Агония - Леонов Николай Иванович. Страница 36

А если не так все? Если Корней проверяет и обе записки от него идут? Тот же Митрий, который про Костю знает, и шепнул Корню? Проверяют Дашу Паненку: пойдет в Пассаж — значит, амба. Сходке девчонку выдадут, позабавятся досыта и в ножи.

Даша в который раз уже прошла мимо Пассажа, поглядывая украдкой на людской водоворот у входа. Казалось, главная задача каждого не столько пройти, сколько толкнуть соседа, доказывая, что здесь он единственный и главный, все для него, остальные затесались сюда по случаю и незаконно. Солидная публика Пассаж обходила стороной, поднималась по Петровке к Столешникову, где встречают улыбчивые приказчики, даже сами хозяева, двери — стеклянные до голубой прозрачности, колокольчики — с голосами услужливыми.

Даша боялась, оглядывалась, проверяла, чисто ли за ней, хотя отлично понимала, что слежку Корнея ей в жизни не засечь. А Костя, если он ждет, видеть ее не может, так как он там, за вертящейся толпой.

Было уже пятнадцать минут седьмого, когда Даша совсем уже решилась войти, но ноги сами пронесли мимо. Неожиданно лихач на дутиках не справился с норовистым рысаком, тот, хрипя, пошел боком, пролетка с поднятым верхом наехала колесом на тротуар, толпа взвизгнула и шарахнулась. Даша хотела отпрянуть вместе со всеми, но кто-то сзади подсадил ее в пролетку, сильная рука рванула девушку внутрь, Даша упала на пыльное сиденье. Рысак выровнял ход, опустил голову и рванулся. Даша хотела крикнуть, но сухие крепкие губы перехватили звук, припечатали к ее губам. Когда Костя Воронцов чуть ослабил объятия, Даша вяло ударила его по лицу и зарыдала.

Пролетка куда-то летела, Даша плакала уже беззвучно, Костя обнимал ее, ласково поглаживая по плечу, и молчал. Все кончается, и слезы тоже. Даша взглянула на Костю, его крутой лоб, нос торчком в конопушках, пухлые, не мужские губы и спокойный задумчивый взгляд неожиданно разозлили девушку. И этот парнишка собирается тягаться с Корнеем, Сипатым и всей деловой публикой, записочки шлет, каких-то неизвестных ей подсылает!

— От нервов у меня, начальник, — нараспев сказала она. — Чувствительная я, как вспомню отца с матерью и всю свою кошмарную жизнь, неуютно становится. У тебя, начальник, случаем, выпить не найдется? — она хотела вывести Костю из себя, заставить оскалиться. Простота и душевность — показуха, манок для малолеток. Волк он, как и Корней с Сипатым, только из другой стаи, рядится, комедию ломает.

Костя достал из кармана плоскую фляжку, отвинтил крышку, предупредил:

— Осторожней, Даша, спирт, — подтолкнул кучера в спину. — Витек, у тебя вроде бы яблоко было.

Витек вытащил из кармана яблоко и, не оборачиваясь, бросил в пролетку. Костя ловко поймал, обтер ладонью, кивнул.

— Со свиданьицем, Даша.

Она крупно хлебнула, выдохнула привычно, хрустнула яблоком.

— А ты? — спросила, увидев, что Костя фляжку прячет.

— Нельзя мне, — он достал часы.

— А ты, милок, никак опаздываешь? — Даша взглянула кокетливо.

— К батюшке на вечернюю службу, — ответил Костя; — А тебя, Даша, я сейчас к хорошему человеку отвезу.

Даша откинулась на сиденье, рассмеялась. Костя не обратил внимания, думал о том, как-то встретятся Анна Шульц и Даша? Идея отвезти Паненку на квартиру к Мелентьеву принадлежала Косте. Одна дамочка поселилась, значит, и для второй место найдется, рассудил он. Субинспектор лишь плечами пожал, он не ночевал дома с момента переселения туда Анны, и ему было безразлично, кто еще разместится в его фамильной квартире.

Пролетка давно свернула с Петровки и тряслась по булыжникам узких переулков.

— Я арестованная, начальник? — спросила Даша. Костя взглянул на девушку, вспомнил ее смех, почувствовал неладное.

— Никто тебя не арестовывал, — ответил он. — А ты по совести-то как, свободная?

Даша выпрямилась, швырнула на мостовую надкусанное яблоко, затем откинулась вновь на сиденье и спросила нараспев:

— А вы, начальники, сход у Сильвестра никак брать собрались?

— Решаем, — слукавил Костя.

— А, ну-ну, решайте, — Даша притворно зевнула. — Умные вы, просто до ужаса. А Корней — простой-простой, как кадет-первогодок.

— Место сменили? — Костя взял Дашу за руку.

— Обязательно, — ответила Даша, растягивая гласные.

— Где, Даша, где? — Костя взглянул на часы, решая, успеют ли они перевезти людей.

— А ты куда меня везешь, начальник? — Даша взглянула кокетливо. Она не могла решить, что же ей делать дальше.

— Катаемся, Даша, — Костя решил не торопиться, дать девушке освоиться. — А начальник я давно, Костей меня зовут, будь ласкова. Что изменилось с нашей последней встречи?

— Будто знал, что я Паненка?

— Вчера узнал, — признался Костя, вздохнул.

— Доложил?

— Доложил, — Костя кивнул, — Дисциплина, Даша.

— А я воли хочу, — Даша осеклась и спросила: — Это как же ты отца Митрия перевернул? Ссучился на старости лет монах, решил грехи замаливать?

— Никак я этого слова понять не могу. Собака животное преданное, фантазии у людей ни на грош. Змеей бы звали, скорпионом либо другой тварью. А то собачьей матерью... Отважная и преданная животина...

— Философ, — Даше захотелось сделать ему больно, — тебе своего парня-то не жалко? Как же ты

Николая Сынка под нож-то засунул? Сам бы пошел, раз ты такой принципиальный...

— У нас, когда надо, каждый пойдет.

— Куда?

— На собрание, которое Корней с Сипатым сейчас собирают.

— Шутник ты. Костя. — Даша искренне рассмеялась, — С твоим мандатом тебя до первого ножа пропустят.

— Ты проведешь.

— Я? Полагаешь, коготок увяз — всей птичке пропасть? Я так сильно взбеленилась на них, сказала тебе, дура. Так ведь ты и сам знал, коли Митрий-то...

— Я о смене места не знал, — перебил Костя. — Спасибо, что предупредила.

— Я нового места не знаю, — Даша дернула плечиком.

— Знаешь, и меня проведешь, иначе я сейчас сообщу начальству, и мы без тебя узнаем, где и когда. Тогда облава... — говорил быстро Костя, сам думал, где узнать и как связаться с Сурминым? Главное, в любом случае уже не успеть, надо идти одному, и он продолжал: — Лучше, если ты меня одного проведешь.

— Вот так? — Даша откинулась, оглядела Костю, гимнастерку с орденом, фуражку, неприкрыто милицейскую внешность.

— А чего рядиться? Меня и в личность многие знают, — Костя сжал Даше ладони и продолжал решительно: — Ты слушай, не встревай. Мы же такого случая упустить не можем — ясно. Либо облава, либо ты проведешь меня одного. Во время облавы побьем людей с обеих сторон.

“Ну и давай! — хотела крикнуть Даша. — Пулями и огнем выбейте, выжгите”.

Она лишь вздохнула, не ответила.

— Людей жалко, я решил идти один, проведешь меня ты. Ни одного человека в засадах не будет, разойдутся, как пришли. Ты мне веришь? Я слово тебе даю, Даша.

Она поверила, но не поняла. С кем и о чем говорить? И если не будет охраны, то его жизнь плевка не стоит. Так и сказала.

— Жизнь, Даша, любая много стоит, и моя не меньше многих иных. За себя не бойся, я объясню, что ежели бы ты меня не провела, то готовилась бы облава. Ты многим жизнь спасешь, а люди те ее уважают.

— Я и не боюсь! — Даша вскинула голову, взглянула, как могла, гордо, но холодок подполз к сердцу и не исчезал. Знала Даша о благодарности деловых людей: “Привела, и амба, остальное — цветочки-лютики. Я бы прорвался, а на остальных — с высокой колокольни”.

— Пушку дай, — Даша протянула руку. — Люди договорились без оружия приходить.

Костя вынул пистолет, погладил любовно, толкнул кучера в спину.

— Возьми, Витек, береги. Именное, дороже ордена.

Кучер кивнул, взял пистолет, спрятал за пазуху.

— К Павелецкому вокзалу, — сказала Даша, и всю долгую дорогу молодые люди молчали.

У вокзала они вышли, кучер придержал рысака, взглянул на Воронцова, хотел что-то сказать, но Костя опередил:

— Двигай! — он махнул рукой. — Пистолет Мелентьеву отдай.

Пролетка рванулась. Даша долго смотрела ей вслед, затем повернулась к Косте.