда, — обратился он к Луису, открывая для него пошире дверь. В автофургоне сидели на корточках трое негров, вооруженные автоматами — скорее всего это были АК-47.

— Это Луис, — объявил им Орделл, — знаменитый грабитель банков из Детройта, тот самый, о котором я вам говорил — помните? Теперь, Луис, взгляни вот на этих двух балбесов. Это Вонючка и Героин. А вот этого нетерпеливого выскочку мы зовем Зулу. Меня они называют Булкой. Это сокращение от «Белой булки». Эй, вы там! А ну-ка пошевелите мозгами и придумайте имя для Луиса — для нашего человека, — приказал Орделл и захлопнул дверь фургона, а затем снова обернулся к Луису. — Они меня любят. И знаешь, почему? Потому что я из Детройта, а здесь это ценится выше любой рекомендации. Так что для этих мальчиков ты тоже будешь оттуда.

Мелани вышла из «Мерседеса». На ней были тесные короткие шортики, узкий топ, а через плечо был перекинут ремень, на котором висела потертая сумка-плетенка.

— Привет, Луис, — как бы между делом сказала она, избегая встречаться с ним взглядом, и оставаясь стоять рядом, сложив руки на груди, пока Орделл объяснял, что они с Луисом сядут в автофургон с его «шестерками», а она, Мелани, поедет за ними на «Тойоте» Луиса. И тогда Луис спросил, почему надо обязательно брать его машину. Орделл сказал, что на ней они возвратятся обратно. Как будто бы все объяснялось именно этим.

— Что ж, как скажешь, — только и нашелся, что сказать Луис.

Направляясь по Саутерн-Бульвар в сторону Локсахатчи, Орделл нарочито громко, по-видимому желая быть услышанным всеми, обсуждал вслух достоинства и недостатки своих «шестерок», то и дело называя их придурковатыми ублюдками и недоносками, и спрашивая, известно ли им, кто такие pistolocos? Так называли их коллег-"шестерок" в Колумбии. Поглядывая на своих подопечнрых в зеркало заднего обзора, Орделл назидательно вещал:

— Вот, например, в Медельине, столице мирового наркобизнеса, за убийство какого-нибудь правительственного чиновника вам заплатили бы два миллиона песо. В переводе на наши деньги это двести тысяч долларов. А ещё у них там есть basuco — делается из кокаина, но только кайф после него намного круче и балдеешь дольше. Короче, зверское зелье. Вот вы, козлы, небось уже размечтались сейчас: черт возьми, целых двести тысяч! Это такие деньжищи! Да за такие «бабки» можно запросто купить мамаше домик на побережье. Потом угрохать ещё одного бюрократа, и можно будет купить такую же крутую машину, как моя, и кучу всевозможных шмоток. Только знаете, что ожидало бы вас там, кроме торговцев наркотой и pictocolos? Хулиганье и бандюги всех мастей, постоянно устраивающие перестрелки между собой. К тому же так полно террористов — вы представляете себе, что я имею в виду, говоря о террористах? Они там везде, повсюду, и кроме них ещё «одноразовые» «шестерки»-смертники. Там все охотятся друг на друга. И знаете, сколько людей погибли в перестрелках или так или иначе умерли насильственной смертью только за один прошлый год и только в этом одном, отдельно взятом городе — Медельине? Более пяти тысяч, и в подавляющем большинстве случаев это были ваши ровесники, ребята, для которых настоящая жизнь ещё только-только начиналась. Все меня слышали? Это в десять раз больше, чем в Детройте за тот же период — а не мне вам рассказывать, что это за город. Так что видите, как вам повезло, что вы живете здесь, в США.

Луис изредка поглядывал через плечо на «шестерок» Орделла: трое здоровых парней сидели на полу фургона. Они были молчаливы и сосредоточенны, а в самом фургоне царил полумрак. Их можно было бы с легкостью принять за переселенцев, кочующих в поисках работы, если бы только не автоматы китайского производства, которые они сжимали в руках.

Орделл до сих пор ни словом ни обмолвился о цели этой утренней поездки, пока наконец, миновав по пути здания тюрьмы «Локсахатчи-Роуд» и проехав ещё несколько миль, он свернул с шоссе. Вдали темнели плантации сахарного тростника — полмиллиона акров отсюда и до Эверглейдс. Орделл взглянул в зеркало заднего обзора.

— Скоро будем на месте. Выезжаем на грунтовую дорогу... Да уж, добраться к нему не легко.

По обеим сторонам вдоль дороги, за прорытой вдоль неё сточной канавой, росли австралийские сосны. Еще несколько миль путешествия по ухабистой дороге, во время которого было слышно, как колотят о днище машины вылетавшие из-под колес автофургона комья земли и камешки, и вскоре далеко впереди, за деревьями показалось ранчо: аккуратный хозяйский дом из красного кирпича, амбар и загоны для скота, навес для техники с одной стороны, и сарай, собранный из гофрированного железа по другую сторону от дома. Луис старался держаться покрепче на своем сидении, в то время, как Орделл выруливал к ранчо, и фургон бросало на ухабах из стороны в сторону.

— Осторожный, черт. — Он снова взглянул в зеркало. — Теперь всем внимание. Глядеть, куда едем. Переезжаем через мост, и мы на его земле.

Автофургон прогрохотал по доскам, перекинутым через канаву, и Орделл снова взглянул назад.

— Видите вон ту большую железную хижину? Там он и держит все свои пушки и тому подобное военное барахло. У него на джипе установлен М-60. Его тоже нужно будет оторвать оттуда. Еще ручные гранаты. У него есть также несколько уже заряденных противтанковых гранотаметов, снабженных подробной инструкцией, как стрелять, и как затем избавиться от ставшего ненужным приспособления. Это оружие разового применения. Например, какой-нибудь государственный муж разъезжает в своем роскошном авто где-нибудь в Медельине — бам, и его нет.

Думаю, он там будет один, — продолжал Орделл. — Его жене надоело ходить здесь дозором и смахивать пыль с его пушек и прочего хлама. Она ушла от него. — Однако, выехав на подъездную дорожку, помыпанную гравием, он тут же возразил сам себе. — Нет, похоже, как раз сегодня утром наш общий приятель принимает гостей. Мотоциклы...